Анатолий Чехов - Кара-курт
— Много людей потеряли, товарищи командиры, — сказал Ястребилов. — Как же так? Проводник у вас сбежал, главаря упустили?..
«Да он что, смеется, что ли? — с удивлением и злостью подумал Андрей. — Не может же быть, чтобы полковник Артамонов не поставил его в известность? А почему не может? Вполне может быть...»
— Извините, товарищ капитан, — как можно спокойнее ответил Самохин. — Но у нас тут был тяжелый бой. Отряд конвоировал группу бандитов, которых Аббас-Кули оставил в виде заслона у Дождь-ямы. Мы вынуждены были идти с такой обузой на помощь капитану Рыжакову. У нас раненые, кони без воды выбились из сил. Поэтому мы и не преследовали главаря...
— Не преследовали, проводника упустили, — сказал Ястребилов. — Ну что ж, за исход операции отвечать вам с Рыжаковым...
Ястребилов отошел в сторону, распорядился, чтоб напоили свежей водой раненых. Самохин, чувствуя головокружение и сухость во рту, снова опустился на кошму.
Раненым была оказана помощь. Байрамов уложил в сумку оставшиеся бинты, йод, блестящие никелированные инструменты в стерилизаторах, занялся, на первый взгляд, не совсем понятным делом.
Дожидаясь погрузки раненых в самолет (в это время летчик Сорокин что-то проверял в моторе), Байрамов пошел вдоль склона бархана, захватив с собой плотный холщовый мешок и длинную, раздвоенную на конце палку. Вот он перевалил через гребень бархана, быстро прижал что-то палкой на песке, спустя секунду поднял за голову толстую серую змею, повисшую в руке безжизненной плетью. Ловким движением подставил снизу раскрытый мешок, опустил туда свою добычу. Вздох удивления и даже восхищения вырвался из груди тех, кто наблюдал эту картину.
— Зачем вы их ловите, товарищ военврач? — испуганно крикнул Белоусов. — Выползет ведь, беды не миновать.
— Как выползет? — возразил Байрамов. — Кто ж будет смерть на волю выпускать! Покрепче завяжу и не выползет.
— А зачем они вам?
— Лекарство делать от укусов, сыворотку. Из яда кобры — антикобрин, из яды гюрзы — антигюрзин. Одна пойманная змея двести человек может спасти. Даже от каракурта, самого ядовитого на земле паука, противоядие есть, если вовремя укол сделать...
— А у нас гадюка укусит — водкой поят, — простодушно заметил Белоусов.
— Непросвещенные, действительно, вводят алкоголь, накладывают жгуты, прижигают ранки укуса, — согласился Байрамов, — только все это мало помогает. Нужна сыворотка. Для Средней Азии нужно очень много сыворотки, вот я их и ловлю.
— Галиев, Белоусов, — едва дождавшись, когда Сорокин закончит возню с мотором, скомандовал капитан Ястребилов, — грузите в самолет трофейные хурджуны!
Самохин остановил его:
— Я бы на вашем месте распорядился погрузить в самолет сначала раненых.
— Согласен, Андрей Петрович, но насчет этих хурджунов имею специальные указания.
Галиев и Белоусов уже тащили к самолету тяжелые хурджуны с деньгами, когда за гребнями барханов послышался отдаленный треск мотоцикла.
Услышал мотоцикл и Ястребилов. Поднявшись на возвышенность, он вскинул к глазам бинокль, с минуту всматривался в нырявшую между барханами, быстро приближающуюся точку. Мотоцикл скрылся в низинке, несколько минут оттуда доносился его приглушенный стрекот, затем Артамонов с Варене´й вынырнули из-за склона, подкатили к стану пограничников.
Ястребилов тут же узнал в поднявшем очки на лоб, запыленном водителе начальника отряда. Ничем не выразив своего удивления, капитан подал команду «Смирно» и ровным чеканным голосом доложил:
— Товарищ полковник, отряд вверенной мне Отдельной Дауганской комендатуры возвращается с задания. Банда частично ликвидирована, частично разогнана по пустыне, деньги изъяты...
— Вольно, — устало сказал Артамонов. — Все это, дорогой Авенир Аркадьевич, я уже знаю. Смотрите сюда вот и сюда, — он показал на старые следы своего мотоцикла в песке.
На сыпучке трудно было различить следы колес, Ястребилов почувствовал себя уязвленным.
— Я считал своим долгом, товарищ полковник...
— Ладно, капитан... Это вы распорядились в самолет деньги грузить?
— Так точно, товарищ полковник, имею на то специальное указание.
Артамонов так на него посмотрел, что капитан молча пожал плечами: дескать, вы старший, вам и отвечать.
Полковник поздоровался с Махмудом Байрамовым, подошел к безжизненно лежавшему с закрытыми глазами Рыжакову, не стал его беспокоить, повернулся к Самохину:
— Как себя чувствуешь, Андрей Петрович?
— До машин в седле продержусь.
— А что скажет медицина? — спросил полковник Байрамова.
— Капитана Рыжакова надо немедленно вывозить самолетом, — ответил Байрамов, — старшего политрука Самохина — тоже. Боюсь, с такой потерей крови он не выдержит жару. Поскольку в самолете всем места не хватит, сам я остаюсь. На аэродроме будут встречать врачи и медсестры из госпиталя...
— Андрей Петрович, если можешь, поедем с нами в носилках, — сказал полковник, — ничего не поделаешь: в самолете, и правда, всем места не хватит. — И Андрей понял, что он нужен полковнику здесь. — Вам, Махмуд Байрамович, — продолжал Артамонов, — и вам тоже, товарищ капитан, придется остаться с нами. Деньги везем на машинах. Подавайте команду готовиться к переходу. Переводчик!
— Ось де я, товарищ полковник!
— На коня не прицеливайся, поедешь на мотоцикле у меня за спиной, как черт у кузнеца Вакулы.
— Якый черт, такый и Вакула, — проворчал Вареня´, но от дальнейших комментариев воздержался.
Полковник, не обратив внимания на его реплику, развернул карту:
— К утру мы должны прибыть вот в этот квадрат. Машины будут здесь. Дальше они не пройдут. Сюда и то придется пробиваться через сыпучку. Но там нас будут ждать хлопцы со свежими силами.
Со своего места Андрей видел, как, разбежавшись по такыру, самолет тяжело поднялся в воздух, увозя из жгучих песков тяжелораненых. Спустя полчаса отряд тронулся в обратный нелегкий путь.
Самохин отказался лечь в носилки. Сооруженные из плащ-палаток и толстой кошмы, привязанной к палкам от кибиток, они так и притягивали к себе, но Андрей решил быть в седле до конца, пока силы не оставят его. Носилки, в которых транспортировали двух других раненых, привязанные между двумя лошадьми, то шли ровно, то перекашивались, то их начинало кренить на один бок, если лошади шли одна выше другой по склону бархана. Иногда ноги раненого оказывались выше головы. Но как бы ни плохо лежать в носилках, в седле оставаться было неизмеримо труднее. И все-таки Андрей не хотел сдаваться, он знал: настанет время, когда такой же стойкости придется потребовать от любого своего подчиненного. Ему казалось, стоит свалиться, подниматься с госпитальной койки будет трудно. Андрей уже приспособился переносить в седле марш по пескам, но этот переход, длившийся от захода солнца и до рассвета, показался ему самым долгим и самым мучительным из всех, что приходилось испытывать в жизни. То и дело он погружался в тяжелую дрему, и лишь вода освежала его.
Мерно идут отдохнувшие лошади. Шаг спотыкающегося от усталости Шайтана отдается тупой непрекращающейся болью в руке. Стучат по такырам копыта, с характерным шорохом осыпается песок.
Только на рассвете сквозь тяжелую дрему Андрей услышал возбужденные голоса. Приподнявшись в стременах, увидел на дальних гребнях барханов густой шлейф стлавшейся по ветру пыли.
— Видали? — раздался громкий голос полковника. — Все-таки пробились, родные! А говорили, машины не пройдут! Ай да молодцы!
Ветер относил пыль в сторону. Теперь уже можно было рассмотреть пять грузовых машин, пробиравшихся навстречу отряду. В кузовах — сено, свежий клевер для лошадей и верблюдов, большие армейские термосы, то ли с обедом, то ли с чаем, бочата и бурдюки с водой.
В одной из машин — отделение пограничников, присланных для того, чтобы конвоировать задержанных бандитов, охранять деньги.
В небе снова раздался гул самолета. Пилот Сорокин прилетел за теми ранеными, кого не успел вывезти накануне. На этот раз настала очередь и старшего политрука Самохина. Летел вместе с ним в город, где размещался штаб округа, и полковник Артамонов.
Андрей стоял рядом с полковником, дожидаясь, пока погрузят вместе с самодельными носилками двоих раненых, наблюдал, как приводили себя в порядок сразу повеселевшие бойцы, чистились, умывались, кормили лошадей и верблюдов, готовились к последнему переходу.
Капитан Ястребилов приказал старшине Галиеву построить всех, обратился к начальнику отряда.
— Разрешите, товарищ полковник?
Аким Спиридонович молча кивнул, с видимым интересом ожидая, что скажет комендант.
— Тяжкое испытание выпало на вашу долю, товарищи! — сказал Ястребилов. — В песках остались наши боевые друзья, многие из вас были на краю гибели, честно выполняя свой долг. Нескольким бандитам удалось скрыться вместе со своим главарем, но основную задачу вы сумели выполнить: банда разбита, народные деньги, которые наши враги пытались вывезти за границу, чтобы обменять их там на наше золото, возвращены Советскому государству... Вами освобождены, — продолжал Ястребилов, — наши советские женщины, попавшие в лапы бандитов. Вы с честью закончили тяжелый поход в пустыню, и я считаю, что завоевали право проконвоировать через город задержанных, чтобы наши советские люди могли видеть своих защитников и приветствовать их. Какие же мы чекисты, если не закончим начатое дело, не найдем в себе силы до конца выполнить наш долг!..
