Мастер Чэнь - Амалия и Белое видение
У меня уже не мягкие бедра.
Но, несмотря на это достижение, я в глухом тупике. И даже лучшие друзья двинуться дальше мне просто не дают. От меня шарахаются. Я не великий сыщик, я никто.
Двоящееся лицо врага промелькнуло в моей голове. А если я ошибаюсь — и есть какое-то еще, третье лицо? И что мне делать, если я не могу дальше сделать и шага вперед?
Уличный торговец едой широким жестом пригласил меня к своей тележке. Пуллер рикши, глупейшим образом не желая замечать мой велосипед, подогнал ко мне свою колесную повозку, широким жестом откидывая ее кожаную занавеску. И не желал отвязываться. Нет уж, не дождешься, близко я тебя не подпущу — особенно сейчас и особенно в безлюдном месте.
Я начинала закипать бессильной яростью — такой, в которой Элистер разгрохал рикшу о каменную колонну. Что, как мне сообщили, было даже занесено в протокол.
И тут мой взгляд упал на маленькую табличку.
Начищенную, сверкающую табличку на передней панели рикши, там, куда пассажир ставит ноги.
На табличке виднелись цифры номера. Номера рикши.
Я мысленно ахнула, села в седло и тронулась к Бич-стрит (пуллер, к счастью, отстал).
Как же все просто. Убитый в своей комнате Корки уже неделю как сделал бы все, что тут требовалось.
Вот я и снова птица, я лечу на жертву, мои перья зловеще отливают металлом. Жаль, потому что жертва — наверняка на редкость симпатичный мне человек. Если бы этот человек не убивал.
Я пробиралась в толпе на Бич-стрит, пересекая уходящие дугой вправо трамвайные пути, прямо к зданию полиции. Все к тому же сикху.
— Не застала инспектора Джошуа дома, — сообщила я ему. — Позвоните, пожалуйста, — это очень срочно.
И снова сикх начал двигать рычажками, говорить что-то в трубку.
Тамби, длинный, тонкий, с ввалившимися щеками, появился между колоннами входа, увидел меня и изменился в лице.
— Я не могу сейчас с тобой говорить, Амалия, — сквозь зубы пробормотал он.
Не-ет! Я рванулась к нему и сказала свистящим шепотом:
— Вегетарианский ресторан в первом квартале на Биче, тамильский. Срочно. Сейчас. Очень важно. Важно для тебя.
— Не могу, — повторил он, и лицо его исказилось.
— В туалете, Тамби. Я зайду в туалет с заднего хода. Там же и выйду. Никто не увидит. Быстро, сейчас.
Тут он в отчаянии кивнул — какое счастье! — и скрылся во тьме входа.
Тамби, дорогой, это подвиг. Но — ты же знаешь, что я доберусь до тебя рано или поздно. А дальше — мне много не надо пока: ты ведь и понятия не имеешь, что дело о разбитой рикше имеет какое-то отношение к тем самым убийцам. Просто инцидент, грозящий буйствовавшему англичанину штрафом (если англичанина поймают). Мелочь.
А дальше — дальше добраться до ассоциации пуллеров, дать кому угодно денег, чтобы он навел там справки. Создать себе филиппинскую гвардию, которые ходят везде и всех расспрашивают — и все как один с тромбонами. Что угодно. Отступать уже некуда.
Не знаю, почему так многие тамилы ходят будто на ходулях. Длинную, нервно шагающую фигуру Тамби Джошуа я увидела издалека и немедленно нырнула в проходы между бледно-бирюзовыми стенами, туда, на задворки индийского ресторана. Меня чуть не облили какими-то помоями, я дала такой же, как Тамби, темнокожей служанке с выдающимся носом целый доллар и через минуту уже была в туалете.
Тамби, конечно, должен был сначала зайти, осмотреться, заказать хотя бы чай со сладостями и только потом идти ко мне. Поэтому я терпеливо рассматривала скучную, знакомую обстановку: относительно чисто вымытый кафель, жестяное ведерко с водой и плавающий в нем ковшик, дыру в середине пола и две ребристые подставки для ног по бокам.
Удушающе пахло жасминовыми благовониями.
Скорее, скорее.
У дверцы раздались шаги — знакомые, будто слегка неуверенные, так ходят люди с очень длинными и худыми ногами. Я нежно покашляла.
Тамби втиснулся внутрь, с равным омерзением посмотрел на дырку в полу и на меня.
— Все знаю, все понимаю, но надо срочно, сегодня — и ты об этом не пожалеешь, — выпалила я. — Полицейский протокол недельной давности. Число… — Тут я назвала день. — Этот протокол упомянут в деле Элистера. Но сам по себе может быть и где-то еще, среди мелких происшествий. В книге ежедневных записей, скажем, или что у вас там есть. Он разбил рикшу о колонну дома на Кэмпбелл-стрит. Пуллеры не владеют своими повозками, они их арендуют у кого-то. Есть хозяева пяти рикш, есть — целой сотни. У каждой рикши есть номер, и есть «джинрикша-офис», на Пенанг-роуд, кажется. Им там положено регистрироваться, да?
— Трижды в год, — выговорил шепотом Тамби, нервно посматривая на дверь. — Скорее, Амалия.
— Имя, мне нужно имя владельца самой рикши, имя пуллера не так важно. Хотя и оно тоже, наверное, нужно. И сколько у владельца повозок. Если можно — сегодня.
— Хорошо, — прошептал он. — Не звони мне, я сделаю все сам.
Раздались шаги, стук соседней двери, кряхтенье и прочие надлежащие звуки. Мы с Тамби во время всей этой процедуры стояли, как часовые, чуть не касаясь друг друга грудью, я видела красные прожилки его глаз и вытянутый вперед узкий подбородок. Он трясся от нетерпения. Личность в соседней кабинке не спешила никуда.
Мне вдруг пришло в голову, что это очень удобно — зажать мне рот рукой, воткнуть в меня нож и оставить здесь, с такой подходящей дыркой для стока жидкостей. А, нет, тогда убийцу могут опознать официанты…
Но в соседней кабинке как раз все стихло, и Тамби рванулся вон.
— Еще только один вопрос, Тамби, — ты говорил мне, что занят чем-то, связанным с портом, лодками и кораблями, — шептала я, пока он протискивался мимо меня к дверце. — Что у тебя за работа в полиции, Тамби, за что ты отвечаешь?
Он яростно потряс головой и исчез.
Так же через задний ход, через кухню, я пробралась на улицу, к собственному изумлению обнаружила, что велосипед у меня опять никто не украл (я забыла пристегнуть его замочком к фонарному столбу), и, счастливая, тронулась в путь.
Тамби я знаю давно. Это странная личность, как будто парящая головой в облаках. Но если он дает слово, то это серьезно.
И уже через два часа в моем офисе на столе появился привезенный курьером тонкий конверт, внутри которого лежала бумажка, для постороннего и даже для причастного к делу человека наверняка как бы ничего не значащая и вполне бессмысленная.
Первое, что я ощутила, — радость. Записка есть. Тамби исполнил обещание. А это само по себе означало многое, очень многое.
Я развернула бумажку и пару минут смотрела на нее, ничего не понимая. Там было имя — и совсем не то, что я ожидала. Не какой-нибудь там Фок, Куок или Леонг.
А некто по имени Энтони Дж. Херберт-младший. И дальше цифра — 20 рикш.
Честное слово, прошло очень много времени под звуки бэнда и звон посуды внизу, прежде чем до меня дошел смысл этой новой, неожиданной информации, в корне меняющей все в моем расследовании.
Не Энтони, а всего лишь Тони. Всего лишь? Тони — владелец рикш с пуллерами-убийцами?
Тони? Человек, знающий все диалекты Китая? В этом случае мне не нужно больше искать читателя книги с картинками, потому что Тони способен где угодно выкопать что угодно про китайцев, про любые виды их оружия — палочки или зубочистки. Причем сделать это он мог чисто случайно, где и когда угодно.
Тони, который все-таки чем-то же здесь занимался, сначала — импортом манильских сигар, с катастрофическими последствиями, а потом — вот, значит, чем. Сдачей рикш в аренду.
Двоящееся лицо моего врага исчезло. А еще — Тони, конечно, не мой главный враг. Потому что какое ему дело до политики, спецотдела полиции, великого индийца Ганди? Потому что ни к какой политике Тони иметь отношения не может. И вообще ни к чему, кроме опиума.
Опиум?
Созданный моими усилиями мир, где хоть что-то было уже ясно, качался под ногами и разваливался. Но слово «опиум» начало возвращать ему некоторую рациональность. Голова работала лихорадочно, причем как бы сама по себе.
В голове этой услужливо возникла прощальная фраза Леонга, провожавшего меня на вымершие улицы в Ночь голодных духов. Фраза о том, что мне хорошо было бы внести пожертвование на лечение тех, кого губит опиум.
Нет, не так! Каждое, каждое слово надо вспомнить. Потому что теперь становится понятной вся короткая встреча с Леонгом. В первой части нашего разговора он объяснял мне, что для него мое расследование важно. Далее — что я ищу того, чего нет, ищу не там. А потом, когда я уже уходила, он сказал…
Да ведь он сказал очень, очень много слов — они, помнится, еще показались мне пустой болтовней. А там были такие, как… «мы также заняты еще одной серьезной проблемой». Серьезная проблема? Ну, конечно же! А еще он сказал, что опиум считается китайской болезнью, но это не так.
Завтра же бегом туда, где я сегодня уже была, застав Магду… (тут я снова покраснела). На Чулия-стрит. Где, как напомнил мне Леонг, висит табличка «Пенангская антиопиумная ассоциация». Он назвал еще какого-то знаменитого доктора. Вспомню имя, найду доктора.
