Джамшид Амиров - Береговая операция
Чингизов, Сиволапов и саперы спустились в подвал.
В подвале за бочками и ящиками был замаскирован вход в довольно большую, удобно обставленную комнату. Здесь стояло несколько застеленных кроватей, в шкафу хранился солидный запас банок с консервами и различными напитками. У входа стояли две керосинки и бидон с керосином. В углу на столике стояла портативная рация военного образца и рядом запас электрических батарей. В другом шкафу Чингизов обнаружил ворох советского воинского обмундирования и обувь.
Из комнаты вела куда-то еще одна дверь. Открыв ее, они обнаружили узкий длинный ход, следуя по которому, они в конце концов выбрались в амбар, примыкавший к задней стене большого двора свиноторговца. Рядом с выходом из амбара была та самая, ведшая на пустырь, калитка, у которой Чингизов обнаружил следы людей, ушедших из дома Карла Виттенберга.
Чингизов посоветовал майору Сиволапову опечатать дом свиноторговца, а самого Виттенберга усадил в машину и увез в отдел контрразведки.
Карла Виттенберга допрашивал Любавин. Первые несколько минут свиноторговец пытался придерживаться той же лживой версии, с которой он пришел к майору Сиволапову. Но несколько прямых и четких вопросов, заданных ему Любавиным и Чингизовым, заставили его изменить характер своих показаний. Виттенберг признался, что солгал Сиволапову и что ему приказал это сделать обер-лейтенант Вилли Пуур, тот самый переодетый в форму советского солдата немец, который был убит в подвале его дома. Подвал и тайные ходы в доме под страхом смерти заставили его оборудовать гестаповцы, когда советские войска, разгромив немецкую армию на советской земле, стали гнать ее «нах фатерланд». Кто именно? Виттенберг назвал имя гауптмана фон Ренау. Он лично приезжал в Грюнвальд вместе с Вилли Пууром.
— А кто убил у вас во дворе советского лейтенанта? — спросил Любавин.
— Вилли Пуур и с ним был еще один человек тоже в форме советского лейтенанта, имени его я не знаю, — отвечал Виттенберг.
— И больше никто? — спросил Чингизов.
— Нет, больше я никого не видел, — ответил Виттенберг.
— Вы лжете, Виттенберг! С ними была какая-то женщина, почему вы умалчиваете о ней? — спросил Чингизов.
Виттенберг весьма натурально расплакался, а потом сознался:
— Да, простите меня, старика, господа, офицеры, я солгал. Это мое отцовское сердце заставило меня вам солгать.
— А при чем тут отцовское сердце? — спросил Любавин.
— Эта женщина была моя дочь. Она тайком приехала со своим мужем в Грюнвальд, для того, чтобы попытаться уговорить меня бежать с ними на запад. Она очень боится советских солдат, потому что ее муж служил в штабе у фюрера. «А на западе американцы и англичане. Они нас не тронут», — говорила она мне.
Старый пройдоха цеплялся за новую спасительную ложь и делал все, что было в его силах, чтобы ему поверили. Он боялся русских. Но еще больше боялся он своих бывших хозяев — гестаповцев. Ренау был на западе, Пуур — мертв, поэтому Виттенберг спокойно называл их имена. Но своих ночных гостей он ловко прятал, трусил, что ему не будет пощады, если он назовет их.
— Зачем же им понадобилось убивать этого лейтенанта? — спросил Любавин.
— Это был какой-то посторонний офицер, и они боялись, что он их выследит и предаст советским властям.
— А почему у вас в доме остался обер-лейтенант Вилли Пуур?
— Я не знаю, честное слово не знаю, он не посвящал меня в свои дела.
— Вы знали о том, что в доме Отто Шмигельса заложена мина?
— Что вы, что вы!
На мясистом лице свиноторговца отразился неподдельный ужас, и он замахал руками.
— Мне кажется, что вы продолжаете лгать нам, господин Виттенберг, — сказал подполковник Любавин.
— Нет, нет, клянусь богом, нет! — чуть не плача отвечал свиноторговец. — Я готов вам доказать это чем угодно. Я знаю, где гестаповцы спрятали оружие. Я знаю даже тайник в грюнвальдском лесу, где они обычно прячутся. Пусть это будут даже моя родная дочь и ее муж, но я не пощажу их ради правды. Я готов хоть сейчас показать вам этот тайник. Они бежали ночью, наверно, и сейчас они еще там.
Любавин переглянулся с Чингизовым и заметил ему:
— Эти сведения представляют некоторый интерес. Есть смысл проверить их немедленно. Но эта операция не из безопасных. Я думаю, что тебе, Октай, нужно будет прихватить с собой старика, пусть показывает то, что обещал. Возьми отделение автоматчиков.
Через полчаса машина с Чингизовым, Карлом Виттенбергом и автоматчиками мчалась по направлению к Грюнвальду. Виттенберг сказал по дороге, что оружие хранится в его дворе. Он провел Чингизова и автоматчиков к свинарникам, объяснил, как надо отодвинуть широкие деревянные корыта, стоявшие вдоль стен. И действительно, в бетонных ямах под корытами они обнаружили несколько ящиков с новенькими немецкими автоматами и плоскими, как спортивные диски, противопехотными минами. В отдельном отсеке лежали цинковые ящики, наполненные патронами и взрывателями. Поставив у этого склада двух автоматчиков, Чингизов вместе с Виттенбергом и остальными автоматчиками снова двинулся в путь.
Виттенберг указал им на проселочную дорогу, ведшую мимо небольшого леса, потом сказал, что машину следует оставить, так как дальше она не пройдет, кроме того, шум может спугнуть людей.
— Вы пойдете прямо по тропинке, — объяснил Виттенберг, — и дойдете до большого старого дуба, поврежденного ударом молнии. Налево от него густые заросли кустарника, за ними скрывается землянка. Пожалуйста, будьте осторожны, господин капитан, — проявил Виттенберг трогательную заботу о советских контрразведчиках.
Один из солдат и шофер остались в машине вместе с Виттенбергом, а капитан Чингизов с автоматчиками стали осторожно пробираться в указанном направлении, держа наготове оружие. Вскоре они вышли к приметному столбу и, взяв влево от него, неожиданно для себя почти вплотную оказались у искусно замаскированной кустами землянки. Чингизов, подняв пистолет, решительно двинулся вперед.
— Постойте, товарищ капитан, так не положено, — остановил его старшина автоматчиков. — Вперед должна идти пехота, а вам, как командиру, в случае чего, нужно будет боем руководить. Позвольте мне.
— Ну, что ж, давай тогда вместе, — сказал Чингизов. И они, осторожно раздвигая кусты, медленными шагами приблизились к входу в землянку.
— Прочесать? — спросил автоматчик.
— Давай поверху, — согласился Чингизов.
Автоматчик дал несколько коротких очередей. В землянке все было тихо. Они спустились вниз. Землянка была пуста. В углу валялась пара пустых консервных банок и пустые бутылки без этикеток. Чингизов внимательно осмотрел банки, понюхал бутылки. Консервы были съедены очень давно, и очень давно было выпито содержимое бутылок. Судя по всему, эта землянка уже много дней не знала никаких обитателей.
В самом углу у грубо сколоченных деревянных нар Чингизов заметил обрывки какого-то провода. Он выходил наружу через крышу землянки и был незаметно перекинут на верхние ветви росшего вблизи дерева. Видимо, в этой землянке кто-то пользовался рацией.
Можно было возвращаться в штаб. По пути они заехали в комендатуру к майору Сиволапову, чтобы предупредить его об обнаруженном складе боеприпасов, который майору предстояло заактировать и сдать по назначению.
Выслушав рапорт Чингизова о результатах проведенной операции, Любавин сдержанно и суховато заметил:
— Результаты неплохие. Можно предположить, что свиноорговец кое в чем нам не соврал, хотя его трогательной версии о заботливой дочери я, откровенно говоря, не верю. А вы, товарищ капитан, совершили сегодня кучу непростительных ошибок. Первая: вы с самого начала не сделали должных выводов из обнаруженных вами следов, не произвели настоящего обыска в доме Карла Виттенберга. К счастью, это окончилось только ранением капитана Луконина, а могло окончиться гибелью его и вашей. Вторая: вы не предприняли никаких попыток установить, кто же такой этот убитый лейтенант, а между тем ни в одной из близлежащих воинских частей никаких лейтенантов не исчезало. Мы здесь уже по меткам на белье убитого установили, что он выбыл из госпиталя легкораненых, но из госпиталя за минувшие два дня выписалось свыше восьмидесяти человек, разъехавшихся в разные стороны. Мы вызвали из госпиталя для опознания убитого, но опознать его не удалось. Вскрытие показало, что он умер от отравления цианистым калием.
— Мы с вами не узнали также, — продолжал Любавин, — кто и почему взорвал «Асторию». Можно, правда, предположить, что подложенная там мина замедленного действия сработала раньше времени, а предназначалась она, видимо, на те часы, когда там соберется много народу. Об этом нам мог бы рассказать Вилли Пуур, но он убит. И это тоже наша с вами оплошность. А Людвиг фон Ренау, о котором говорил Карл Виттенберг, — это крупный волк, но он находится вне пределов досягаемости. Может быть, позже нам удастся до него добраться. Таковы итоги, товарищ капитан. Желаете что-нибудь добавить?
