Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна
Катер словно пуля вылетел из воды и остановился — двигатели взревели, лопасти винта мгновенно погрузились глубоко в темный песок, остроносый корпус затрещал от удара. Сен-Жак поднялся на ноги из своей эмбриональной позы и перепрыгнул через планшир.
— На виллу двадцать! — заорал он что было мочи на бегу по направлению к каменным ступенькам, которые вели к дорожке. — Эй, ребята, все — туда!
Он уже взбегал по скользкой от хлеставшего дождя лестнице, как вдруг внезапно задохнулся, — его мир взорвался мириадами звезд. Выстрелы!! Один за другим. С восточного ответвления дорожки! Он ускорил бег, перескакивая сразу через две-три ступеньки; наконец он оказался наверху и как одержимый помчался к двадцатой вилле. Когда он взглянул направо, к его панике прибавились недоумение и ярость. Люди — мужчины и женщины из его персонала — сгрудились у входа на виллу № 14... Кто жил там?.. Боже мой, судья!!
Его легким не хватало воздуха, мускулы и сухожилия на ногах были готовы вот-вот порваться, когда он наконец добежал до дома своей сестры. Он промчался через ворота, подбежал к двери, ударил по ней всем телом и ворвался внутрь. Сначала его глаза расширились от ужаса, потом — от невероятной боли, и он со стоном опустился на колени. На абсолютно белой стене очень четко выделялась темно-красная надпись: «Джексон Борн — брат Шакала».
Глава 14
— Джонни, что с тобой? Джонни! — Голос сестры пробивался к нему: одной рукой она баюкала его, другой схватила за шевелюру, едва не отделив ее от черепа. — Ты меня слышишь? Все в порядке, братик! Дети — на другой вилле, с нами все в порядке!
Склонившиеся над ним лица постепенно появлялись из мутной пелены. Здесь были оба старика: один — из Бостона, второй — из Парижа.
— Вот они! — заорал Сен-Жак, пытаясь вскочить, но тут же был остановлен Мари, навалившейся на него всем телом. — Я убью этих ублюдков!
— Нет!! — прокричала сестра, не давая ему двигаться; ей помогал один из охранников, сильные черные руки которого крепко держали ее брата за плечи. — В данный момент они — наши самые лучшие друзья.
— Ты не знаешь, кто они такие! — крикнул Сен-Жак, стараясь высвободиться.
— Нет, знаю, — прервала его Мари. Наклонясь к брату, она прошептала: — Достаточно для того, чтобы понять, что они приведут нас к Шакалу...
— Они работают на Шакала!
— Один работал, — сказала сестра. — Второй и слыхом не слыхивал о Карлосе.
— Ты не понимаешь! — прошептал Сен-Жак. — Они — старики, парижские старики из армии Шакала! Конклин добрался до меня в Плимуте и объяснил... они — убийцы!
— Опять-таки только один из них, да и то в прошлом: ему больше незачем убивать. Что касается второго, то это глупая, просто нелепая ошибка, и больше ничего. Благодари за это Бога, точнее, этого старика.
— Полное безумие!
— Безумие, — согласилась Мари, сделав знак охраннику, чтобы тот помог брату подняться. — Успокойся, Джонни, нам есть о чем потолковать.
* * *Буря унеслась прочь, как разбушевавшийся и нежеланный гость. Она скрылась в ночи, оставив кровавые следы своего гневного присутствия. Первые утренние лучи осветили небосклон на востоке, и из предрассветного марева мало-помалу стали выплывать голубовато-зеленые контуры островов гряды Монсеррат. Первые лодки потихоньку и словно бы на ощупь выплывали на привычные места рыбной ловли, так как сегодняшний улов означал возможность прожить еще один день. Мари, брат и оба старика расположилась вокруг столика на балконе незанятой виллы. После кофе они проговорили почти целый час, отстраненно касаясь пережитого ужаса и бесстрастно анализируя факты. Престарелого псевдогероя Франции заверили, что последний долг в отношении его жены будет выполнен, как только наладится телефонная связь с главным островом. Старику хотелось, чтобы Режин похоронили на островах: она бы это оценила. Во Франции ее ничто не ждало — лишь унизительно безвкусная могила. Если это возможно...
— Возможно, — заявил Сен-Жак. — Благодаря вам моя сестра осталась в живых.
— Из-за меня, молодой человек, она могла умереть.
— Вы действительно убили бы меня? — спросила Мари, внимательно наблюдая за старым французом.
— Безусловно — нет. После того, как я воочию убедился в том, что Карлос запланировал для меня и моей жены. Это он нарушил контракт, а не я.
— А до того?
— До того, как увидел шприцы и понял, что было и так очевидно?
— Да!
— Это трудный вопрос: контракт есть контракт. Однако моя жена умерла, и частично ее решение проститься с жизнью было продиктовано тем, что она почувствовала, какую ужасную цену я должен заплатить. Выполнить это условие монсеньера значило забыть о причине ее смерти, понимаете? Но даже после ее смерти заслуги монсеньера нельзя полностью отрицать: он дал нам возможность прожить годы относительного счастья. Если бы не он, это было бы нереально... Я просто не знаю... Может, я посчитал бы, что должен ему вашу жизнь — вернее, вашу смерть, — но точно не детей... и наверняка не все остальное.
— Что все остальное? — спросил Сен-Жак.
— Не спрашивайте об этом.
— Думаю, вы бы убили меня, — сказала Мари.
— Я просто не знаю. В этом не было ничего личного. Вы для меня как бы не существовали, вы были всего лишь явлением, частью делового соглашения... Правда, я уже говорил, моя жена умерла, а я — старик, которому не так много осталось. Возможно, взгляд ваших глаз или мольба о детях... Кто знает, может, я направил бы пистолет на себя. И опять-таки, может, и нет.
— Господи, вы — настоящий убийца, — тихо сказал Джон.
— Я много убивал, мсье. В этом мире я не жду прощения, мир иной — другое дело. Всегда были обстоятельства...
— Галльская логика, — сделал ремарку Брендон Патрик Пьер Префонтен, бывший судья первой инстанции в Бостоне, рассеянно дотрагиваясь до свежего пореза на шее пониже немного опаленных седых волос. — Благодарю Небо, что мне никогда не приходилось выступать перед трибуналом — ни одна сторона, по правде говоря, по-настоящему не виновата. — Лишенный мантии судья кашлянул. — Видите ли, перед вами — преступник, заслуженно осужденный и честно отбывший срок наказания. Единственное, чем можно оправдать мои преступления, так это тем, что я попался, тогда как очень многие — нет.
— Может быть, мы все-таки связаны родственными узами, monsieur le Juge[33], — поделился соображением француз.
— Для сравнения, сэр, замечу: моя жизнь больше похожа на жизнь святого Фомы Аквинского...
— Шантаж, — перебила его Мари.
— Нет, вообще-то, против меня было выдвинуто обвинение в должностном преступлении. Получение вознаграждения за благоприятные решения — такого рода дела... Боже мой, уж этот мне недотрога Бостон! В Нью-Йорке — это стандартная процедура: "Оставь свои деньги у бейлифа[34], чтоб всем хватило".
— Я говорю не о Бостоне, а о том, почему вы здесь. Вас шантажировали...
— Это слишком упрощенно, но в принципе корректно. Как я говорил вам, человек, который оплатил информацию о том, куда вы отправились, выдал мне дополнительно кругленькую сумму, чтобы я попридержал язык за зубами. Учитывая это обстоятельство, а также то, что на ближайшее время у меня не было назначено встреч, я посчитал логичным продолжить расследование. В конце концов, если малая толика, которую я узнал, принесла так много, то сколько я мог получить, если бы мне удалось выяснить еще кое-что?
— Это вы говорили о галльской логике, мсье? — вставил француз.
— Всего лишь простая последовательность вопросов, вытекающих один из другого, — ответил бывший судья, взглянув сначала на Жан-Пьера и вновь обратившись к Мари: — Тем не менее, дорогая моя, я мог бы выгодно использовать информацию, которая оказалась бы весьма полезной в общении с моим клиентом. Попросту говоря, ваша личность скрывалась и вы были взяты под защиту правительства. Это — серьезный момент, способный испугать весьма сильного и влиятельного человека.
— Я должна знать его имя, — сказала Мари.
— Тогда мне также может потребоваться защита, — заметил Префонтен.
— Это я вам обещаю...
— И, может быть, кое-что еще, — продолжил старый разжалованный судья. — Мой клиент даже не подозревает, что я отправился сюда, и не знает, что здесь произошло. Если я опишу, что я пережил и чему был свидетелем, то только подкину дровишек в костер его щедрости. Он с ума сойдет от страха при мысли о том, что даже косвенно замешан в такие дела. Кроме того, прошу учесть, что эта тевтонская амазонка меня едва не убила, поэтому я по-настоящему заслужил кое-что еще.
— Тогда и мне причитается, мсье, за то, что я спас вам жизнь?
— Если бы у меня было хоть что-то ценное, кроме юридических консультаций, которые я могу оказать, и они к вашим услугам, я с радостью поделился бы с вами. Если я получу что-то в будущем, то поступлю так же, кузен.
— Merci bien, cousin[35].
