Мастер Чэнь - Шпион из Калькутты. Амалия и генералиссимус
— Нет уж, едим их пополам. И я тоже вас о чем-нибудь спрошу. Хотя и знаю, что не должен этого делать, что мы работаем с вами отдельно… Бой — два чая, индийских, настоящих!.. Но, с другой стороны, мы же оба понимаем, что никогда не надо воспринимать инструкции слишком буквально, бывают особые ситуации. Ну, допустим, я вам оказываю содействие, так?
— Заранее спасибо. А вы меня можете спросить, чем я тут вообще занимаюсь, но тогда я точно не отвечу. Нет уж, ешьте все шесть штук.
— Да не так уж сложно понять, чем вы тут заняты. Пасете наших американских собратьев. Замечательные ребята, причем оба, но им и правда вредно соприкасаться со мной и моей работой слишком тесно. Потому мы с вами и делаем вид, что как бы не знаем друг друга. Хотя на самом деле я понимаю, с кем имею дело — и если бы вы слышали, как о вас говорил Генри Онрает… Ну, ладно, это вряд ли секрет.
Что, обо мне хорошо говорит главный полицейский ум всей колонии? Амалия де Соза делает успехи. Или некто Оливер из Сингапура постарался.
Я посмотрела на краешек стола: и ведь действительно господин библиотекарь везде таскает с собой пару книг!
— Это что, футляр для пистолета? — поинтересовалась я.
— Зачем мне футляр? В последний раз, когда я к этим томам прикасался, то был Гиббон — закат и гибель Римской империи… Это был первый вопрос, госпожа де Соза.
— Очень своевременная книга… Мой второй вопрос — мы с вами случайно не встречаемся завтра в некоем поезде в Сингапур?
— Ах, этот поезд? Нет, меня никто туда не зовет, и слава богу — не хотел бы я признаваться в том, как у меня идут дела. А вас, значит, кто-то уже хочет расспросить. Удачи вам.
Этот парень, с его быстрой реакцией, нравился мне все больше и больше.
— Третий и последний вопрос: а вот этот длинный китаец, который приехал в гости из Нанкина, он все еще здесь? И чем занят?
Эмерсон удивился.
— Боже мой, а он-то вам зачем? Да никаких секретов, он еще здесь, я отпустил его якобы гулять по китайским кварталам. Уже второй день. Чертовски не хотел этого делать, там и без того в каждом доме хранится по гоминьдановскому флагу или портрету этого их новоявленного бога — Сунь Ятсена, а тут приезжает его пророк из новой китайской столицы… Но не могу же я запретить ему то, на что имеет право любой турист. Ну, а потом у меня от него мурашки по загривку, вдобавок его дела несколько потеряли актуальность, ну, и пусть там ищет то, что ему надо.
— А тот человек так и не выходит на связь? — наугад спросила я.
— К сожалению, нет. А когда теряется такая знаменитость, то это плохо Влияет на моральный дух наших рядов… стоп, госпожа де Соза, это что — четвертый вопрос? Плохой крикет. Надо поразмыслить о влиянии сладкого на скорость мышления.
— Ну, тогда я его не задавала, — сказала я, чуть не опрокинув чашку.
Что значит — знаменитость? Как это так — знаменитость? Дай Фэй, может быть, и знаменитость — но какое он имеет отношение к моральному духу — кого? Чьих рядов? Спецподразделения британской колониальной полиции?
Я оставила Эмерсона с тарталетками наедине и пошла вверх по лестнице. У меня начала кружиться голова, и жара была ни при чем.
Что все это значит? Зачем Эмерсону вообще нужно, чтобы Дай Фэй выходил на какую-то связь? Я бы подумала, что мой поэт вообще никому, кроме китайского убийцы, уже не интересен, да вдобавок Эмерсон только что это подтвердил — «его дела несколько потеряли актуальность». Простая логика: за Дай Фэя сделал работу Тони, опознав Нгуена. Неважно, что тот сбежал — это уже второй вопрос, приметы его теперь известны, и, в общем… А раз так, пусть длинный китаец обойдет хоть все китайские кварталы.
Но тогда каким образом исчезнувший Дай Фэй может быть сегодня моральной проблемой для англичан?
Неужели, неужели…
Я сейчас лишу вас дневного сна, молча пообещала я Тони и Магде.
Но они уже шли мне навстречу по коридору — они шли! То есть шел и Тони, мелкими шагами, опираясь на трость.
А дальше он начал медленно спускаться по лестнице со мной под руку.
— Завтра он обойдется уже без повязки, — сообщила мне Магда. — А давай засадим его для конспирации обратно в инвалидное кресло. А то он что-то очень оживился.
Эмерсон радостно замахал из бара «американским собратьям», но я потащила обоих мимо него в соседнюю залу, там, где по вечерам играл бэнд.
— Тони, — шептала я по дороге. — Решите одну загадку. Вы не говорили случайно как с Таунсендом, так и с Эмерсоном насчет некоей исчезнувшей знаменитости, без которой все пошло не так?
Что про этого человека вам говорили, дословно? Вспомните, Тони!
— Да что там вспоминать, дорогая мадам де Соза, — зашипел он, оглядываясь. — Знаменитость и живая легенда. Он действительно должен был здесь появиться, но сгинул. Его зовут «капитан Энди».
— Тони, он что — не китаец? Это не наш китаец? Здесь пропало два агента, а не один? Два агента — и оба пропали в одном городе?
— Такой здесь климат. Или тигры. Нет, это никакой не китаец, он англичанин. Действительно легенда. Никто его не видел, работает всегда один. Его еще зовут — шпион из Калькутты.
Я подняла пальцы (вместе с рукой Тони) к горящим ушам. А потом мне стало холодно.
— Чего про него только не рассказывают, — продолжал Тони, ничего не замечая. — Блестяще знает малайский, говорит с султанами, начал здесь карьеру много лет назад, потом был переведен в Индию… Провел только что какую-то потрясающую операцию в Кабуле…
Как — знает малайский? Как — много лет назад? Значит, это не он! Да нет же, нет — сколько их там, в Калькутте, которые стоили бы такого восторга британских собратьев? Это просто легенды, которые вьются вокруг твоего славного имени.
Нет, Элистер, ты у меня не исчезнешь, молча говорила я себе. Если это ты. Что за странные все-таки легенды — откуда взялся малайский язык, почему тебе добавили возраста? Неважно. Что со мной — я в пустоте. Вокруг меня тени людей, которых нет, они исчезают среди колонн и лиан этого города. Они пропали вместе? Или отдельно? Bee надо ускорить, всех рассердить, расшевелить, заставить делать ошибки, говорила мне моя голова.
— Мой дорогой, как тебя любят эти секретные британцы, — шептала тем временем Магда на ухо Тони, не замечая, что со мной творится. — Как это они тебе рассказали такую страшную тайну?
— Элементарно, дорогой молочный жирафик. Я сдал за это Эмерсону всю американскую резидентуру в Пенанге.
— Что? — начала я поворачиваться к нему.
— Мадам Амалия, вся резидентура — это старина Хомер, который уже полгода не получал своего секретного жалованья от наших с Магдой любимых Штатов. Он будет только рад. Наше отечество сейчас вообще очень мало интересуется чем бы то ни было за своими пределами, у отечества и армии-то нет, дивизии две, только вот остались какие-то линкоры в Перл-Харборе… Да и вообще про Хомера британцы в Джорджтауне знают все, этот Эмерсон всего лишь сможет теперь сравняться с ними в информированности…
Я с ужасом подумала, что загадочному Оливеру из Сингапура, тому, которому звонят в крайнем случае, придется еще долго разгребать за мной остатки всей этой истории. А впрочем, черт с ним.
— Хорошо-хорошо-хорошо, — сказала я (моя голова совершенно самостоятельно вспомнила, о чем я еще хотела поинтересоваться у Тони). — Следующий вопрос. Скажите, полковник — и сядьте вот сюда — если человек талантлив, то талантлив во всем?
Тони — и Магда — кажется, начали понимать, что со мной творится что-то не то.
— Как бы вам сказать, — задумался Тони, медленно усаживаясь и с подозрением поглядывая на меня. — Вообще-то мысль в целом верная. Вот, например, есть такой генерал по кличке «Собачье мясо» — Чжан Цзунчан, правивший Шаньдунским полуостровом, пока туда не пришел Чан Кайши и не навел порядок. Так вот, этот слоноподобный полководец мог пить литрами, без особого эффекта. Его солдаты были известны как любители «открывать дыни» — раскалывать головы одним ударом. Своим наложницам он присвоил номера, так как имена их запомнить не мог, особенно двух француженок. А вот другой такой же властитель целой провинции, генерал У Пэйфу — он писал стихи, имел кличку «генерал-философ», сравнивал себя с Джорджем Вашингтоном, и вывесил над столом его портрет. Любил хорошее бренди, и помногу. Националист, считал для себя недопустимым заходить на территорию иностранных концессий — даже к зубному, от зуба и умер. Еще есть «христианский генерал» Фэн Юйсян, который закрыл у себя в феодальной вотчине все бордели, он уважал, наоборот, Глэдстоуна и Бисмарка. И он послал У Пэйфу, когда тот еще был жив, в подарок и в знак упрека бутылку воды. Солдат он подвергал крещению из шлангов, строем. Как видите — все отличались весьма разнообразными талантами.
— К черту всех ваших с Амалией китайцев, — сказала Магда, всматриваясь в мое лицо. — Давайте о прекрасном.
