Грэм Грин - Грэм Грин — Стамбульский экспресс
— Ей нечего беспокоиться, если он получил достаточно крупные комиссионные.
Стейн улыбнулся и закурил трубку. Майетт стал перечитывать соглашение. Действительно, его можно было расторгнуть, но суды — дело неверное. Хороший адвокат может доставить массу неприятностей. Некоторые цифры не хотелось бы опубликовывать. В конце концов, дело Стейна представляло известную ценность для фирмы. Но ему не нравилась цена и то, что пост директора оставался за Стейном. Даже с ценой можно было смириться, но Майетт не хотел вторжения постороннего в семейную фирму.
— Вот что я сделаю. Мы разорвем это и сделаем вам новое предложение.
Стейн покачал головой:
— Послушайте, мистер Майетт, пожалуй, это будет не совсем справедливо по отношению ко мне?
Майетт решил, как поступить. Не стоит тревожить отца судебным процессом. Он примет соглашение при условии, если Стейн откажется от директорства. Но ему пока еще не хотелось раскрывать свои карты. Стейн мог заупрямиться.
— Не думайте об этом, мистер Стейн, отложите решение на денек.
— Ну хороню. Но я сомневаюсь, будет ли у меня время подумать. Насколько я знаю современных девиц, то нет. Сегодня после полудня я встречаю здесь племянницу. Она ехала в вашем поезде от Кельна. Это дочь бедняги Пардоу, — весело сказал Стейн.
Майетт вынул портсигар и, пока выбирал и подрезал сигару, решил, что ему делать. Он уже начал презирать Стейна. Тот был слишком многословен и сообщал ненужные сведения. Неудивительно, что его дело пришло в упадок. В то же время смутное влечение Майетта к племяннице Стейна укреплялось. Узнав, что ее мать была еврейкой, он вдруг почувствовал в ней своего человека. Она становилась доступной, и он стыдился того, что прошлым вечером держался так натянуто. После его возвращения из Суботицы они ужинали вместе в поезде, и он все время старался вести себя как можно естественнее.
— О да, я встречал мисс Пардоу в поезде. Она сейчас здесь, внизу. Мы вместе ехали с вокзала, — медленно сказал он.
Настала очередь Стейна обдумывать слова. То, что он сообщал, имело скрытый смысл.
— Бедная девочка, у нее нет родителей. Жена решила, что мы должны пригласить ее пожить у нас. Я, видите ли, ее опекун.
Они сидели друг против друга, их разделял стол. На нем лежало соглашение, подписанное Экманом. Они не упоминали о нем; дело, казалось, было отложено в сторону, но и Стейн и Майетт сознавали, что их спор остался нерешенным. Каждый угадывал мысли другого, но оба выражались намеками.
— Ваша сестра, наверное, была прелестной женщиной.
— Она унаследовала внешность отца.
Ни один из них не признавался, что имел в виду красоту Джанет Пардоу. Даже об ее дедушке и бабушке упомянули прежде, чем о ней.
— Ваша семья из Лейпцига? — спросил Майетт.
— Правильно. Но мой отец перевел наше дело сюда.
— Вы считаете это ошибкой?
— Ну, послушайте, мистер Майетт, вы же видели цифры. Дела шли не так уж плохо. Но я хочу продать фирму и уйти на покой, пока еще могу наслаждаться жизнью.
— Что вы имеете в виду? Как наслаждаться жизнью? — с любопытством спросил Майетт.
— Ну, я не очень интересуюсь делами.
— Не интересуетесь делами? — изумленно повторил Майетт.
— Гольф и небольшой загородный домик — вот о чем я мечтаю.
Изумление Майетта прошло, и он опять заметил, что Стейн выбалтывает слишком много сведений о себе. Экспансивность Стейна была ему на руку, он снова вернулся к разговору о соглашении.
— Тогда зачем вам нужно быть директором? Думаю, мы могли бы столковаться с вами в вопросе о деньгах, если бы вы отказались от директорства.
— Мне-то неважно, быть директором или нет, — объяснил Стейн, попыхивая трубкой в промежутках между фразами и искоса поглядывая на все удлиняющийся пепел сигары Майетта. — Но, знаете ли, ради соблюдения традиции мне хочется, чтобы кто-нибудь из членов моей семьи входил в правление. — Он долго и простодушно хихикал. — А у меня нет сына. Нет даже и племянника.
— Вам надо вдохновить на это племянницу, — задумчиво сказал Майетт.
Оба засмеялись, а потом спустились вниз. Джанет Пардоу нигде не было видно.
— Мисс Пардоу ушла? — спросил он у Калебджяна.
— Нет, мистер Майетт. Мисс Пардоу только что прошла в ресторан с мистером Сейвори.
— Попросите их подождать с завтраком двадцать минут, и мы с мистером Стейном присоединимся к ним.
Они слегка поспорили о том, кому первому пройти через вращающуюся дверь; дружба между Майеттом и Стейном быстро крепла.
Когда они сидели в такси на пути к квартире миссис Экман, Стейн начал разговор:
— А этот Сейвори, кто он?
— Просто писатель.
— Он что, ухаживает за Джанет?
— Дружески расположен. Они познакомились в поезде. — Майетт сложил руки на коленях и сидел молча, серьезно обдумывая вопрос о женитьбе. «Она прелестная, утонченная, может стать хорошей хозяйкой дома, она полуеврейка», — думал он.
— Я ее опекун, — продолжал Стейн. — Может быть, мне с ним поговорить?
— Он очень состоятельный.
— Да, но он писатель. Мне это не нравится. У них все зависит от удачи. Я бы хотел, чтобы она вышла за человека, занимающего надежное положение в деловом мире.
— Кажется, их познакомила та женщина, с которой она жила в Кёльне.
— О да. Она сама зарабатывала себе на жизнь с тех пор, как умерли ее несчастные родители, — смущенно сказал Стейн. — Я в это не вмешивался. Это полезно для девушки, но жена решила, что мы должны узнать ее поближе, и я пригласил ее сюда. Подумали, может, мы найдем ей работу получше и недалеко от нас.
Они обогнули миниатюрного полицейского, который стоял на ящике и регулировал движение транспорта, и поднялись на холм. Внизу между высоким непримечательным жилым домом и телеграфным столбом купола Голубой мечети плавали в воздухе, словно пучок лазурных Мыльных пузырей.
Стейн все еще испытывал некоторую неловкость.
— Это полезно для девушки, — повторил он. — И в последние годы фирма отнимала у меня все мое время. Но когда с этой продажей будет покончено, — весело добавил он, — я назначу ей кое-какую ренту.
Такси въехало в маленький темный дворик, где стояла одинокая урна для мусора, но длинную лестницу, по которой они поднялись, освещали большие окна, и весь Стамбул словно вздымался перед ними. Им были видны собор Святой Софии, и Пожарная каланча, и длинная полоса воды к западу от Золотого Рога по направлению к Эйюбу.
— Замечательное место. Лучшей квартиры в Константинополе не найти, — сказал Стейн и нажал кнопку звонка.
А Майетт прикидывал, какова ее стоимость и сколько их фирма вкладывала в оплату вида из квартиры Экмана.
Дверь отворилась. Стейн не счел нужным назвать свое имя горничной, и они пошли по светлому, обшитому панелями коридору, который ловил в капкан между окнами солнце, словно какого-то рыжего зверя.
— Вы друг семьи?
— Да, мы с беднягой Экманом в последнее время были в самых близких отношениях, — сказал Стейн, широко раскрывая дверь в большую холодную гостиную, где рояль, букет цветов и несколько металлических стульев словно плавали в весеннем бледно-желтом воздухе.
— Ну вот, Эмма, я привел к вам мистера Карлтона Майетта, он хотел навестить вас.
В комнате не было темных углов, негде было укрыться от потока мягкого щедрого света, и миссис Экман не нашла ничего лучшего, как спрятаться за рояль, который простирался между ними, словно полированный пол. Она была маленькая, седая и модно одетая, но ее одежда не шла к ней. Она напомнила Майетту горничную в их доме, носившую платья, отданные ей хозяйкой. Под мышкой у нее было какое-то шитье. Она тонким голосом приветствовала гостей, не сходя с того места, где стояла, словно не решаясь выйти на залитый солнечным светом пол.
— Ну как, Эмма, есть у вас известия от мужа?
— Нет. Нет еще. Нет, — ответила она и добавила с несчастной улыбкой. — Он так не любит писать.
Она предложила им сесть и начала прятать иголки, нитки, клубки шерсти и куски фланели в большой мешок для рукоделия. Стейн неуверенно поглядывал то на один, то на другой металлический стул.
— Не могу понять, зачем бедняга Экман купил всю эту дрянь, — шепнул он Майетту.
— Вам не следует беспокоиться, миссис Экман. Я убежден, что сегодня ваш муж даст о себе знать, — сказал Майетт.
Она прекратила складывать рукоделие и стала следить за губами Майетта.
— Да, Эмма, как только бедняга Экман узнает, как хорошо мы поладили с мистером Майеттом, он поторопится домой.
— О, пусть он даже не вернется сюда, — с отчаянием прошептала миссис Экман из своего угла, удаленного от сияющего пола. — Я бы поехала к нему куда угодно. Разве это дом! — взволнованно воскликнула она, махнув рукой и уронив иголку и две перламутровые пуговицы.
— Да, согласен, — заметил Стейн и глубоко вздохнул. — Не понимаю, почему вашему мужу нравится вся эта металлическая дрянь. Я бы предпочел несколько вещей красного дерева и пару кресел, в которых человек может вздремнуть.
