Кен Фоллетт - Игольное ушко
21
Когда Фабер проснулся, было почти темно. Через окно в детской он видел серое небо и надвигающиеся сумерки. Шторм так и не прошел; дождь барабанил по крыше и переполнял водосточную канаву; ветер по-прежнему выл и наваливался на стекла.
Он включил маленький ночник у кровати. Даже просто приподняться и протянуть руку оказалось очень сложно – Фабер снова откинулся на подушку. Как плохо и к тому же опасно быть слабым. Там, где все решает сила, нужно быть крепким, иначе ты погиб – растопчут. Страх, конечно, тоже необходим, может быть, именно благодаря страху и осторожности ему удалось так долго водить англичан за нос. Он даже в мыслях не мог представить себе, что вдруг ему уже ничто не угрожает. Как это так? Фабер теперь понял, что, скорее всего, именно присущее ему чувство готовности к самым неожиданным поворотам в жизни подвигло его на выбор профессии разведчика. Так и только так он мог реализовать непреодолимое желание убить всякого, от кого исходила хоть малейшая угроза. Он всегда боялся выглядеть слабым. Этим отчасти объяснялись его вызывающее несоблюдение субординации, ощущение постоянной тревоги, презрение к начальству.
Он ощупал свое тело. Похоже, кругом одни синяки, но слава Богу, ничего не сломано. Жар спал, благодаря недюжинному здоровью удалось избежать бронхита, осложнений, несмотря на ночь, проведенную в штормовом море. Оставалась только слабость. Но он подозревал, что дело тут не только в упадке сил… Фабер отчетливо помнил момент, когда очутился на вершине утеса, тогда у него еще возникло чувство, будто он вот-вот умрет. Может, с ним что-то произошло во время того ужасного подъема по склону утеса при угасающем рассудке, когда казалось, уже все кончено?
Он проверил свои немногочисленные вещи. Кассета с негативами по-прежнему на груди, стилет в левом рукаве, прикреплен к руке ремешком, документы и деньги в кармане пижамы.
Фабер откинул одеяло, с трудом сел на кровати, опустил ноги на пол. Слегка закружилась голова, помутнело в глазах, но все быстро прошло. Он встал. Самое главное сейчас – не чувствовать себя каким-то ущербным инвалидом. Он собрал волю в комок, надел халат, вышел в ванную комнату.
Когда Фабер вернулся, у кровати лежала его выстиранная и отглаженная одежда: белье, комбинезон, рубашка… Вдруг он что-то вспомнил, смутные мысли витали в голове. Вроде он уже вставал утром… голая женщина в ванной. Сцена была неожиданной, очень странной, даже загадочной, но тело у женщины действительно великолепное, в этом Фабер точно уверен.
Он медленно переоделся. Неплохо бы сейчас побриться, однако сначала надо спросить разрешения у хозяина, можно ли воспользоваться его бритвой, той, что лежит на полке в ванной. Некоторые мужчины относятся к своим бритвам так же ревниво, как к женам. Впрочем, он, не раздумывая, причесался детской расческой, взяв ее из верхнего ящика комода.
Фабер неодобрительно взглянул на себя в зеркало. Сегодня гордиться нечем, выглядит он далеко не лучшим образом. Конечно, одни женщины находят его привлекательным, другие – нет, но такова участь большинства мужчин. Впрочем, женщин он имел больше многих других. Дело тут отнюдь не в привлекательности, просто ему, как здоровому самцу нужна самка, вот и все. Отражение в зеркале не уродливое, и на том спасибо.
Он вышел из комнаты и стал медленно спускаться вниз. Тело снова обволокла знакомая слабость, усилием воли Фабер заставил себя не замечать ее. Цепко схватившись за перила, он медленно переступал ногами, пока не достиг последней ступеньки.
У двери в гостиную он остановился, чуть подождал. Внутри было тихо. Фабер направился на кухню, постучал в дверь и вошел. Молодая чета сидела за столом, заканчивая ужин.
Увидев его, женщина резко поднялась со стула.
– Как, уже встали? Вы уверены, что можно?
Фабер позволил ей подвести себя к креслу.
– Спасибо. Наверное, в ваших глазах я выгляжу больным больше, чем есть на самом деле.
– Вы, я чувствую, не совсем понимаете, через что вам удалось пройти. Есть будете?
– Я вас так обременяю…
– Не дурите, нисколько. На всякий случай я согрела вам суп.
– Вы оба так добры ко мне, а я даже не знаю ваших имен.
– Дэвид и Люси Роуз. – Она налила суп в тарелку, поставила ее перед незнакомцем. – Дэвид, отрежь хлеба, пожалуйста.
– А меня зовут Генри Бейкер. – Фабер понятия не имел, почему так сказал, ведь у него нет с собой соответствующих документов. Полиция искала некоего Генри Фабера, поэтому разумнее всего стать Джеймсом Бейкером. Однако он почему-то хотел, чтобы эта женщина звала его этим именем. Генри – по сути, соответствует немецкому Генрих.
Он попробовал ложку супа и внезапно ощутил ужасный, непреодолимый голод. Весь суп и хлеб были съедены тут же, без остатка. Он закончил, оторвал глаза от тарелки. Люси захохотала. Ей очень шло, когда она смеялась – Фабер обратил внимание на прелестный рот, ровные белые зубы, весело сощуренные уголки глаз.
– Хотите еще? – предложила Люси.
– Спасибо, не откажусь.
– Вот теперь, я вижу, вы действительно поправляетесь. Смотрите, и румянец опять на щеках играет.
Фабер понял, что она права, ему определенно лучше. Вторую порцию он из приличия постарался есть помедленнее, но уже буквально через минуту тарелка опустела.
– Как вы оказались в море во время шторма? – спросил Дэвид. Это были его первые слова на кухне.
– Дэвид, не надоедай Генри своими расспросами.
– Ничего, что вы, – быстро нашелся Фабер. – Просто по глупости. Впервые с начала войны выбрал денек порыбачить и совершенно не подумал о погоде. А вы сами рыбак?
Дэвид отрицательно покачал головой.
– Фермер, развожу овец.
– У вас, наверное, много работников?
– Нет, помогает только один, старик Том.
– А на острове есть другие овцеводческие фермы?
– Нет. Мы живем на одном конце острова. Том на другом, и больше никого и ничего нет, только овцы.
– Вот как. – Фабер подумал, что все складывается не так уж плохо. Женщина, калека, ребенок, старик… он чувствовал, что его мускулы становятся крепче, наливаются энергией.
– Каким образом вы поддерживаете связь с материком?
– Раз в две недели сюда приходит барка. Она должна быть в понедельник, хотя шторм не утихает, придется подождать. На крайний случай у Тома в доме есть радиопередатчик, но пользоваться им можно только при самой острой необходимости. Вот, например, если бы мы знали, что вас ищут спасатели или вам необходима срочная медицинская помощь, я бы им непременно воспользовался. Впрочем, похоже, с вами все в порядке… Правда, есть одно маленькое неудобство. Дело в том, что во время такого шторма никто не будет никого снимать с острова, а когда шторм закончится, все равно сюда придет барка.
– Конечно, я понимаю. – За озабоченным тоном Фабер постарался скрыть радость. Он уже обдумывал детали, как связаться в понедельник с подводной лодкой. В гостиной он успел заметить обычный радиоприемник. В случае необходимости можно переделать его на скорую руку в импровизированный передатчик. Однако, если у Тома уже есть свой, готовый, что ж, одной проблемой меньше… – А зачем, собственно. Тому радиопередатчик?
– Он сотрудничает с береговой охраной и должен сообщать о приближении вражеских самолетов к материку. В июле 1940 года Абердин бомбили. С воздушной тревогой запоздали. В результате пострадало пятьдесят человек, были убитые и раненые. Именно тогда Тому дали его задание. Он, правда, неважно видит, зато хорошо слышит.
– Вероятно, немцы летят из Норвегии?
– Должно быть, оттуда.
Люси встала.
– Мужчины, чего здесь сидеть, давайте пройдем в комнату.
Они оба последовали за ней – один пешком, другой в кресле. Фабер уже не чувствовал ни слабости, ни головокружения. Он вежливо придержал Давиду дверь, тот проехал к камину. Люси предложила Фаберу бренди. Он отказался. Она налила немного себе и мужу.
Фабер откинулся на спинку стула, внимательно разглядывал сидящую перед ним супружескую чету. Люси, вне всякого сомнения, красива: овальное лицо, широко посаженные кошачьи глаза необычного янтарного цвета, пышные блестящие темно-рыжие волосы. За мужским рыбацким свитером и мешковатыми штанами определенно скрывалась изящная женская фигурка. Если одеть ее в шелковые чулочки и, скажем, нарядное платье для коктейля, она наверняка будет обворожительна. Дэвид тоже ничего, может быть, даже красив, только вот густая черная борода отбрасывает тень на лицо. Волосы почти черные, кожа смуглая, будто он родом из Средиземноморья. Он, наверное, был высоким, пока не лишился ног. Зато есть длинные, чрезвычайно сильные руки, которые годами крутят колеса инвалидного кресла.
Да, красивая пара, хотя, так или иначе, что-то у них не так. Фабер не являлся специалистом в области брака и семейных отношений, но как профессионал-разведчик умел находить ответы на вопросы без слов, просто по чуть мимолетному движению тела, глаз, губ. Он умел различать, когда лгут, что-либо скрывают, боятся. Вот и сейчас Люси и Дэвид редко смотрят друг на друга, стараются держаться друг от друга подальше. С ним они разговаривают больше, чем между собой. Они обходят друг друга, как индюки, которые всегда предпочитают ходить чинно, иметь перед собой несколько квадратных футов свободного пространства. Чувствовалось, что напряжение между ними близко к пределу. Они, словно Черчилль и Сталин, на время вынужденные забыть взаимную неприязнь, пока сражаются против общего врага. Фаберу внезапно захотелось узнать, что послужило причиной такого отчуждения. Черт побери, в этом маленьком уютном домике страсти, похоже, здорово накалены, несмотря на разноцветные одеяла, вышивку, плетеные кресла, огонь в камине и акварельные рисунки в рамках, развешенные на стенах. Жить здесь одним, где рядом только ребенок и старик для компании, да еще когда между ними пробежала кошка… это напоминает одну пьесу, которую он видел в Лондоне. Автор – вроде американец… как там бишь его… Теннесси…
