Чингиз Абдуллаев - Камни последней стены
Она открыла дверь почти сразу. По ее лицу было видно, что она не спала всю ночь.
— Господи, — произнесла она, отступив на шаг, — наконец-то. Я думала, ты не приедешь.
Они незаметно перешли на ты. Такие поездки обычно сближают людей.
— Я вернулся, — усмехнулся Дронго и вошел в комнату. Тяжело опустившись на диван, он посмотрел на Ларису. Она была в темной юбке и светлом джемпере.
— У тебя нет таблетки аспирина? — спросил Дронго. — Ужасно болит голова. Я вчера перепил с Менартом.
— У меня нет, — чуть виновато сказала она.
— Тогда открой мой чемодан и достань таблетку из левого кармашка, — попросил Дронго и закрыл глаза.
— Ты с ним все-таки встретился. — Она засуетилась, открыла его чемодан, достала пачку аспирина. Бросила таблетку в стакан, налила воду. Подождала, пока аспирин растворится, и протянула стакан Дронго.
— Спасибо. — Он выпил воду и вернул стакан Ларисе. — Мы с ним проговорили почти всю ночь, — признался Дронго.
— Вас подслушивали?
— Думаю, нет. Менарт придумал старый трюк с переодеванием в яркую куртку. Видимо, в наблюдателях как у американцев, так и у немцев ходят неопытные молодые люди. Они отправились за другом Менарта, который был в его машине. А мы поехали в избушку этого друга и пили там всю ночь. Заодно он мне рассказал о событиях десятилетней давности.
— Он думает, что это Гайслер? — быстро уточнила она, усаживаясь в кресло рядом с Дронго.
— Нет, — устало сказал он. — Но уже в который раз всплывает фамилия Дамме. Нужно проверить этого человека. Где он сейчас находится, где работает, что с ним случилось? Он был начальником отдела, который ведал допуском в архивы «Штази». Менарт видел, что именно Дамме разговаривал с Хеелихом и Шилковским. Он, видимо, приехал ночью, чтобы проверить, как идет погрузка сверхсекретных документов.
— А если Менарт лжет? — спросила Лариса. — Почему Дамме не видели остальные? И Шилковский про него не вспомнил.
— Не знаю. Но Бутцман и Габриэлла уверены, что Дамме знал об их посещении архивов. Без приказа Дамме их бы туда не пустили. Но самого Дамме никто из них не видел. И даже Шилковский мне не сказал, что говорил с Дамме. Возможно, он забыл после перенесенных операций и тяжелого состояния, в котором был. Некоторые детали могли стереться в памяти. Но Менарт твердо убежден, что ночью приезжал к ним Дамме.
— Ясно. Я свяжусь с Москвой, пусть они проверят. Что-нибудь еще?
— Менарт сообщил, где искать Гайслера. Нам нужно сегодня выехать в Берлин.
— Обязательно, — кивнула она. — Американцы уверены, что десятого ноября получат все документы. У нас осталось не так много времени.
— Да, — он закрыл глаза. — Мне нужно принять душ, — поднялся Дронго, — еще одна такая «задушевная беседа», и меня можно будет отправлять обратно.
— Иди, — согласилась она. — Я скажу, что мы уезжаем.
— Сейчас два часа дня, — взглянул на часы Дронго, — лучше пока не говори. Соберем вещи и уедем. Как правило, гости не уезжают в два или три часа дня. Они освобождают номер к двенадцати, чтобы не платить за лишние сутки. Наш поспешный отъезд может вызвать подозрение. Чем позже, тем лучше. Позвони на вокзал и узнай, когда будет поезд на Берлин.
Он поднялся и пошел в ванную комнату. Разделся, встал под горячий душ, закрыл глаза. Менарт был прав. Жизнь этих людей точно разделилась на две половины. Первая — в той Германии, вторая — в этой.
«Такие катаклизмы еще нужно пережить, — подумал Дронго. — Из социалистической страны нас всех сразу бросили в капиталистический рай. Да еще и отняли у нас нашу страну. У него — ГДР, у меня — СССР. Собственно, некоторые недалекие люди считали, что распад произошел сам по себе, он был закономерен. Но почему тогда волна распада коснулась только Восточной Европы? Почему начала дробиться Югославия, мучаясь в судорогах гражданских войн и все больше сокращаясь? Почему исчезла с политической карты мира ГДР? Почему разрушен СССР? Почему распалась даже благополучная Чехословакия?»
Победитель получил все. Победителями стали западные страны. Несмотря на североирландский, корсиканский, баскский терроризм, ни Великобритания, ни Франция, ни Испания не позволяют своим автономным образованиям даже мечтать об отделении. Когда нужно было установить европейский порядок в понимании НАТО, самолеты разбомбили Югославию. Считалось, что это расплата за противостояние сербов и албанцев в Косове. Интересно, как бы реагировали западные державы, если бы страны Варшавского договора бомбили Лондон за кровавое противостояние католиков и протестантов в Северной Ирландии? «Победитель получает все, — снова подумал Дронго. — Нас только вырвали из привычной системы координат, мы потеряли свои страны, потеряли свое право на будущее». Он поднял голову, струи горячей воды стали бить по лицу. И он вспоминал гражданские войны в Таджикистане и Молдавии, кровавое противостояние в Чечне, Карабахе, Абхазии, Осетии. Тысячи убитых, миллионы беженцев. И как всегда, не было виновных. Победитель получил все. Восточный блок был разгромлен. Экономика стран, прежде входивших в него, лежала в развалинах, словно после длительных бомбежек, население было деморализовано, а деньги победителей стали единственной надежной валютой.
«Может быть, так и должно было случиться, — подумал Дронго. — Мы не ценили того, что имели. Мы не дрались за свою свободу и право на свое будущее. Какие грандиозные народные митинги проходили под флагом перестройки и гласности! Разве кто-нибудь мог предположить, что все это закончится таким крахом? Социализм, который существовал в их странах, не был идеалом совершенства, но та порочная система, которая пришла ему на смену, стала откровенным издевательством над людьми».
Он выключил воду, достал полотенце. Из ванной он вышел в белом халате. Лариса ждала его, сидя в кресле. Она уже вскипятила воду в белом электрическом чайнике. В веймарском «Хилтоне» каждый гость получал чайник с набором пакетиков кофе, чая, сахара и печенья.
— Ты будешь пить чай? — спросила она.
— Спасибо, — кивнул он, усаживаясь на диван. — У нас прямо как настоящая семья. Ты ждешь мужа всю ночь, а утром завариваешь ему чай.
— Не надо, — попросила она с внезапно изменившимся лицом.
— Что случилось? — не понял Дронго. — Что произошло?
— Ничего. — Она разлила горячую воду в две чашки, положила в них пакетики с чаем. Подвинула ему стакан.
— Я тебе уже говорил, что не люблю, когда отмалчиваются. Таким образом либо скрывают боль, либо свое нежелание общаться. Надеюсь, здесь вторая причина?
— Нет, первая, — сказала она, глядя ему в глаза. — Три года назад в автомобильной катастрофе погиб мой муж…
— Извини, — растерянно сказал он, — я не знал.
Она молчала. Потом вдруг начала говорить.
— Он был физиком. Готовился к защите докторской диссертации, работал ночами в лаборатории. Ты ведь знаешь, какие у них сейчас зарплаты и какие условия для работы. Он был настоящим фанатиком. Ночью, возвращаясь из лаборатории, заснул за рулем и врезался в стену. Врачи говорят, что ему не повезло. Удар в висок. Он умер мгновенно. А я с тех пор одна.
Дронго молчал, потрясенный услышанным. В таких случаях невозможно утешить. Смерть близких людей всегда потрясение, с которым не сравнится ничто на свете.
— У тебя есть дети? — спросил Дронго.
— Нет, — покачала она головой. — Мы решили немного подождать с этим. Нам было уже под тридцать, когда мы поженились. Он был очень интересным человеком — умница, добрый, порядочный. Всегда шутил, как ты. Поэтому, когда я впервые увидела тебя, мне стало больно. Ты мне слишком сильно его напомнил.
— Я ничего не знал, — признался Дронго.
— Конечно. Тебе же не станут рассказывать о нашей личной жизни. Но когда ты сегодня ночью не появился и даже не позвонил… После того как Андрей Константинович попал в больницу… Я очень переживала.
— Понимаю, — мрачно кивнул Дронго, — я все понимаю.
— Нет, — сказала она, глядя ему в глаза, — ты ничего не понимаешь. И не хочешь понимать.
Она взяла пульт и прибавила звук телевизора, чтобы заглушить их разговор.
— В каком смысле? — спросил Дронго.
— Андрей Константинович был ведущим сотрудником нашего аналитического отдела, — сказала Лариса, глядя ему в глаза.
— Я догадался.
— А я из другого управления.
— Об этом я тоже догадался.
— И ты знаешь, из какого?
— Что ты хочешь сказать?
— Если через три дня мы не найдем информатора Барлаха, будет принято решение о ликвидации всех сотрудников, знающих о существовании группы Хеелиха.
Ее зеленые глаза смотрели на него не мигая. Он понял, о чем именно она говорит.
— Всех, — повторил она, — без исключения.
В такие минуты он обычно восстанавливал равновесие, пытаясь пошутить, чтобы разрядить ситуацию.
