Борис Соколов - Абхазская повесть
— Были ли свидетли? — повторил свой вопрос Дробышев.
Немного подумав, сменщик ответил, что один из носильщиков видел, как Самушия бежал из буфета через пути к вагону.
— Вы его допрашивали? — перебил Федор. Тот удивленно поднял брови.
— А зачем? Понимаешь, кацо, несчастный случай. Сам виноват. Мы сообщили в отделение, они в Тифлис. Начальник пришел, по телефону говорил, приказал мертвого отправить в Доротдел. Мы нашли моториста, уложили тело в ящик, погрузили на дрезину.
Решив, что больше ничего не узнает, Дробышев поблагодарил и пошел в станционный буфет.
Сидя за одним из столиков полупустого зала и слушая, как за открытыми окнами перекликаются разноголосые гудки маневровых паровозов, Федор (в который раз) пожалел, что не владеет грузинским языком. Разглядывая зал, он заметил, что привлек внимание буфетчика. Толстый, с красным, лоснящимся, апоплексическим лицом, поминутно вытирая не особенно чистым полотенцем струящийся пот, он время от времени бросал на Федора внимательные, оценивающие взгляды. Поездов не было, местные завсегдатаи работали и могли прийти сюда только в вечерние часы, а этот неизвестный русский сидел за столиком, ничего не заказывал и только лениво посматривал по сторонам. Интриговало и то, что при нем не было никаких вещей, — значит, не пассажир. Любопытный, как все духанщики, буфетчик с удовольствием расспросил бы незнакомца, но не кого было оставить буфет, да и положение хозяина зала обязывало ожидать, когда посетитель обратится сам.
Видя, что никто не подходит, Федор постучал по пепельнице и посмотрел на буфетчика. Тот пожал плечами и в свою очередь поманил его пальцем. Как Дробешев и предполагал, пришлось пить самому и угощать своего собеседника.
Когда они кончали вторую бутылку, Федор кое-что узнал о смерти Самушия. Не так уж часто на станции происходили подобные события. Буфетчик — его звали Гиви — утверждал, что покойный сидел за столиком не один.
— Как не один? А с кем? — насторожился Дробышев. Но буфетчик так и не смог припомнить приметы собеседника Самушия.
— Сколько же человек сидело за столиком? — спросил Федор.
— Трое, — ответил Гиви. — Сидели вот там, — показал он рукой на крайний столик в углу.
— Кто их обслуживал?
— Официантка Маро.
— А где ее можно найти?
— Сейчас позовем.
Приоткрыв дверь, ведущую в кухню, буфетчик крикнул что-то, затем обернулся к Дробышеву и, наклонившись через прилавок, доверительно спросил:
— Ты из ГПУ, следователь?
Федор кивнул головой.
— Спрашивай, пожалуйста, — сказал Гиви.
— Сколько стоял поезд?
— Пятнадцать минут. Батумский всегда так стоит.
— Чего же он бежал, ведь ехал-то в Тифлис?
— Как в Тифлис? — удивился буфетчик. — Ты что-то путаешь. В Батум он ехал. В Батум! Под Батумский и попал. — Гиви присвистнул, — а тифлисский за час до этого ушел.
Это было неожиданно и странно, но Дробышев не стал спорить.
— А кто видел, как это случилось? Люди на перроне были?
— Почему не были! Много народу было. Кто встречал, кто провожал, пассажиры тоже были, — ответил буфетчик.
— А кто видел, не знаешь?
— Должно быть, никто не видел. На первом пути стоял товарный, не успели убрать. Скорый пришел на второй. Хотя, подожди. Нико видел.
— Какой Нико?
— Носильщик на станции. Когда это случилось, он в буфет приходил, говорил, что видел. Да его вызывали ваши, допрашивали. А вот и Маро. Иди сюда, Маро, человек хочет с тобой поговорить.
Федор обернулся и увидел невысокую полную блондинку с ярко накрашенными губами. Это была русская девушка. Вероятно, ее звали Марией, а не Маро. Она улыбнулась и подала руку.
— Гиви говорит, вы обслуживали вчера вечером человека, которого переехал поезд, — не отпуская ее большой, крепкой, шершавой руки, сказал Дробышев.
— Да, он за моим столиком сидел.
— Расскажите подробно и по порядку, как все это было, — попросил Федор.
Она вопросительно посмотрела на буфетчика.
— Поговори с товарищем, расскажи ему, — сказал толстяк и вернулся за стойку.
Маро пригласила Дробышева сесть за столик. Чувствовалось, что работа в ресторане приучила ее не теряться и не смущаться перед посторонними. Ей не надо было задавать вопросов, она быстро поняла, что от нее нужно, и с чисто профессиональной наблюдательностью рассказала о человеке, который, встав из-за ее столика, через несколько минут трагически погиб. Она никогда раньше его не видела, но запомнила многие характерные черточки. Из ее рассказа Дробышев узнал, что Самушия вошел в зал с двумя мужчинами. (Маро подробно описала их). Один из них заказал вино, водку и еду. Пили много, почти не закусывая. Она немного знает грузинский разговорный язык и поняла, что встретились товарищи по работе. Несколько раз они называли какие-то фамилии, но она их не запомнила. Сидели за столиком, что-то около часа.
— А о чем они говорили, не слышали? — спросил Дробышев.
— Когда я подходила к столику, они замолкали. Позже, когда выпили, мне удалось услышать несколько раз слово Батум.
— И только?
Она замялась.
— Ну, говорите же, что вы слышали еще! — настаивал Дробышев.
— Мне показалось, что двое требовали, чтобы третий, ну тот, который попал под поезд, ехал в Батум.
— А он, что же, не хотел?
Она кивнула головой:
— Да!
— И еще что?
— Говорил, что в Тифлисе должен увидеть «самого».
— Кого?
— Один из них заметил, что я стою рядом и громко засмеялся. А мне велел уйти. Я не расслышала.
— А кто платил?
— Тот, который заказывал.
— Был ли в руках погибшего портфель? — поинтересовался Дробышев.
— Да, был, — ответила она.
Маро показалось, что в портфеле были деньги или документы, потому что он не выпускал его из рук. Но когда они уходили, портфель нес один из его спутников.
— Они были пьяны, когда уходили?
— Больше всех был пьян, который погиб, — объяснила Маро. — он шел, а те двое его поддерживали под руки. Знаете, — сказала она, задумавшись, — чему я удивилась? Целый час они пили и разговаривали, а как объявили о подходе батумского, заторопились, поскорей расплатились и к выходу почти бежали. А пьяный упирался. Потом слышу крик: «Человек под поезд попал!»
— А этих двоих, кто с погибшим был, раньше не видели?
— Нет, не видала.
— Почему вы их запомнили?
— Да они какие-то не такие, как все.
— Как это не такие? Чем же они отличаются? — спросил Дробышев.
Маро помялась.
— Не такие. Строгие. Не улыбнулись, не пошутили.
Маро не умела объяснить толком свое впечатление. А дело было просто. Она привыкла к фамильярностям нетрезвых посетителей, к заигрыванию, к ощупывающим взглядам, двусмысленным шуткам. А эти люди не обращали на нее никакого внимания. И это было непривычно.
— Вы их после катастрофы не видели?
— Нет, они не появлялись.
— Кто-нибудь вас вызывал, допрашивал?
— Никто, — ответила Маро.
— А куда же портфель погибшего девался?
— Откуда же мне знать?
Больше ничего она, видимо, не знала. Дробышев поблагодарил за беседу.
— Пожалуйста, — сказала она, улыбаясь, — если надумаете, приходите сюда вечером, — продолжала Маро, впадая в привычный наигранно-веселый тон разбитной официантки.
Дробышев решил продолжать свои поиски. О его приезде и беседах уже стало известно сотрудникам местного оперпункта, и, когда он попросил их найти носильщика Нико, несколько человек бросились выполнять его просьбу. Не прошло и двадцати минут, в течение которых он успел просмотреть запись о происшествии в книге дежурного, как длинный и сухопарый носильщик уже сидел перед ним. В небольшой комнате оперпункта собрались сотрудники, свободные от дежурства, и с люботытством наблюдали за Дробышевым. Разговаривать в такой обстановке было трудно, но Федору не хотелось обижать их, и он, положив перед собой блокнот, начал опрос.
Нико объяснил, что он видел, как через тамбур товарного перелезли трое. Один из них был очень пьян, и двое других его поддерживали. Вагоны закрывали свет перронных фонарей, на пути было темновато, и он не смог рассмотреть людей, да это его и не интересовало. Чего-чего, а пьяных на станции хватало. На пути он находился, чтобы встречать пассажиров, — это его обязанность. Но как только мимо него прошел электровоз и поравнялся с этими тремя, он услышал крик, скрип и скрежет тормозов. Когда он подбежал к вагону, под колесами которого лежал человек, около уже никого не было.
— А те двое, которые поддерживали пьяного? — перебил носильщика Дробышев.
Нико пожал плечами.
— Их не было. Я на это сразу и не обратил внимания. Потом начали подбегать люди: машинист, пассажиры. Возможно, эти люди были в толпе, но меня окликнул пассажир, и я понес вещи.
