Богомил Райнов - Умирать — в крайнем случае
И пока я лавирую в толпе или, занятый своими мыслями, шагаю по опустевшим тротуарам, в моей памяти откладываются картины улиц Сити и заполненных народом широких торговых артерий. Она запечатлевает громаду собора святого Павла, увенчанного огромным куполом; вонзенный в свинцовое небо шпиль Биг-Бена; длинный и мрачный фасад парламента с его псевдоготическим стилем и еще более мрачный фасад дворца Сент-Джеймс; массивную колоннаду Британского музея и Биржи; всегда оживленный Лондон-бридж и неприветливый Тауэр-бридж. Все эти фронтоны, колонны, тронутые паутиной времени башни, темные куполы, бронзовые памятники и мраморные фонтаны представляют собой страницы биографии с годами поблекшей, но все еще не утратившей своего величия империи.
Этот бесконечный лабиринт не имеет ничего общего с крохотными и жалкими владениями Дрейка. Хотя в конечном счете империя Дрейка — это миниатюрная, уродливая копия Британской империи. Главные двигатели в них одни и те же — грабеж и насилие. А что касается масштабов, то в конце концов все зависит от возможностей — разве может, скажем, какой-то жалкий гангстер — мистер Дрейк соперничать с династиями Тюдоров и Стюартов.
Похоже, однако, что Дрейк завладел моими мыслями, раз я вспоминаю о нем даже тогда, когда размышляю об исторических судьбах Брианской империи. Дрейк со своей грубой силой и всеми своими слабостями, которые представляются мне не менее опасными, чем его сила. Взять хотя бы эту довольно легкомысленную расправу с Ларкиным. Ведь рука у ЦРУ и впрямь длинная, ничего удивительного, если она одним неожиданным ударом прихлопнет и Дрейка, и его скромного секретаря.
Конечно, с одной стороны, благодаря исчезновению американца на какое-то время устранена угроза непредвиденной провокации против нашей страны. Но устранена ненадолго. Наивно было бы думать, что соответствующий отдел ЦРУ, потратив столько времени и средств, примирится с тем, что на операции нужно поставить крест, и признает свое поражение. Одно неясно: какие именно контрмеры будут предприняты и против кого. И именно на этот вопрос я не могу дать ответ, придется, ничего не предпринимая, ждать следующего хода противника.
Ждать приходится большей частью на улицах города или в квартире мисс Грей. К сожалению, Линда не из тех женщин, которые способны поднять дух, в последнее время она, по-моему, сама нуждается в том, чтобы ее веселили. Не знаю, то ли из-за дождливой погоды, то ли по какой другой причине, Линда выглядит подавленной, наши разговоры с ней напоследок состоят из ничего не значащих фраз. Возможно, во все виноват установленный в ее квартире микрофон, хотя не могу поручиться, что без микрофона мы бы с ней ударились в откровения.
Что касается микрофона, то Линда давно перестала обращать на него внимание и больше не тратит усилий на придумывание каверзных вопросов, которые она должна задавать мне по сценарию Дрейка. Она просто молчит, а я следую ее примеру. Только иногда, когда я на рассвете провожаю Линду домой после выступления в «Еве», мы вместо слов обмениваемся ласками, с помощью которых люди пытаются спасти себя от одиночества, причем нередко без особого успеха.
Прошло несколько дней после расправы над американцем, я шел вечером на свидание с Линдой и вдруг заметил, что за мной следят. А так как у меня есть все основания думать, что слежка ведется не по инициативе Дрейка, мне тут же становится ясно, кто еще может заинтересоваться моей скромной персоной. Тем более что наблюдение ведется из автомобиля, причем ни водителя, ни сидящих на заднем сиденье пассажиров я до этого никогда не встречал.
Черный «форд» неотвязно следует за мной от Пикадилли-серкус до Черинг-кросс. Это вынуждает меня юркнуть в небольшой переулок, проезд машин по которому запрещен, затем быстро свернуть во второй, а потом — в третий. Пусть сидящие в «форде» молодчики покатаются по всему району, если им делать нечего.
Но они и не думают кататься. Они просто подкарауливают меня. Им, по-видимому, хорошо известны мои привычки: свернув за угол, чтобы пройти к подъезду дома, где живет Линда, я натыкаюсь на стоящий у тротуара черный «форд». В моем распоряжении не больше секунды, нужно сориентироваться, как поступить — войти в дом или вернуться назад. Я, однако, не делаю ни того ни другого: двое дюжих молодчиков заламывают мне за спину руки и заталкивают меня на заднее сиденье «форда».
— Кто вы такие? Что вам от меня нужно? — спрашиваю я возмущенно.
Ответа нет. Машина стремительно срывается с места и мчится в неизвестном направлении. Один из стражей, сидящих возле меня и все еще удерживающих меня за руки, цедит сквозь зубы:
— Не вздумайте буйствовать. Не то придется вас сбросить вниз и хорошенько прижать.
Предупреждение сделано вовремя, после двух поворотов «форд» выезжает на ярко освещенную и особенно людную в эту пору суток Черинг-кросс, а когда похитители везут тебя по такой оживленной и светлой улице и в метре от себя ты видишь спокойные лица порядочных граждан и величественные фигуры полицейских напротив, у тебя возникает сильное желание привести в действие свои голосовые связки.
Я, конечно же, молчу, тем более что мои спутники очень смахивают на Ала, правда они вроде бы чуть подальше отошли от обезьяны.
Машина выносится на Оксфорд-стрит, сворачивает влево, проезжает мимо Марбл-Арг и Гайд-парк и наконец сворачивает на Гайд-парк-стрит.
Маршрут мне известен. Поэтому я не очень удивляюсь, когда мы останавливаемся перед кирпичным фасадом дома, в английском дворике которого я не так давно наслаждался тишиной лондонской ночи.
Подталкиваемый одной из горилл и поддерживаемый второй, я выхожу из «форда», в то время как сидевший рядом с шофером мужчина, встав за моей спиной, упирается мне в спину предметом, назначение которого не трудно угадать.
После трех коротких звонков в дверь на пороге появляется новая горилла. Причем ее гостеприимство распространяется только на меня: сопровождающие лица вынуждены вернуться к машине.
— Дайте оружие, — предлагает человекоподобная обезьяна, заперев дверь.
— У меня нет оружия, — заявляю я.
Правдивость моей декларации, естественно, тщательнейшим образом проверяется, после чего следует приказ:
— Проходите!
Путь оказывается недолгим до двери в конце коридора. Горилла, которая, судя по жилетке в черную и серую полоску, выполняет роль лакея, постучав, просовывает голову внутрь и докладывает:
— Доставили, сэр.
Жестом приказав мне войти, полосатая горилла исчезает.
Я оказываюсь в кабинете со спущенными, как и в берлоге Дрейка, шторами, правда он гораздо светлее и обставлен более изысканно. Его хозяин восседает в одном из двух кресел, стоящих у камина. В камине горят настоящие поленья — факт, достойный внимания. Вряд ли нужно объяснять, что хозяин кабинета — сам мистер Мортон.
— Мистер Питер?
Я утвердительно киваю головой.
— Прошу садиться.
В громовом голосе сквозят почти что ласковые нотки, только я давно вышел из того возраста, когда человек доверяет первому впечатлению. В ответ на приглашение я сажусь, поскольку знаю: в ногах правды нет и поскольку понимаю, что даже если меня ждет экзекуция, то ей будет предшествовать дружеская беседа.
— Сигару?
— Благодарю, предпочитаю сигареты.
Мортон вежливо ждет, пока я закурю, стряхивает в камин пепел сигары и переходит к сути дела:
— Рассказывайте, как это было.
— Не понимаю, что вы имеете в виду.
— Я имею в виду убийство Ларкина.
— Должен сказать, что я не присутствовал при расправе над ним.
— Но вы были там, мистер Питер, — произносит хозяин, делая ударение на слове «там».
— Если быть точным, то я находился наверху. А убийство, если оно имело место, произошло в подвале.
— Хорошо, пусть будет так, — уступает Мортон. — Тогда лучше начнем разговор с другого конца. Расскажите мне подробно обо всем, что произошло до убийства.
— Мистер Дрейк вызвал меня к одиннадцати часам к себе в кабинет сообщить о том, что им получены неопровержимые доказательства того, что Ларкин предатель. И поскольку я позволил себе выразить известные сомнения…
— …потому что верили Ларкину, — подсказывает хозяин.
— Я никому не верю, сэр. Я не из тех, кто верит. Просто я не мог допустить, что Ларкин хочет провалить операцию, которая принесет ему такую огромную прибыль.
И, поскольку я умолкаю, хозяин вынужден напомнить мне:
— Что ж вы молчите? Продолжайте.
— Не люблю, когда меня прерывают.
— Не буду, раз мои замечания вас так смущают.
— Итак, поскольку я выразил сомнение, мистер Дрейк поспешил представить мне доказательства: запись беседы Ларкина с каким-то господином.
— Какой беседы?
Я вкратце излагаю ему содержание беседы, после чего следует новый вопрос:
— Кто делал запись?
— Понятия не имею.
— В сущности, теперь это уже не имеет значения. Продолжайте.
