Олег Шмелёв - Возвращение резидента
— Это он.
— Физик?
— Точнее, физическая химия.
— Может он заинтересовать кого-нибудь «там»?
— Не было времени разобраться, товарищ полковник, еще и четырех суток не прошло, — сознавая, что это не может быть оправданием, сказал Семенов. — А вообще его работы широко известны.
— Но Нестеровы как будто здесь ни при чем. Пострадала-то Светлана Сухова.
— Вот именно, Владимир Гаврилович, — сказал Семенов, — если допустить, что все это нагорожено ради Нестерова, значит, кто-то достает левое ухо правой рукой. Зачем?
— И так бывает. Подождем, что нам Орлов принесет. Теперь посмотрим записку.
Это была фотокопия письма, которое когда-то Светлана Сухова написала на квартире у Гали Нестеровой и вручила Виктору Андреевичу для передачи Пьетро Маттинелли.
— Это тоже очень интересно, — сказал Марков, передавая письмо Семенову.
— Для шантажа? — прочитав, сказал Семенов.
— Вероятно.
Марков сказал Семенову, что он свободен до восемнадцати часов, а потом они поедут на дачу с ночевкой.
Созвонившись с Орловым, Семенов отправился к нему в гостиницу и от него вызвал по междугородному жену. Орлов с минуты на минуту ждал посыльного из управления с прокурорской санкцией. И когда тот прибыл, они все вместе составили несложный план, как проверить ключи. Неловко будет с квартирой Нестеровых — супругам, и без того нервничающим, эта проверка не принесет успокоения, но ничего не поделаешь.
А полковник Марков меж тем вызвал к себе сотрудника отдела, капитана, и попросил срочно навести справку о научной деятельности Нестерова и о характере его последних работ.
Без пяти семь вечера 27 мая Павел Синицын был у кинотеатра «Ударник». За день асфальт так раскалился, что жег ноги через подошву туфель. И даже тут, у кинотеатра, где с двух сторон речная вода, не веяло свежестью.
В помещении касс дышалось немного легче, никакой очереди не было, и Павел, скинув пиджак и повесив его на руку, остановился между входом и окошками кассирш, уловив какое-то слабое подобие сквозняка.
Ждать пришлось недолго. С улицы появился высокий человек в светлом костюме, голубой рубахе и красно-синем галстуке — тот самый, кто навещал утром Кутепова, — и, улыбчиво глядя на Павла, без церемоний обратился к нему:
— Вы кого-то ждете, молодой человек?
— Может, я жду ночной прохлады, — мрачно сказал Павел. Он давно не выступал в роли Бекаса, бывшего поездного вора, но старался сразу попасть в нужный тон.
— Вы получили открытку? — не смущаясь, спросил улыбчивый гражданин. — Вы Потапов?
— Если вы знаете все на свете, зачем спрашиваете? Вот я, например, не пристаю с ножом к горлу: как это вам в галстуке не жарко?
Незнакомец стал серьезнее.
— Нужно выйти отсюда. Я живу в гостинице «Россия». Проводите меня.
Он говорил, не понижая голоса, совершенно не заботился о конспирации, и это слегка озадачило Павла. Не такой представлялась ему явка, назначенная впервые за столько лет. В этой непринужденности было что-то неестественное. Но ему не полагалось сейчас заниматься психологическими рассуждениями.
Вышли. Незнакомец собирался пересечь дорогу прямо перед кинотеатром, что правилами запрещалось. Павел остановил его:
— Вы, наверное, богатый человек. Здесь штрафуют.
Пока делали крюк через мост, этот человек болтал на отвлеченные темы — о встречных девушках, о благах, доставляемых кондиционерами воздуха, о низком качестве теплого московского пива и прочем. Когда достигли набережной и пошли вдоль реки, он вынул из кармана блокнот, а из блокнота половинку разорванного рубля и показал ее Павлу;
— У вас есть вторая половина?
— Не трясите огрызками дензнаков, люди смотрят, — осадил беспечного партнера Павел, выдернув у него из пальцев этот вещественный пароль, другая половина которого хранилась Павлом с того момента, как он стал Потаповым. — Притормозите.
Они укоротили шаг. Павел, пошарив в кармане пиджака, извлек из бумажника свою часть рубля, сложил на ладони обе половинки и сунул руку в карман брюк.
— А не лучше ли выбросить? — заметил партнер.
Павел взглянул на него презрительно.
— Стены моей прихожей не оклеены сотенными бумажками, а целковый можно склеить. Приступим к делу. Кстати, как вас зовут?
— Ваня.
— В «России» живете… Вы что, командированный?
— Можно считать и так. Завтра уезжаю.
— Далеко?
Ваня рассмеялся.
— Домой, за границу.
— Хорош Ваня! Ну, выкладывайте.
Ваня вынул из блокнота еще одну половинку рубля, неровно оторванную.
— Вот, это новый пароль. Не перепутайте. Потому и говорю, лучше те половинки выбросить.
— А этот к чему?
— Вы должны будете познакомиться с одним товарищем.
— Кто такой?
— Его фамилия Кутепов. Виктор Андреевич Кутепов. Запомнили?
— Что значит — познакомиться? А дальше что?
— Слушайте по порядку. Ровно через месяц, двадцать седьмого июня, вы должны быть в Тбилиси. Там есть гостиница «Руставели». В вестибюле вы и встретитесь. Он вас узнает. И будет вас слушаться.
— Туфта какая-то! Я ему приказывать должен, что ли? Эй ты, стой там, иди сюда?
— А вы имейте терпение, не перебивайте. Кутепов исполнит все, что вы скажете. То есть поедет с вами куда угодно.
— А зачем куда-то ехать?
— Кутепов должен исчезнуть.
— Что значит — исчезнуть? Разложиться, что ли?
— Если вы такой химик, это было бы очень хорошо, — заражаясь стилем собеседника, сказал Ваня.
Павел отлично понял, о чем идет речь, но ему не хотелось верить ушам. Нелепо и фальшиво звучал их разговор в ясный жаркий майский вечер на берегу Москвы-реки, под кремлевской стеной. Дешевенький шпионский фарс какой-то, и больше ничего. Возникала потребность убедиться, что это не сон.
— Короче, его нужно убрать? — зло спросил Павел.
— Желательно.
— И мне подкинут? — Павел сделал пальцами международный жест, которым обозначаются деньги.
— Очень много.
— И потом за диез с двумя бемолями? — Павел сложил косую клетку из указательных и средних пальцев.
— А бемоли — это что значит?
— Тюремные замки… Мне понятно, что мы не на профсоюзном собрании — голосования не будет. Но я хочу выступить в прениях. Или нельзя?
— Давайте.
— А если я навру? Скажу — убрал, а не уберу…
— У Кутепова золотые коронки. Вы их должны представить.
— Кому?
— Это вам дополнительно сообщат.
— Вы давно в зоопарке не были? — задал неожиданный вопрос Павел.
— Бросьте шутить.
— Я серьезно. Давно?
— Не помню.
— Ну так сходите. Сейчас я, кажется, дам в зубы вам, а когда пойдете в зоопарк, то подергайте за хвост зебру. Вам будет интересно сравнить, кто больнее дерется.
Ваня не обиделся.
— Значит, вы не согласны? — спокойно спросил он.
— А вы бы согласились?
— У меня другая работа.
— Вы подумайте, что мне предлагают. Они там думают, все происходит в безвоздушном пространстве.
— Почему же? — удивился Ваня. — Ничего сверхъестественного вам не предлагают.
— Хорошенький сюжет — убить человека… Больно быстрые.
— Не могу ли я понять ваши слова таким образом, что вам надо немножко подумать?
— Вы же сами сказали — завтра уезжаете.
— Да, но сутки — большой срок.
Они были уже недалеко от западного входа в гостиницу. Ваня остановился.
— Запишите мой телефон. Вдруг все-таки надумаете…
Павел записал на клочке вынутой из пиджака бумажки. И спросил:
— А что будет, если я откажусь?
— Рассчитывайте сами. Вы же не частное лицо, вы все-таки имеете обязательства.
У Павла, пока он ехал в электричке на дачу и перебирал свой разговор с этим липовым Ваней, сложилось убеждение, что вся его игра была впустую. По крайней мере она, кажется, не произвела на Ваню никакого впечатления. Как будто каждый из них говорил, что ему положено по роли, не вникая в речь собеседника.
С этого и начал он рассказ, когда, напившись артезианской воды из ведра, стоявшего на веранде, сел перед Владимиром Гавриловичем Марковым за стол в беседке. Семенов сидел чуть в стороне и слушал, стараясь не слишком явно разглядывать человека, с которым полковник только что познакомил его.
Передав разговор с Ваней, Павел сказал:
— И вообще этот Ваня как у себя в квартире. Ничего не боится. Пароль на глазах у всей Москвы предъявляет, меня с места встречи прямо к своей гостинице ведет.
— Когда уходил от Кутепова, совсем другой был, — сказал Марков.
— Неужели вы допускаете, Владимир Гаврилович, что они всерьез с этим убийством?
— А чему удивляться? По мировым стандартам, так сказать, это нормально. Другое дело — именно тебе предложено. Мы ведь должны исходить из того, что ты раскрыт.
