Эрик Амблер - Гнев
— Не стоит, — ответил я.
Я страшно злился на себя. Из-за моего малодушия мы оказались в опасности. Мы не только продемонстрировали, что знаем про слежку, но и что хотим от нее скрыться. Скурлети и его временным союзникам из Комитета не придется ждать до полудня, чтобы убедиться в нашем «вероломстве и враждебности». Я дал им знать заранее.
Люсия сказала:
— Ну, теперь мы знаем наверняка.
— К несчастью, они тоже. Мне бы следовало быть умнее.
— Не вини себя, милый. Они ведь все равно не видели, как ты вернулся. И значит, скоро начали бы тебя искать. Так что никакой разницы.
— Разница будет, если они нас найдут.
— Ну, надо постараться, чтобы не нашли.
Мы решили въехать в Канны со стороны Ванса и оставить машину подальше от улицы Карпоньяр. В Ницце Люсия показывала мне дорогу. Улицы были почти пусты, и мы доехали быстро. На выезде из Канн я сразу замедлил скорость, и Люсия стала искать дорогу, ведущую к ее дому.
Мы нашли ее почти без труда. Она шла к небольшой ферме и двум-трем коттеджам, а дальше тянулась по левой стороне долины, становясь все менее наезженной. Впереди был виден огород — ромбовидная полоса ровной земли, а за ним, выше по склону, — оливковая роща. Мы ехали вдоль заборов с ровными рядами стеклянных колокольчиков, а затем показались теплицы. За ними можно было разглядеть двухэтажный дом с пристройками.
Я остановился рядом с теплицами. Дорога явно вела к дому. Звук мотора разбудит собак, и они поднимут лай. Люсия решила, что мы и так слишком близко. Я как можно тише сдал задом мимо забора, к границе участка. Затем развернул машину и остановился под платаном.
Вокруг было очень тихо, но в оливковой роще царило особое молчание. Толстые изогнутые ветви старых деревьев стояли, не шевелясь, и только листья слегка трепетали под порывами ветра. Когда мы поднимались, неподалеку мелькнул черный силуэт козы, а потом звякнула цепь. Вдали смутно виднелся каменный резервуар, и был слышен звук текущей воды. Через пару минут мы вышли на тропинку.
Она привела нас к воротам сада. Отсюда мы уже видели дом. Люсия тихо сняла защелку. Пружина была тугая, а несмазанные петли громко скрипнули, когда мы открывали калитку.
Во дворе росли высокие кусты, и за ними мне не было видно ничего, кроме мощенной кирпичом дорожки с низкими ступенями. Люсия показывала дорогу. Ближе к дому кусты редели и дорожка утыкалась в площадку с большим деревянным столом под навесом от солнца. Должно быть, в теплую погоду постояльцы обедали на свежем воздухе.
Поднявшись на три ступеньки вверх, мы подошли к проходу под террасой. Дверь в кладовку была справа.
Люсия порылась у себя в сумочке.
— Одну секунду, — сказала она. — Сейчас достану ключ.
— Тебе посветить?
Я взял с собой фонарик.
— Нет, я уже нашла.
Нам очень повезло. Мы разговаривали вполголоса. Конечно, мы предполагали, что за домом наблюдают с улицы, но до забора было довольно далеко. Думаю, на нас повлияла темнота, и поэтому мы шептались.
Я включил фонарик только тогда, когда она открыла дверь, и направил луч внутрь. Мы вошли.
Бо́льшая часть помещения была завалена садовой мебелью и инвентарем. На широкой полке лежали подушки от садовых стульев. Я не видел никакого чемодана.
— За подушками, — сказала Люсия.
Она взяла у меня фонарик и указала лучом в угол полки. Я стал убирать подушки. Через секунду я заметил чемодан. Это была реликвия, сохранившаяся от того времени, когда люди путешествовали на поездах, а не на самолетах. Сделанный из металла, с рядами заклепок и уголками из толстой кожи, он стоял у самой стены, под стропилами. Мне пришлось встать на стул, чтобы до него дотянуться.
В это мгновение пол на террасе над нашей головой скрипнул. Люсия затаила дыхание и выключила фонарь. Мы оба замерли. Пол скрипнул снова. Над нами кто-то ходил. Затем послышался шум голосов, явно мужских, слов было не разобрать.
Люсия снова включила фонарь и беззвучно произнесла одно слово: «Быстрее!»
Я достал чемодан и слез со стула. Люсия не выключала фонарь, пока мы не подошли к двери.
Мы снова оказались в проходе, и Люсия повернулась, чтобы закрыть дверь, но голоса послышались с другой стороны дома. Я схватил ее за руку и потащил вниз по ступенькам, к площадке. Луч света осветил дорожку впереди нас, и я толкнул Люсию в тень кустов.
Свет снова блеснул и стал ярче — человек с фонарем вышел в проход. Он сказал что-то своему напарнику и двинулся вперед. Когда он заметил открытую дверь кладовки, у него вырвалось восклицание.
Теперь я мог их разглядеть получше. У того, что с фонариком, на голове был мотоциклетный шлем. Второй был в шляпе, похожей на мою, и в руке держал пистолет. Человек в шлеме присел на корточки, а затем бросился в кладовку.
Мы не стали дожидаться развития событий. Я крепко схватил Люсию за руку: мы помчались вниз по дорожке и спрятались за густыми кустами.
Теперь нас было не видно, но мы все еще слышали, как эти двое переговариваются. Я не понимал слов; наверное, они обсуждали ситуацию. Затем их голоса затихли.
Я держал Люсию за руку: она вся дрожала. Подхватив чемодан, я двинулся вниз, к калитке. В этот раз мы открыли и закрыли ее очень тихо.
Все время, пока мы шли к машине, Люсия молчала.
— Это те, — произнесла она наконец, когда я ставил чемодан в багажник, — кто убил Ахмеда.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Ошибки быть не может. Ты понял, о чем они говорили?
— Нет. Но мне кажется, я узнал язык. Это чешский.
Через полчаса я заехал в гараж дома Санже в Мужене. Фонарь перед входной дверью горел, но ни в одном из окон света не было. Оставалось еще пять часов до того времени, когда Мари уедет к сестре в Канны.
Гараж был устроен в переоборудованном каменном амбаре, частично расширенном и приспособленном под винный погреб. Штопора не было, но я нашел бутылку виски с отвинчивающейся пробкой.
Какое-то время мы сидели в машине и пили виски. Потом Люсия опустила голову мне на плечо и уснула.
III
Бо́льшую часть следующего дня мы проспали на широкой кровати в гостевой спальне дома Санже. Мари оставила нам записку с объяснениями, какую комнату занять и где взять еду.
Когда мы наконец собрались поесть, день уже клонился к вечеру. Убрав со стола, Люсия вдруг начала смотреть на часы и нервничать. Фариси правильно понял, что ему нужно делать? Я уверен? Уже пять часов. Интересно, он уже был у врача и получил рецепт? Скоро он должен идти в кино. Он знает, что должен говорить, когда зайдет в клинику?
Волнение Люсии объяснялось тем, что план встречи в значительной степени принадлежал ей. Она чувствовала за него ответственность. И после наших вчерашних приключений опасность вновь стала для нее зримой и осязаемой, как тогда в Цюрихе.
Я, как мог, старался ее успокоить, напустив на себя расслабленный и уверенный вид, но сделать это было нелегко. Я пытался не думать о встрече с Фариси, а тревога Люсии была заразительна.
Перед отъездом я немного выпил, но немного, самую капельку.
Мы решили, что имеет смысл подъехать к клинике на пятнадцать минут пораньше. Тогда люди, следящие за Фариси, не смогут меня заметить, и в то же время я пробуду во дворе не слишком долго и у меня будет меньше шансов быть опознанным случайным прохожим.
Я приехал ровно без четверти восемь.
Когда я осматривал двор в воскресенье, там стояло всего две машины, теперь их было три и еще мотороллер. Я ухитрился втиснуть «ситроен» на свободное место, но задачка оказалась непростой, и я весь взмок, пока с ней управился. Я закурил и постарался успокоиться. На встрече с бригадным генералом Фариси мне хотелось бы выглядеть спокойным и невозмутимым.
Без пяти восемь случилось непредвиденное. Во двор въехала машина и остановилась прямо перед моей, светя фарами мне в лицо.
Из нее вылез крупный краснолицый мужчина в кепке и галстуке-бабочке и двинулся ко мне, размахивая руками.
— Что вы здесь делаете? — заорал он. — Это мое место.
Я включил фары, чтобы ему было труднее рассмотреть меня, и сказал, что уже уезжаю.
Но это не возымело никакого действия, он продолжал разоряться.
— Третий раз за неделю, — ревел он. — Это уже слишком! Это частная стоянка! — Он указал на знак. — Вы что, читать не умеете?
Я завел мотор и снова прокричал, что уезжаю.
— Я должен поставить в известность консьержа!
Он двинулся в сторону офиса. Его машина закрывала мне выезд. Я не мог ничего придумать, кроме как перегородить ему путь своим «ситроеном». Одновременно я наклонился к стеклу и прорычал:
— Я врач, меня сюда срочно вызвали к пациенту, а теперь мне надо вернуться в больницу.
Он колебался.
— Так что? — не сдавался я. — Так и будете загораживать проход или отодвинете машину, чтобы мы могли разъехаться?
