Чингиз Абдуллаев - Линия аллигатора
При этом слове Дронго посмотрел на следователя внимательнее.
— Вас невозможно ни с кем спутать, — продолжал следователь. — Я зашел вас поблагодарить. И за спасенных детей тоже. Спасибо вам.
— Кто вы?
— Следователь московской городской прокуратуры Виктор Юдин.
— Послушайте, Виктор, — обратился Дронго к неожиданному посетителю, — это еще не все. За несколько секунд до смерти полковника Карцева ему позвонил кто-то очень важный, и секретарь сказала, что соединит его с Карцевым. Вы можете проверить через телефонную компанию, кто именно звонил. Время его смерти вы знаете.
— Спасибо, — Юдин поднялся. — Я так и сделаю. Вы не услышали, как звали этого человека?
— Нет. Полковник не произносил его имени. Но можно узнать, кто именно ему звонил.
Юдин наклонился к нему:
— Скорее выздоравливайте.
Он повернулся, чтобы уйти. Дронго вдруг позвал:
— Виктор, мой пистолет остался лежать в аэропорту, рядом с автокаром. Тот самый пистолет, из которого я все время стрелял.
— Его не нашли, — повернулся к нему Виктор и, снова наклонившись, очень тихо произнес:
— Но вообще-то он на дне Москвы-реки. Удачи вам, Дронго.
Когда он вышел, Дронго подумал, что в этом мире еще можно жить. Пока работают такие ребята, как Виктор Юдин.
Глава 34
Проверив через телефонную компанию, кто звонил полковнику Карцеву, ошеломленный Юдин приехал в больницу к тяжелораненому Самойлову. Тот, уже наслышанный о подвигах Юдина и неизвестного журналиста, встретил следователя довольной улыбкой.
— Тебя можно поздравить с отличным результатом. Говорят, ты сделал почти невозможное. Никогда бы не подумал, что иудой, предавшим наших товарищей, окажется Карцев. Хотя, честно говоря, я всегда видел в нем нечто неискреннее, ненастоящее. Но такое не мог даже предположить. Это он предупредил бандитов об аресте Дьякова?
— Скорее приказал его убрать, — поправил полковника Виктор, усаживаясь рядом, лицо его было скорбным. — Он передавал приказы полковнику Чихареву, которого мы вчера арестовали. А тот, в свою очередь, имел целую группу подручных, состоящую одновременно из уголовников и сотрудников правоохранительных органов. Поэтому Крутиков и Проколов получили от Марата указание напасть на машину с сотрудниками ФСБ и не дать им добраться с Дьяковым до места назначения. Очевидно, Дьяков слишком много знал.
— А почему тогда у тебя такое кислое лицо, словно ты похоронил свою бабушку? — засмеялся Самойлов.
— Мне удалось выяснить, кто именно звонил Леонтьеву. Это был Карцев.
Просто при каждом звонке он применял специальный дешифратор голоса. Эксперты единодушны в том, что звонил сам Карцев.
— Ну и прекрасно. Так чем ты недоволен?
Юдин оглянулся на дверь и очень тихо сказал:
— Я знаю, кто такой Иван Дмитриевич. Вчера он позвонил по личному сотовому телефону полковнику Карцеву. Я проверил время и точно установил, что звонил именно он. Потом я даже передал запись его голоса экспертам. Они подтвердили, что это и есть тот самый Иван Дмитриевич.
— Так в чем дело? Выпиши ордер на арест и езжай за ним.
— Это заместитель председателя правительства страны, — угрюмо сказал Виктор, — я не могу его арестовать. Прокурор просто не даст мне санкции.
Самойлов ахнул от изумления. Потом покачал головой.
— Ну ты и копнул, парень. За такие вещи могут голову оторвать. И что собираешься делать?
— Я записался на прием к прокурору города.
— Это не выход. У тебя, кроме пленки, ничего нет. Да и в той, первой, записи Иван Дмитриевич просто отказывает погибшему Леонтьеву. Он может сказать, что речь шла о поставках бабочек или еще чего-нибудь. А разница между двумя звонками составляла день, два, год или еще что-нибудь в этом роде. У тебя есть другие доказательства, кроме этой пленки, которую не примет во внимание ни один суд?
— Нет, — уныло сказал Виктор.
— Тогда все. Забудь про этого Ивана Дмитриевича, словно его и не было. Ты все равно ничего не докажешь, а только наживешь себе неприятности, — рассудительно сказал Самойлов, — в конце концов, мы и так сделали большое дело.
Вскрыли преступную группу, действующую в международном аэропорту. Убит Карцев.
Арестован Чихарев. Разгромлена их группировка. Выяснили, как убили американскую журналистку, бывшего заместителя председателя таможенного комитета и эксперта-патологоанатома. Заодно арестовали и многих бандитов, совершавших эти преступления. По-моему, все не так плохо.
— Да, — кивнул Виктор, — но мы не арестовали главного организатора этих преступлений, который был фактическим владельцем компании «Монотекс».
— Опять ты за свое, — поморщился Самойлов, — я тебе сказал, забудь эту фамилию.
— Нет, — встал со стула Юдин, — не могу. Столько людей погибло, а вы говорите «забудь». А ваши ребята, у которых остались дети? А другие люди?
Убитая американка Элизабет Роудс, застреленный в своем кабинете Леонтьев, сброшенный в котлован Коротков? Нет. Не могу. Я все равно пойду на прием к прокурору.
— Но это ничего не даст, — возразил полковник.
— Я все равно пойду, — упрямо сказал Виктор, — иначе я просто перестану себя уважать. Я так не могу, простите меня, товарищ полковник.
Уставший от бесполезного спора, полковник откинул голову на подушку.
Помолчал. Потом задумчиво сказал:
— Может, ты и прав, Виктор. Я уже стал достаточно осторожен. Некоторые называют это опытом, а это может быть и трусость. Ты моложе, тебе виднее. Я бы в твоем возрасте и на твоем месте поступил бы так же. Ты прав.
Виктор чуть наклонился, пожал ему руку и стремительно вышел из палаты.
Самойлов посмотрел ему вслед.
— Удачи тебе, — прошептал он на прощание.
А в это время в другой больнице и совсем в другой палате, где лежал Дронго, прибежавшая санитарка испуганно заявила, что к нему приехали гости-иностранцы.
А еще через несколько минут в палату вошли сенатор Роудс и Сигрид. И хотя Дронго ждал их, они появились внезапно, словно материализовавшись из тревожных снов больного. Стоявшая рядом с сенатором Сигрид казалась чуточку похудевшей, что не могло произойти за один день, и немного грустной, но такой же красивой и стройной, как раньше. Словно действительно сумела выбросить из головы ту самую ночь.
— Я уже все знаю, — заявил сенатор. — Мне обо всем рассказали. Вы просто настоящий герой.
— Тем лучше. Врачи считают, что мне нельзя много говорить.
— Я приехал сюда, чтобы поблагодарить вас, — несколько смущенно сказал сенатор. — Наверное, отчасти и я виноват в том, что вы здесь. Я готов оплатить все расходы на ваше лечение.
— При чем тут вы? — поморщился Дронго. — Просто все так получилось. Там были дети, а ваш секретарь, — кивнул он на Сигрид, — считала, что у меня комплекс неполноценности и я всю свою потенцию растрачиваю исключительно на свою работу. Мне захотелось доказать обратное, поэтому я бросился спасать детей.
— Это было очень благородно. Простите за мое поведение в отеле «Балчуг».
Вы, наверное, тогда удивились, что я отказался от дальнейшего расследования.
Просто американский посол под большим секретом рассказал мне, что моя Элизабет на самом деле была сотрудником ФБР и выполняла здесь специальное задание. А потом Магда, ее соседка, побывавшая у меня в отеле, рассказала мне, как часто Элизабет внезапно исчезала на несколько дней. Мне стало стыдно, что я втравил вас в эту историю, и я захотел прекратить расследование. В конце концов, каждый сам выбирает свой путь.
— Да, сенатор, — согласился Дронго, — только ваша дочь была настоящим героем. Рискуя жизнью, она пыталась разоблачить международную банду, переправлявшую наркотики через Москву. Она выполняла свой долг, спасала тысячи детей от этого пагубного пристрастия. Я понимаю, что говорю обычные в таких случаях слова, но должен признаться, что горжусь знакомством с вами. У вас была прекрасная дочь, сенатор Роудс. Вы можете ею гордиться.
Сенатор отвернулся, словно в глаза ему попала какая-то соринка. Потом вдруг сказал:
— Правительство Соединенных Штатов наградило ее медалью, посмертно. Они обещали, что вручат мне эту медаль, когда я вернусь в Вашингтон. Простите меня, мне лучше на минуту выйти. Вы можете пока попрощаться с Сигрид.
Он быстро вышел, оставив их одних.
— Ты уже улетаешь? — спросил Дронго.
— А ты хочешь, чтобы я осталась? — в свою очередь спросила Сигрид, наклоняясь к нему.
— Нет, — честно признался Дронго, — здесь слишком опасно.
— Спасибо тебе за все, — прошептала она, наклоняясь еще ниже, — за то, что ты есть. Мне будет легче там, в Америке, когда я буду о тебе думать.
— И мне тоже, — прошептал Дронго.
Она наклонилась еще. Это был второй поцелуй в их жизни. Потом она поднялась.
— Я буду тебе звонить, — сказала Сигрид, — и если когда-нибудь буду тебе нужна, ты только позови меня, я сразу прилечу.
