Борис Соколов - Абхазская повесть
Вошел сотрудник и молча положил на край стола бумаги, деньги и ключи, отобранные у Капитонова.
Михаил Михайлович ничего не понимал. Начало разговора чем-то напоминало ему лекции и диспуты в Политехническом музее на тему «О путях русской интеллигенции».
— Октябрьская революция, — продолжал Березовский, — встревожила вас уже по-настоящему. Во-первых, вы потеряли свое черниговское имение, что-то около трехсот десятин пахоты и леса, не правда ли?
Капитонов, теперь уже заинтересованный, кивнул головой.
— Во-вторых, был закрыт Волжско-Камский банк, в котором у вас были «небольшие сбережения». Кажется, вы так писали в Совет Народных Комиссаров, прося о возврате их. Что-то около ста тысяч, да?
Капитонов снова кивнул головой.
— Словом, материально вас ущемили довольно сильно. Но самое главное, вы потеряли перспективу. Хотели ехать за границу. Это вам обещали устроить в шведском посольстве.
— Но я же не уехал! — вырвалось у Капитонова.
— Верно, не уехали. Но только потому, что после переезда иностранных послов в Вологду лопнула и ваша поездка. Крах этой надежды вас очень огорчил, и вы об этом говорили своим друзьям. Тогда же это стало известно и нам, — улыбнулся Березовский. — В этот же период вы пытались перебраться на юг. Вам понятно, о каком юге я говорю? Но, приехав в Москву, вы испугались трудностей и опасности перехода советско-украинской границы. В это же время вы встретили Пальчинского. Вы знали инженера Пальчинского?
— Знал.
— Вы рассказали ему о ваших настроениях и планах, и он предложил вам остаться в Москве и… Ну, я думаю, теперь вы сами продолжите рассказ о себе. Если ошибетесь, поправлять буду я. Итак, вы остались в Москве.
Тут Березовский откинулся в кресле и выжидательно посмотрел на Капитонова, давая понять, что предоставляет слово ему.
Капитонов в упор посмотрел на Березовского.
«Что они знают?» — возникла у него мысль. Видимо, глаза его выдали, потому что Березовский улыбнулся.
— Знаем, многое знаем мы, — сказал он, и Капитонова поразило, что его мысли прочитаны. — Во всяком случае, чтобы внести ясность, скажу, что некоторые из ваших друзей уже арестованы.
Капитонов вздрогнул.
— Вас, несомненно интересует, кто именно, да?
В дверь постучали, и, не ожидая разрешения, вошел Бахметьев.
— Входи, входи, Иван Васильевич, — взглянув на него, проговорил Березовский. — Вот Капитонов интересуется, кто арестован еще.
Михаил Михайлович протестующе замотал головой и пожал плечами.
— Не интересуетесь? — удивился Березовский. — Что ж, хорошо! Садись, Иван Васильевич! — предложил он Бахметьеву. — Он знает о вас немало, — обратился Березовский к Капитонову, — пусть послушает. Мы остановились на том, что Пальчинский предложил вам остаться в Москве. Продолжайте.
— Сейчас, сейчас, — заторопился Капитонов. «Кто же арестован, — не оставляла его назойливая мысль, — что они знают?»
— Вы долго собираетесь с мыслями, Капитонов! — поторопил Березовский. Но Михаил Михайлович уже медленно и раздельно начал.
— Нальчикский устроил меня в Главуголь, помог с жильем. Я был очень ему обязан. Работая в Высшем Совете Народного Хозяйства, я встречал многих знакомых по Петрограду, перекочевавших в Москву. Так я стал москвичом. Из бесед со старыми и новыми друзьями я сделал твердый вывод, что поражение Советов неизбежно и весь вопрос только во времени. Приезжавшие нелегально в Москву с белого юга, рассказывая о все нарастающей помощи Антанты, требовали ясного ответа, с кем мы.
— Я вас перебью. Два вопроса: первый — кто это, приезжавшие с юга?
— Я, право, не помню имен.
— Тогда я позволю себе напомнить, с кем вы встречались. Один из них полковник Хартулари. Теперь вспомнили?
— Я не слышал такой фамилии. Возможно, я знал его под другим именем. Но если вы знали о двух-трех встречах, почему я не был тогда привлечен к ответственности, как другие?
— Ну, об этом мы будем говорить позже. И давайте договоримся, Капитонов, — вопросы здесь задаем мы! А кто этот Хартулари, вы знали?
— Если мы говорим об одном и том же лице.
— Конечно, о том же, — усмехнулся Березовский, — о том самом, с которым вас познакомил Шер. Вы знали Шера?
— Да, — упавшим голосом пробормотал Михаил Михайлович. Ему становилось не по себе. Если им были известны такие детали, о которых он и сам успел забыть, дело плохо.
— Так вы знали, кто это Хартулари? — настойчиво повторил Березовский.
— Какой-то инженер…
— И только?
— … представитель прогрессивных промышленных кругов.
Березовский и Бахметьеав засмеялись.
— Вы не лишены остроумия, Капитонов! С каких пор начальника деникинской разведки вы считали «прогрессивным промышленником»? Но довольно! — Березовский Открыл один из ящиков стола и протянул Капитонову фото. — Он?
На Михаила Михайловича с улыбкой смотрел бравый офицер со значком генерального штаба, с небольшими черными, тщательно постриженными усиками. Свешивающийся от тяжести аксельбанта погон, на котором чернел вензель Николая Второго, свидетельствовал, что его владелец — флигель-адъютант последнего царя.
— Он! — с трудом выдавил из себя Михаил Михайлович.
— Ну, видите, как хорошо. Вот мы и договорились! — с явной иронией сказал Березовский и спрятал карточку в стол. — Ну, а ротмистра Донина вы знали тоже? Он ведь чаще бывал в то время в Москве.
— Я видел его один раз у Щепкина, с которым был связан.
— По «тактическому центру»? — быстро перебил его Бахметьев.
— Нет, по работе в ВСНХ. («Боже мой, как много они знают», — беспомощно думал он). Люди, о которых вы говорите, были арестованы и понесли заслуженное наказание.
— Значит, вы понимаете, что они заслуживали смерти?
— Но их не расстреляли!
— Да, им заменили расстрел.
— Но я не был даже арестован.
Он сейчас упрекнул себя в том, что сказал глупость.
Березовский улыбнулся.
— Ну, на это были особые причины. Вы замечаете, Капитонов, что уже начинаете оправдываться?
И, точно отвечая на тайные мысли Михаила Михайловича, обратись к Бахметьеву, Березовский продолжал:
— Сколько лет прошло. Казалось, все забылось и травой поросло, ан — нет, кто-то помнил, хранил в своей памяти и встречи, и разговоры, и действия. Да, действия, — продолжал он, снова поворачиваясь к Капитонову, — потому что за словами всегда следуют и поступки. Вы захотите внушить нам мысль, что разговоры, мол, были, а действий не было. Так я вас понял? Вы направляли, координировали действия других, а это еще хуже, больше! Действие может быть случайным, несознательным, руководство же поступками других — всегда осмысленное.
Наступила короткая пауза. Березовский перелистал дело.
— Леонтьева вы знали? — спросил он немного погодя.
— Сергея Михайловича? Конечно! Это очень уважаемый человек.
— Его нужно было расстрелять! — бросил Бахметьев. — Советская власть заменила тому «уважаемому» человеку расстрел тюрьмой.
— Мы считали его жертвой судебной ошибки, — нерешительно пробормотал Капитонов.
— Кто это мы?
— Я говорю о той части технической интеллигенции, которая противопоставляла себя Советской власти.
— Вы находились среди этих людей?
— Тогда я еще не мог определить своего места, но, конечно, мои симпатии были с ними.
— А позже?
— Я не утверждаю, что стою на советской платформе, но я всегда был лоялен.
— И никогда не принимали участия в антисоветских группировках? — перебил Березовский.
— Конечно, никогда! — оскорблено воскликнул Михаил Михайлович. Но страх змейкой уже проник в сердце и знакомой мелкой дрожью рассыпался по всему телу. Где-то в подсознании все время, в такт пульсирующей крови, бился тот же вопрос: «Что они знают?» Эта мысль вторглась в его сознание и путала все остальные.
— Значит не принимали?
Капитонов зажмурил глаза и вдавил голову в плечи. Нет, молчать дальше нельзя. Здравый смысл требовал протестовать, возмущаться, хотя бы и без надежды выйти из этой игры. Но не поздно ли это после сделанных полу-признаний некоторых встреч. Какую-то часть его прошлого они знали. Знали, но не привлекли к ответственности, ну, хотя бы по «тактическому центру», видимо считая его незначительным участником организации. «Да, надо говорить, — решил он и сейчас же мысленно поправился: — Но только о прошлом. Быть может, признание облегчит судьбу».
Раздался телефонный звонок. Березовский взял трубку и долго слушал, изредка поддакивая своему собеседнику. Закончив разговор, он вновь обратился к Михаилу Михайловичу.
— Я смогу облегчить ваши колебания. Тавокин только что дал исчерпывающие показания!
«Бог мой, значит и он арестован», — с ужасом подумал Капитонов, чувствуя, как страх снова охватил его.
