Федор Ерист - Непроходные пешки
Дочка открыла рот…
Тогда присядем…
Вы что себе…
Второй, лет пятидесяти, с характерной рязанской рожей, пробурчал: мы люди государевы и временем не располагаем: у домочадцев и дворовых жалобы есть?
Таня заткнулась. Муж — Юмашев, разумно отнеся на свой счет «дворовых», начал пробираться дверям, наплевав на супружеские долги.
Который помоложе тяжело выдохнул, легко поднялся и пинком отправил главу семьи Ельциных — Юмашевых в угол гостиной головой вперед.
За пояс штанов поднял и швырнул к ногам женушки. Женушка завизжала: па — а — а- а — пп — а???
Вошла горничная и грохнула поднос. Добротный ковер не прибавил ничего к ранее прозвучавшему, однако на крик дочки отозвалась мама, издалека: Таня! Прекрати! Идите лучше на веранду.
В открытую дверь заглянул шеф охраны и довольно кивнув скрылся.
Оглушенный хамским отношением к своей персоне, Юмашев решил привлечь внимание общественности и пискляво воззвал: ма — а — а — а — ….
Завершить не случилось: мужик, обладатель хорошо поставленных пинков тяжело вдохнул…
Валя решил не рисковать: его дискант никого не интересовал, как и все написанное им до этого.
Однако на звуки от двух любящих сердец не остались без внимания, первой прореагировала горничная: обладая тонкой душевной организацией — хлопнулась в обморок.
И количество слушателей — зрителей — болельщиков, прибавилось: В хорошем темпе на сцену выбралась разгневанная мамаша, почуяв давно ожидаемое время оплаты безобразий.
Визитеры, люди многоопытные, стали по удобней устаиваться в креслах, ожидая прибавления зрителей и главного любителя хорового пения про уральские плодово–ягодные насаждения.
Мама, прожив жизнь в трудах и закалив характер в общении с записным алкоголиком, верно оценила обстановку, Наина Иосифовна потребовала: о — х — р — а — н — а!!!!????
И зачем — то, с затухающей амплитудой: Боря…
Но как — то неуверенно.
Ни охраны, ни неведомого Бори не появилось. И пауза стала затягиваться не прилично.
Мужик в больших годах устал от мелодрамы и рявкнул: гражданка Ельцина! Сесть!
Старый генерал, просто воспроизвел уставную команду, не более того…
Мамаша же поняла буквально и рухнула на едва оклемавшуюся горничную.
В конце длинного, светлого коридора показался глава семьи. Шел, скорее на шум, совершенно по старчески шаркая подошвами по дорожке, как по щебенке, а тут все стихло. Только Валя начал всхлипывать.
Мужик помоложе встал в проем двери и поманил пальцем, потом сообразил, что стоит в тени и Ельцин не видит его семафора, позвал: идите сюда, к нам, Борис Николаевич!
Ну так предатели и идут к стенке. Офицеры стали прикидывать: что делать если и этот отрубится. Этих к нему тащить или Ельцина сюда. Однако обошлось, герой здесь не сплоховал и дополз.
Выступать не стал. И заговорил конструктивно, в духе демократических перемен: предъявите ордер!
Молодой с готовностью встал, четко подошел к бывшему президенту, щелкнул каблуками и из положения " стрельба стоя» метко плюнул в одутловатую рожу: это за кровь, преданных тобой солдат! Орден.
Ефим Гершевич! Он не орден, а ордер спрашивает. Посадите его и сами присядьте.
Которого назвали Ефимом, брезгливо взял Ельцина за ухо и подвел к креслу, коленом подбил ногу и за ухо же опустил награжденного в глубокое кресло: Вам, надеюсь, удобно? И не вздумай сдохнуть, мерзавец! Уши оборву!
Старый гыгыкнул: …у мертвого осла уши?! Сядь Фима. Противно…
Граждане! Успокойтесь. Это не ограбление — это просто дезинфекция.
Прим.: Хм! А ведь Ельцин–то, 22.4 того…
Что получается? Достоверно!
