Ян Флеминг - Осьминожка (сборник)
А если со мной явитесь вы, его будут соблюдать в тысячу раз надежнее. Тон на торгах, вероятно, буду задавать я. Мне уже известен допустимый предел — между прочим, я буду работать на клиента — но для меня все будет гораздо проще, если узнаю заранее, насколько далеко может позволить себе пойти мой соперник. То, что вы сообщили, уже большая услуга. Я предупрежу своего человека в аукционном зале. Если у вашего шпиона крепкие нервы, он действительно может заставить меня поднять цену до потолка. Конечно, в зале будут и другие покупатели. Да... вечерок предстоит занимательный. Аукцион будет транслироваться по телевидению, и для всех этих приглашенных миллионеров, герцогов и герцогинь пройдет в виде гада-представления, которые «Сотбис» умеет устраивать, уж поверьте мне. Разумеется, замечательная реклама. Боже милостивый, если бы они пронюхали, что в аукционе замешаны рыцари плаща и кинжала, что бы там поднялось!.. Итак, шутки в сторону. Что нужно еще будет сделать? Только установить этого человека и все?
— Да, все. Как вы думаете, за сколько фунтов пойдет эта вещь?
Мистер Сноумэн прикусил зубами свою золотую ручку:
— Видите ли, здесь я пасую. Верхний предел суммы мне известен, но это секрет моего клиента, — он сделал паузу и задумался. — Скажем, если ее отдадут меньше, чем за 100 тысяч фунтов стерлингов, мы будем очень удивлены.
— Понятно, — сказал Бонд. — Теперь, как мне попасть в аукционный зал? Мистер Сноумэн раскрыл элегантный кейс из крокодиловой кожи, вынул два пригласительных билета и протянул один Бонду:
— Я его приготовил для жены. Ничего, раздобуду в аукционном зале другой. Ваше место — Б5, расположено очень удобно, в центре зала, напротив аукциониста.
Бонд взял приглашение, на котором было написано:
«Сотбис» и К
Проводятся торги
Предметы из собрания изящных драгоценностей, а также Единственное в своем роде произведение искусства Фаберже. Собственность леди.
Билет дает право на вход одному лицу в главный аукционный зал.
Состоятся 20 июня ровно в 9 часов 30 минут вечера.
Вход со стороны улицы Святого Георгия.
— Это не прежний парадный вход в стиле георгианской эпохи со стороны Бонд-стрит, — разъяснил мистер Сноумэн. — У них теперь над бывшим запасным входом сооружен навес, перед дверьми расстелен красный ковер, — все сделано после того, как Бонд-стрит объявили улицей с односторонним движением. А теперь, — поднялся он со стула, — не хотели бы вы ознакомиться с некоторыми произведениями Фаберже? Здесь у нас есть кое-что из того, что мой отец выкупил у Кремля в 1927 году. Вы, по крайней мере, будете иметь представление, из-за чего разгорелся весь этот сыр— бор, хотя, конечно, «Изумрудная сфера» несравненно великолепнее всего того, что я могу показать из работ Фаберже, за исключением императорских пасхальных яиц.
Джеймс Бонд покинул эту сказочную пещеру Аладдина, ослепленный блеском бриллиантов, мерцанием разноцветного золота, сиянием полупрозрачных изделий из эмали и финифти. Выйдя на Риджент-стрит, он направился к Уайт-холлу, где провел остаток дня в однообразных серых учреждениях, планируя и тщательно подготавливая мероприятия по идентификации и фотографированию человека в переполненном зале, у которого еще не было лица и имени, но который несомненно являлся главным советским шпионом в Лондоне.
На следующий день с самого утра Бонд был предельно возбужден. Он нашел предлог для посещения Секции связи и заглянул в небольшое помещение, где мисс Мария Фройденстайн и два ее ассистента работали на шифровальных машинах с применением «Пурпурного кода». Взяв папку с еще не зашифрованными материалами — он имел право доступа к большей части информации в штаб-квартире — Бонд пробежал глазами тщательно продуманные сообщения, которые через час с небольшим будут непрочитанными отложены в сторону каким-нибудь начинающим сотрудником ЦРУ в Вашингтоне и с почтительностью вручены высокопоставленному офицеру КГБ в Москве. Он перекинулся шутливыми замечаниями с обеими девушками-ассистентками, а Мария Фройденстайн лишь едва оторвалась от машины и вежливо улыбнулась ему. По коже Бонда прошли мурашки от такой близости к предательской и глубоко запрятанной под отделанной оборочками белой блузкой черной душе, которой грозила смертельная опасность. Мария была внешне непривлекательной девушкой с бледным, довольно прыщеватым размытым лицом и черными волосами. Таких девушек обычно никто не любит, у них мало друзей, держатся они вызывающе, особенно незаконнорожденные, и таят в себе обиду на весь мир. Возможно, ее единственным удовлетворением в жизни был секрет, который она носила под своей впалой грудью — сознание того, что она выше и умнее всех окружавших ее лиц, что каждый день она изо всех сил мстила обществу, тому обществу, которое презирало, вернее, игнорировало ее. О, однажды они еще пожалеют! То был обычный образчик комплекса неврастенички, месть «гадкого утенка» всему миру.
Бонд отправился по коридору в свой кабинет. Сегодня вечером эта девушка получит состояние, свою плату в тридцать серебреников, увеличенную в тысячу раз. Возможно, деньги изменят ее характер, принесут счастье. Она сможет позволить себе услуги лучших косметологов, прекрасную одежду, хорошенькую квартиру. Но ведь М. заявил, что намеревается активизировать проведение операции «Пурпурный шифровальный код» и передавать более серьезную дезинформацию. Работа предстоит ювелирная. Один неверный шаг, одна неосторожная ложь, один поддающийся перепроверке обман в сообщении, и КГБ учует запах жареного. Еще один прокол, и они поймут, что их водили за нос, причем позорно, в течение трех лет. На такое унижение последует быстрая ответная реакция. Там сделают вывод, что Мария Фройденстайн была двойным агентом и работала как на русскую, так и на британскую разведки. Ее неизбежно и в кратчайшие сроки ликвидируют, возможно даже с помощью цианистого пистолета-распылителя, о котором Бонд читал совсем недавно. Рассеянно глядя в окно поверх деревьев в Риджент-парке, Джеймс Бонд передернул плечами. Слава Богу, его все это не касается. Судьба девушки была не в его руках. Она была втянута в грязную сеть шпионажа и ей просто посчастливится, если она успеет потратить хотя бы одну десятую часть богатства, которое получит через несколько часов на аукционе.
У здания «Сотбис» на улице Святого Георгия вереница машин. Бонд расплатился с таксистом и присоединился к толпе людей, которые поодиночке просачивались в здание. Показав облаченному в форму швейцару пригласительный билет и получив от него каталог. Бонд, смешавшись с фешенебельной и возбужденной публикой, прошел по широкой лестнице и вдоль галереи в уже заполненный главный аукционный зал. Заняв свое место рядом с мистером Сноумэном, который записывал в лежащий на коленях блокнот какие-то цифры, он огляделся вокруг.
Аукционный зал был высоким и просторным, размером с теннисный корт, оформленный в старинном духе, с двумя большими канделябрами, излучающими приятный рассеянный свет, который контрастировал с яркими лучами, расходившимися вдоль потолка со сводами. Стеклянная крыша была затенена наполовину задернутой шторой, препятствовавшей проникновению в зал солнцу во время проведения дневных торгов. Стены зелено-оливкового цвета были увешаны картинами и гобеленами, а на специально сооруженной платформе, обитой по бокам гигантским полотном со сценой из охотничьей жизни, расположились операторы с телевизионными камерами, в числе которых был и оператор из MI-5 с пропуском для прессы от газеты «Санди Таймс». В зале на небольших золоченых стульях сидело около ста дилеров и зрителей, взгляды которых были направлены на стройную фигуру аукциониста в безукоризненном пиджаке с гвоздикой в петлице, спокойно и без лишних жестов вещавшего с приподнятой деревянной трибуны:
— Пятнадцать тысяч фунтов. Шестнадцать, — пауза, взгляд на кого-то в переднем ряду. — Против вас, — сэр, и в ответ приподнял каталог. — Объявляю семнадцать тысяч фунтов. Восемнадцать. Девятнадцать. Объявляю двадцать тысяч фунтов. — Речь аукциониста продолжала журчать плавно и неторопливо, в то время как внизу среди публики такие же спокойные покупатели с непроницаемыми лицами подавали ему на кафедру сигналы — ответы на предложенные цены.
— Что он продает? — спросил Бонд, открывая каталог.
— Лот 40, — ответил мистер Сноумэн. — Бриллиантовое ожерелье. Видите, помощник держит на черном бархатном подносе. Возможно, оно пойдет за двадцать пять тысяч. Против французской лары выступает итальянец. Иначе ожерелье обошлось бы им всего в двадцать. Я торговался лишь до пятнадцати. Очень хотелось завладеть ими — прекрасные камни. Вот и все, продано.
И верно, цена поднялась до двадцати пяти тысяч и молоточек, который аукционист держал не за ручки, а за головку, мягко опустился, поставив точку в торгах за ожерелье.
