Чингиз Абдуллаев - Три цвета крови
А потом начались известные польские события.
И вскоре в Польше к власти пришел «электрик» Валенса и правительство «Солидарности». Инвалид Купцевич не был нужен никому. Тем более инвалид, по-прежнему остающийся членом бывшей правящей партии. Ведь порядочные люди присягают только один раз. Все остальные оправдания и ссылки на изменившиеся обстоятельства — жалкие попытки прикрыть собственное ничтожество. Купцевич был уволен с работы и лишь чудом сумел устроиться ночным дежурным в краковском музее. Тогда они и встретились:
Дронго был в Польше проездом в Австрию. На этот раз поездка оказалась роковой для самого Дронго. Словно сработало чье-то заклятие: теперь пришла его очередь терять любимую женщину. Единственную женщину, которую он любил. И которая отдала за него жизнь, заслонив от пуль убийцы. По прихоти судьбы она тоже была американкой. Натали Брэй погибла в Австрии осенью девяносто первого года. И несчастье, случившееся с Дронго, как-то уравняло его с Купцевичем, сделав боль разлуки не столь выматывающей душу, словно поделенное на несколько человек горе было не таким тяжким, а разделенная боль не столь мучительной.
Он уже не жалел, что не успел сменить телефон и поменять квартиру. Теперь Дронго с нетерпением ждал приезда Купцевича. Тот сказал «мы», значит, собирался приехать не один.
Ровно через полчаса в дверь позвонили. Дронго по привычке посмотрел в глазок, встав таким образом, чтобы смотреть несколько сбоку. На лестничной клетке стоял Адам Купцевич. В этом не было никакого сомнения. Это был он, сильно изменившийся, очень располневший, почти седой, с палкой в руках, но живой и здоровый, ожидавший, когда старый друг откроет. Уже не раздумывая, Дронго щелкнул замком. И попал в объятия Купцевича.
Но его ожидал и другой сюрприз. На лестнице стоял Владимир Владимирович.
Тот самый эксперт КГБ, который два года назад помог Дронго во время операции против действий мафии в Закавказье. В отличие от Купцевича, он почти не изменился. Впрочем, в пожилые годы люди гораздо меньше подвержены переменам, чем в молодости. После шестидесяти внешние отличия уже не столь существенны.
Оболочка словно консервируется, тогда как внутри идет стремительный процесс общего разрушения.
Когда все расселись вокруг стола и Дронго достал специально отложенные для подобного случая две бутылки настоящего грузинского вина, начались первые тосты за погибших и за оставшихся друзей. Когда пили за погибших, Дронго встретился взглядом с Купцевичем. Тот кивнул. Он знал о смерти Натали. Дронго чуть задержал дыхание и выпил залпом весь стакан, чего никогда себе не позволял.
И только после третьего стакана он ернически спросил:
— Вы, наверное, случайно встретились и решили меня разыграть, приехав сюда.
— Не надо… — покачал головой Купцевич, — ты все отлично понимаешь.
— Да. Квасневский оказался не такой дурак, как Валенса. Он правильно решил распорядиться оставшимися кадрами, и ты снова на службе.
— Точно. Даже восстановили в звании полковника польской разведки. Правда, я честно предупредил Владимира Владимировича и его коллег, что польская разведка изменила основные направления своей работы, переориентировавшись с Запада на Восток. Ты понимаешь, о чем я говорю.
— Да. Но тем не менее ты все-таки приехал в Москву. Значит, только очень важное обстоятельство могло погнать тебя в столицу России. Давай я немного погадаю. Судя по составу, в котором вы пришли, речь идет о достаточно серьезной операции, которую нужно провести в России или в странах СНГ. Скорее второе, так как Владимир Владимирович, насколько я помню, специализировался на ближнем зарубежье. Очевидно, польская разведка получила информацию, которую решила довести до сведения российской разведки. А те, в свою очередь, решили снова выйти на меня. Все правильно?
— Я же говорил, что он в великолепной форме, — радостно заявил Адам, обращаясь к Владимиру Владимировичу.
— Нет, — покачал головой Дронго, — не получится.
— Что не получится? — спросил Купцевич.
— Все. Я эти игры закончил. Меня едва не убили перед выборами в России, посчитав, что я слишком много знаю. А потом меня отправили телохранителем к американскому композитору, решив, что я могу быть приманкой для Ястреба. Того самого, которого я уже однажды брал в Бразилии. С меня достаточно. У меня есть немного денег, кстати, обещанный гонорар за последнюю операцию я получил наполовину: организация, которая меня нанимала, приказала долго жить, и не без моего участия. Я в какой-то мере обрубил сук, на котором сидел. Но даже того, что я имею, хватит на долгие годы. В политику и в разведку я не вернусь.
Надоело.
Владимир Владимирович достал носовой платок, вытер губы.
— Хорошее вино, — с уважением сказал он, — у вас всегда был неплохой вкус.
Чтобы получилось хорошее вино, нужно особое терпение, так, кажется, говорят на Кавказе.
— Вы пришли только для того, чтобы сообщить мне это? — улыбнулся Дронго.
— Не только. Речь идет не о наших прихотях. И не об интересах какой-либо разведки или стороны. Речь идет о миллионах людей, которые могут здорово пострадать из-за наших с вами ошибок или амбиций.
Дронго посмотрел на Купцевича. Тот мрачно кивнул. Перевел взгляд на Владимира Владимировича.
— Какой-нибудь террористический акт? — хмуро спросил он.
— Мы пока не уверены, — честно признался Владимир Владимирович, — просто наши польские коллеги вышли на одну группу, работающую в Европе. Она состоит в основном из бывших офицеров КГБ, возглавляет группу бывший подполковник КГБ. По документам он проходит как Йозас Груодис, хотя в ФСБ, наверное, известно и его настоящее имя. В группу входят неплохие профессионалы, судя по нескольким заданиям, которые им поручали. Так вот, по сведениям польской разведки, в настоящее время группа готовит мощный террористический акт на нашей территории.
А наша контрразведка даже не знает, где именно.
— Понятно, — нахмурился Дронго, — вы думаете, что бывших ваших коллег должен искать именно я?
— Это очень опасная группа, — вставил Купцевич, — по-моему, тебе следует согласиться.
— А по-моему, наивно полагать, что один человек может справиться с целой группой профессионалов, — пожал плечами Дронго, — или вы что-то недоговариваете.
— Я не уполномочен вести никакие переговоры, — честно признался Владимир Владимирович, — просто приехал передать вам приглашение нового руководства ФСБ.
— Нет, — резко возразил Дронго, — никаких приглашений. Все кончено. Я вышел на пенсию.
— А что тогда говорить обо мне? — Купцевич показал на свою палочку. — Я старше тебя. И к тому же инвалид. По-твоему, я должен был оставаться сторожем в краковском музее?
— Это твое личное дело, — упрямо сказал Дронго, — ты присягал Польше, которая по-прежнему существует. Страны, которой я присягал, нет. Значит, все эти разговоры никому не нужны.
— Речь идет о людях, — снова вмешался Владимир Владимирович, — и, судя по той настойчивости, с которой вас ищут, им нужны именно вы. Возможно, что речь идет о людях либо обстоятельствах, вам хорошо знакомых. Вы профессионал, Дронго, и понимаете, что вас не стали бы разыскивать просто так. Очевидно, обстоятельства требуют вашего участия.
— Что вам нужно? — устало спросил Дронго. — Неужели вы не поняли, что я больше никому не нужен. Я реликт, динозавр, который еще не вымер. «Совок», так и оставшийся «совком» с советским образом мышления и отношением к людям.
— Это слова, — мягко возразил Купцевич, — Владимир Владимирович прав. Речь идет о людях.
— Вы уговариваете меня так, словно я девица на выданье, — пошутил Дронго, — хорошо, я встречусь с кем-нибудь из руководства ФСБ, чтобы только доставить вам удовольствие.
Он протянул руку, чтобы разлить вино по стаканам, когда Владимир Владимирович вдруг сказал:
— Кстати, в группу Груодиса входит и Аркадий Галинский, бывший резидент КГБ в Австрии. Тогда ведь именно из-за него погибли Марк Ленарт и Натали Брэй.
Дронго посмотрел на Купцевича. И вдруг с удивлением почувствовал, как дрожит его рука.
— Когда я могу поехать в СВР? — вдруг глухо спросил он.
— Завтра, — отозвался Владимир Владимирович, — завтра утром.
Глава 3
Ресторан «Арагви» по-прежнему таил в себе необъяснимое очарование. Уже появились рестораны высшего класса, включающие в свои меню всю гамму вкусовых ощущений от японской камамуши до испанской паэльи. Уже появились французские, турецкие, немецкие повара, сочетающие мастерство с особым изыском в оформлении блюд. Но «Арагви» оставался тем же самым легендарным рестораном, залы которого хранили память о многих знаменитостях, любивших обедать в этом, одном из самых престижных заведений ушедшего времени. При «Хозяине» ресторан считался не просто престижным, он был по-настоящему элитарным, чья кухня славилась по всей стране. В семидесятые годы здесь любили сиживать «Цеховики», обладавшие невероятными по тем масштабам деньгами. И, наконец, в девяностые «Арагви» стал просто обычным традиционным недорогим рестораном, каких было много по всей Москве. Но само его название и легенды, с ним связанные, оставались своеобразной визитной карточкой многими любимого заведения.
