А. Аскетов - Сексот
Впереди Кот увидел автобус с надписью НТВ — телевизионщики гоняются за «жареными» фактами. «Горящие новости, — подумал Кот, — Сейчас они их получат, а заодно и зажаренного оператора в придачу к фактам, если не уберутся в ближайшие пять секунд. Толпа направила острие атаки на автобус, но водитель, верно оценив шансы, не стал испытывать судьбу и рванул автобус с места. Оператор, находясь на крыше, чуть не свалился вместе с камерой, но, уцепившись за поручни, успел сделать несколько панорамных эпизодов, раскрывающих суть происходящего на улице.
…Включился канал «НТВ». Камера показывала события, происходящие в центре Москвы. Толпа двигалась в направлении объектива видеокамеры телеканала. Намерения были явно агрессивного характера — оператор нацелил объектив на толпу и…
Кошка медленно опустилась на диван. В толпе она увидела… нет, не может этого быть… КОТА!? Был, миг, только миг, но его походку она узнавала всегда и везде. Единственное, что смущало — это наличие портфеля на боку, у него никогда такого не было! Сердце ухнуло куда-то вниз, а потом подскочило вверх, вмиг замёрзли руки. Она бросилась к телефону, дрожащими руками набрала номер его мобильного телефона и услышала, что «абонент недоступен или находится вне действия сети». «Но ведь он работает в кабинете, если задерживается, обязательно звонит» — успокаивала себя Кошка.
— Мама, ты что такая бледная? Заболела? — Спросила подошедшая дочка.
— Нет, миленькая не волнуйся, это сейчас пройдёт, — успокоила её Кошка.
Шел третий час погромов. Хряк двигался тяжело. Накачанное пивом и черт его знает еще чем, тело подавало признаки усталости. «Здорово сегодня оторвались, — думал Хряк. — Такой кураж! Завтра отдохну, закажу девочек и повеселимся». Деньги, выхваченные из кассового аппарата в каком-то бутике приятно жгли бедро. Пачка была толстая и оттопыривала карман. Всё пора заканчивать, сегодня все видели, что он вожак стаи, он вел её на охоту. Ощущение силы возбуждало, а чувство безнаказанности выбрасывало такое количество адреналина в кровь, что хватило бы на продолжение охоты в течение нескольких дней. «Вот мой звездный час, видели бы меня все те, кто игнорировал меня на протяжении всей моей жизни, кто не верил в то, что я на что-то способен!» Стилет привычно висел под курткой в сшитом с любовью своими руками чехле. Стилет, дающий безграничную власть над людьми. Как парень смотрел на него, какая мольба была в глазах! И он воткнул стилет с наслаждением, чувствуя свою власть — власть Сверхчеловека. Ощущая ладонью, как плавно стилет входит в мягкие ткани шеи, как хрустнули, не выдержав удара, шейные позвонки…
«Ну, где наши — ОМОН, «Дивизия Дзержинского». Третий час беспредела, пора заканчивать! Хватит, нафигавертили, ухари. И так замучаемся разгребать всё это!» — думал Кот.
Судя по походке «Хряк» устал. «Ну, это и лучше, достаточно нагулялся гоблин, — подумал Кот». Никого не ставя в известность, Хряк стал отставать от беснующейся толпы, развернулся, и, не торопясь, двинулся в сторону, противоположную движению толпы. Стараясь быть незамеченным, Кот тенью следовал за Хряком. Наверное почувствовал, что скоро начнется разгон данного «увеселительного мероприятия». И чтобы не попасть под «раздачу пряников» ОМОНом, Хряк решил уйти. «Уйти тихо, по-английски, ни с кем не попрощавшись», — думал Кот, двигаясь следом за объектом наблюдения.
…Трансляция беспорядков прекратилась, ведущий новостей переключился на события, происходящие в регионах России и за рубежом. Кошка как зачарованная смотрела в экран телевизора. Она ждала, что вот-вот покажут события, происходящие в центре Столицы, и она убедится, что это был не Кот или другой, не её Кот, который должен сидеть в кабинете и прихлёбывая горячий кофе, наблюдать эти события на экране телевизора. Кошка неоднократно набирала знакомый номер, но голос автоответчика упрямо повторял одну и ту же фразу, что «абонент не доступен или находится вне действия сети».
«Не может сеть так долго давать сбой, — поняла наконец Кошка. Каким долгим был путь к этой мысли! И чтобы проверить свои догадки, Кошка набрала номер телефона подруги, являющейся абонентом той же сети, что и Кот. На втором гудке услышала голос подруги. Кошка положила трубку, потому что говорить просто не было сил. Все мысли и чувства были рядом с Котом. — Где ты? Где!? Откликнись, ну, пожалуйста!»
Удаляясь от толпы, Кот вздохнул облегчённо — энергия, исходившая от озверевших людей, была негативной и она давила, отнимала силу, которой и так не хватало для контроля над своим сознанием. Силу, которая так необходима для сохранения здравого ума и светлой памяти, чтобы не уподобиться взбесившимся животным, забывшим все человеческое, и только внешне похожими на людей.
Хряк двигался медленно, усталость навалилась как-то сразу. Ещё пять минут назад всё было хорошо, а сейчас вдруг, раз — и устал. «Но ничего, скоро будем дома. Горячая ванна расслабит тело, а стакан холодной водки — душу, — вяло думал Хряк. — Тяжело быть вожаком, — какая ответственность, но какая власть — безграничная, пусть на одной отдельно взятой улице, но на ней я делал всё, что хотел, и моя стая меня слушала, и выполняла любые мои прихоти. Вот так! Ведь могу когда захочу!» — радовался Хряк.
Но что-то беспокойно шевельнулось в душе. Страх!? Откуда и с чего бы это? Хряк нервно оглянулся вокруг. Все спокойно, но что-то беспокоило его. Что? Паника захлестнула разум, пот выступил на лбу — не тот горячий пот от куража, а холодный и липкий, от страха! Страха за свою жизнь! «Да нет, все хорошо, всё будет хорошо», — уговаривал себя Хряк.
Вокруг двигались прохожие. Граждане и приезжие огромного мегаполиса, занятые своими мыслями и своими проблемами. Им нет дела, что происходит в соседней квартире, не говоря уж о том, что происходит на соседней улице. Тем более, что здесь всё спокойно и ни чего не напоминало о происходящем на соседних улицах. Разве, что эхо далеких неразборчивых криков и воплей, похожих на победные кличи индейцев. Но, что-то беспокоило, что-то было не так. Вытерев со лба пот рукавом куртки, Хряк снова огляделся вокруг, все было спокойно, но какой-то «ботаник» с портфелем, двигающейся по противоположной стороне улице, показался знакомым. «Да нет, я его не знаю, но где-то встречал, это точно, — напрягся «Хряк». — А вот где?!»
«Черт, неужели, где-то прокололся, — следя за поведением Хряка, думал Кот, — ну да, сколько раз просил выделить одну-единственную шапку-невидимку на отделение для особо сложных заданий — ан нет, — «на всех не хватает, справляйтесь так,» — отвечал начальник. — Всё, закончим с этим делом, на имя Директора напишу рапорт. Лично буду просить, мол, учитывая заслуги и опыт работы, для особых случаев, ну и т. д. и т. п. и, что обязуюсь в личных и корыстных целях не использовать, а то вляпают статью, подведут под увольнение с формулировкой «за превышение должностных полномочий…»
О-о-па-а-а! Да это тот тип, который крутился в толпе, вернее в стае, его стае, но не выполнял его приказов. Был рядом, но не был с ними. Там, во время охоты, Хряк не обратил на это внимание, а здесь, что он делает здесь?
«Да, вляпался,» — Кот это знал. Расшифровкой здесь не пахло, т. к. произведя захват, он и так расшифровывался перед Хряком. Но то, что его присутствие здесь не случайно, это лишало Кота фактора неожиданности, так необходимого именно в такой ситуации. В ситуации, где некому помочь, отсутствует плечо, железное плечо соратника-однополчанина.
«Где же Вы теперь,
Друзья однополчане,
Боевые спутники мои…»
— вспомнились слова из песни послевоенных лет.
Медлить было нельзя. Понимая, так сказать, социальную опасность данного индивидуума. Кот, не снижая темпа движения, перешёл на противоположную сторону улицы, по которой двигался Хряк. И стал, постепенно увеличивая темп движения, приближаться к нему.
Кузька — так ласково друзья звали третьего из приданных сил к бригаде наружного наблюдения бойца группы «А».
— Свободный поиск, — определил старшой наружки.
— О'кей, займемся им, — подчинился приказу Кузьма.
Он не был обременен тяжёлыми думами о нарушении присяги, он видел погромы, отслеживал участника и тихо, не нарушая общественного спокойствия, пересаживал данного индивидуума из удобного кресла мягкой мебели в жесткую и не очень удобную инвалидную коляску. После силовой обработки, проводимой Кузьмой, «гоблин» лишался возможности не только размножаться, но и кушать самостоятельно. При этом он оставался живым и понимающим всю никчемность своего положения, а это было по страшнее смерти. Но душевные переживания данной категории лиц не интересовали ранимую душу Кузьки. Действовал Кузьма избирательно, — его гнев не распространялся на всех людей совершающих погромы и занимающихся мародёрством, а только на тех, кто убивал, и здесь не было места жалости. Нет, Кузьма пресекал весьма незначительные противоправные действия различных граждан, орудовавших под шумок в толпе. Кузьма умел убедить человека в том, что он не прав и поступает весьма опрометчиво, совершая то или иное действие. Те, кто искренне раскаивался, были отпущены с наставлениями больше никогда не допускать противоправных действий и в ближайшие сутки не появляться пред ясные очи Кузьмы. Народ понимал никчемность вступлений в прения и предпочитал тихо ретироваться подальше от места нахождения данного товарища.
