Чингиз Абдуллаев - В ожидании апокалипсиса
До места встречи в Штарнберге можно было доехать за полтора часа. Поэтому Дронго вел машину осторожно, попутно проверяя, нет ли за ним наблюдения. Все было спокойно, и он добрался до Штарнберга минут за десять до назначенного времени.
Подъехав к озеру, он остановил автомобиль у небольшой лодочной станции, где было пришвартовано несколько маленьких катеров. В одном из них сидел пожилой мужчина лет шестидесяти. Он был в кожаной куртке и большой кепке, надвинутой на глаза. Увидев Дронго, он привстал, приветливо махая рукой.
— Мистер Фридман? — обратился к нему хозяин катера.
— Да.
— Идите сюда. Я вас жду.
Дронго прошел вдоль причала и спрыгнул на катер. Мужчина протянул ему руку.
— Альфред Греве.
— Андрэ Фридман.
Рукопожатие было крепким. Греве прошел в каюту, вскоре послышался треск мотора. Развернув катер, они отошли от берега. Было довольно прохладно, и Дронго подумал, что его легкий костюм не предназначен для таких прогулок. Тем не менее он предпочел остаться у борта. Через двадцать минут их причал уже невозможно было разглядеть за линией горизонта. Заглушив мотор, хозяин катера прошел на палубу.
— Вам не холодно? — спросил Греве.
— Ничего.
— Если хотите, пройдем в каюту. Там у меня есть виски.
— Спасибо, я не пью виски, — улыбнулся Дронго, — мне действительно пока не холодно. "
Греве сел рядом с ним.
— Вы из Москвы? — перешел он на русский.
— Да, — кивнул Дронго. — Они просили передать вам привет.
— Спасибо. Как там дела?
— Ничего хорошего, — честно признался Дронго.
— Понятно. Я, конечно, читаю газеты, но понять трудно. Почему все так кончилось?
— Вы давно не были дома? — сочувственно спросил Дронго.
— Двадцать лет.
— Немало.
— Я тоже так думаю. Вы, кстати, второй живой человек, с которым я разговариваю за все это время. Первый связной прибыл двенадцать лет назад. До этого восемь лет я «вживался» в эту среду. С ним я работал почти столько же. Хотя «работал» громко сказано. Мы с ним встречались два раза в год. В восемьдесят девятом его отозвали. С тех пор я один. — По-русски Греве говорил с акцентом.
— Понимаю.
— Последние три года не могу понять, что происходит. Молчит мой «почтовый ящик», никто не выходит на связь. Думал, может, обо мне забыли? Хоть я и немец по национальности, но всегда считал себя советским гражданином. А кто я теперь? Я даже, наверное, не могу назвать себя гражданином России. Все мои родные из Северного Казахстана.
Дронго молчал, понимая, что человеку нужно выговориться.
— С другой стороны, я здесь уже привык. За двадцать лет обзавелся друзьями, женился. Как я теперь могу уехать, куда? Иногда даже беспокоюсь, вдруг дома узнают, что я русский шпион. Я ведь начал забывать русский язык. Мне кажется, что я всегда жил здесь, в Германии, и вообще это моя родина, дом моих предков, а все остальное дурной сон. Вы же знаете, я был «законсервирован».
В борт катера чуть слышно ударяли волны.
Греве усмехнулся.
— Термин какой придумали: «законсервирован». Я должен был сидеть и ждать, когда я понадоблюсь. Двадцать с лишним лет ждал. Так и не понадобился. Смешно?
— Не очень. — Дронго вздохнул. — Кажется, становится зябко. Давайте ваше виски.
Они прошли в каюту. Альфред, достав из бара бутылку, разлил янтарную жидкость в два глубоких бокала.
— Не разбавлять?
Дронго кивнул, получая свой виски.
— Ваше здоровье.
От выпитого стало действительно тепло. Греве достал сигареты, закурил.
— Двадцать лет, — продолжал он. — Иногда я спрашиваю себя: кому была нужна моя жизнь? Я прибыл сюда, когда мне было тридцать четыре года. Сейчас мне пятьдесят пять. Я уже старик. Двадцать лет ожидания хуже всякой тюрьмы. Постоянно на натянутых нервах. Хоть бы я что-то делал, так было бы легче. А то «законсервирован». Как разведчик, я все понимаю, нужны и такие агенты, но, поверьте, тяжело, очень тяжело.
Он снова разлил виски в бокалы, на этот раз добавив немного тоника.
— Знаете, зачем я вам это рассказываю? — спросил вдруг Греве. — Чтобы у вас не было иллюзий. Я потерянный агент, человек дисквалифицировавшийся. Двадцать лет без работы, такое даром не проходит. Недавно в газетах прочел, что госбезопасность наша сумела-таки взять генерала Полякова. Его расстреляли, а он ведь был моим учителем в разведшколе.
— Зачем вы мне это говорите? — угрюмо спросил Дронго.
— А может, у вас есть приказ и о моей ликвидации. Сейчас ведь наши агенты сотнями переходят на другую сторону. Там, у победителей, лучше. Деньги, слава, безопасность. Здесь ничего нет.
— Вы не перейдете, — покачал головой Дронго, — мы это знаем. Психологи просчитали ваши действия.
— Верно, — кивнул Греве, — не перейду. И знаете почему? Во мне остались какие-то непонятные мотивы, называйте, как хотите; идеалы, исключающие такую возможность. А вы правда считаете, что я смогу работать в полную силу спустя двадцать лет?
— Не знаю, — пожал плечами Дронго. — Я прибыл не для этого, — он понимал, что его ложь выглядит наивной, — пока я ваш связной на ближайшее время или вы мой, как вам будет угодно. Может, скоро меня сменит кто-нибудь другой.
— Непохоже, — Греве снова потянулся за бутылкой, — не обижайтесь, но правда непохоже. Ваш «Мерседес», ваши манеры и одежда выдают вас. Связные такими не бывают. Они не разъезжают на «Мерседесах», взятых напрокат.
У вас скорее какое-нибудь важное задание. Ведь вы, по-моему, даже не говорите по-немецки.
Дронго улыбнулся.
— А вы считаете, что потеряли квалификацию.
Греве засмеялся.
— Здорово. Это вы меня вынудили. — Он чуть пригубил бокал. — Я должен что-то сделать?
— То же, что и раньше. Просто жить. Ваше время еще не пришло.
— Вы действительно думаете, что мое время придет и я могу кому-то понадобиться?
— Я думаю, да, — почти честно ответил Дронго, — вы здесь двадцать лет, а это огромный капитал для дальнейшей деятельности.
— Как сейчас называется наша разведка? КГБ ведь не существует.
— Управление внешней разведки. Возглавляет Примаков.
— Ясно. Слушайте, можно я задам вам один вопрос?
— Валяйте.
— Вы отдаете себе отчет в том, что мы проиграли третью мировую войну? Лично вы понимаете это? Только честно, без пропагандистских клише?
— Понимаю, — почти сразу ответил Дронго, — даже лучше, чем вы думаете.
Они помолчали.
— Вам присвоено звание полковника, — сообщил Дронго.
— Спасибо. Кстати, там еще не поменяли форму?
— Нет, такая, как раньше. Три звезды и две полосы. Просто звездочки чуть сместили в сторону плеча.
— Значит, и здесь поменяли, — махнул рукой Греве. — А как там в стране, правда тяжело?
— Правда, — подтвердил Дронго, — но словами это трудно объяснить. И потом, сейчас у нас разные страны. У вас своя, у меня своя, а работаем мы на третью.
— Да, да, — кивнул его собеседник. — Я все понимаю. Вам, наверное, тоже нелегко. Простите.
— Обсудим дальнейшую работу. Скоро у вас будет встреча по варианту три. Вы все помните? Канал связи прежний.
— Конечно, помню.
— У вас есть какие-нибудь личные просьбы?
— Нет. Наверное, нет. В Казахстане у меня брат, сестра. Мать умерла десять лет назад, а как они, я не знаю.
— С ними все в порядке. Ваш брат уже дедушка. Кстати, дочь вашей сестры недавно переехала в Германию.
— Да? — оживился Альфред. — Где они живут, я их… — Он осекся. — Впрочем, не говорите, а то я не выдержу и поеду туда.
— А я и не скажу. Во-первых, я правда не знаю. Во-вторых, когда ее выпускали, была соответствующая операция. Они живут далеко отсюда, в северной части Германии. Не думаю, что вы когда-нибудь увидитесь. И потом, вы их вряд ли теперь узнаете.
— Да, наверное, это к лучшему… — кивнул Греве. — Сейчас мы спустимся вниз по озеру и подойдем к причалу через полчаса. Вы возьмете такси и поезжайте в Штарнберг. Там заберете свой автомобиль.
— Хорошо. А сейчас поговорим еще немного о деле…
Греве встал к рулю, разворачивая катер.
Возвращаясь под сильным дождем домой, Дронго снова прокручивал в памяти свой разговор с Альфредом.
"Вы понимаете, что мы проиграли третью мировую войну?» — спросил его Альфред.
Конечно, понимает. Это Греве сидит в благополучной Германии вот уже двадцать лет и так нервничает, а что делать ему? Танки в Тбилиси, Вильнюсе, Баку, погромы, убийства, настоящие войны, развернувшиеся сразу в нескольких республиках, распад страны. Он это слишком хорошо понимает.
"Мы проиграли третью мировую войну, — сказал Греве, — проиграли».
Именно поэтому так нужна его операция. Вечером Дронго передал сообщение в Москву: «Агент к дальнейшей деятельности готов, консервация проходит успешно».
РАЗГОВОРЫ О БУДУЩЕМ
МАГНИТОФОННАЯ ЗАПИСЬ В УПРАВЛЕНИИ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ ДОКУМЕНТ ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ НЕ ПРОСЛУШИВАТЬ НИКОГДА ДОСТУП ЗАПРЕЩЕН ВСЕМ КАТЕГОРИЯМ ЛИЦ ВСКРЫТЬ ЛИЧНО НАЧАЛЬНИКУ УПРАВЛЕНИЯ.
Дмитрий Алексеевич:
