Джеймс Донован - Незнакомцы на мосту
Около семи часов утра в номер гостиницы «Латам» внезапно ворвались агенты ФБР. Не дав Марку даже одеться (была жаркая ночь, и он спал, все с себя сняв), они начали допрос, стараясь всячески его унизить, сломить морально. Один из агентов, назвав Марка полковником, заявил, что им известно, что он советский разведчик, и предложил ему сотрудничать с ФБР, в противном случае он тут же будет арестован.
Внезапное вторжение не вывело Марка из равновесия, он сумел сохранить внешнее спокойствие, держался с достоинством и категорически отказался отвечать на какие-либо вопросы. Умело действуя, он сумел избавиться от шифрблокнота и радиограммы, принятой прошлой ночью, но некоторые вещи, указывающие на его принадлежность к разведке, все же во время обыска попали в руки сотрудников ФБР. В этот же день Марк из Нью-Йорка был тайно переправлен в лагерь иммиграционной службы в Мак-Аллен и помещен в одиночную камеру. Начались бесконечные допросы. Казалось, было сделано все, чтобы склонить его к сотрудничеству. Щедрые посулы сменялись угрозами, шантажом, но Марк держался твердо. Хотя нелегалы, как правило, готовы к подобным экстремальным ситуациям, арест всегда является тяжелейшим испытанием для разведчика. Провал не сломил Марка. Он помнил о данном им обязательстве соблюдать конспирацию и ни при каких обстоятельствах не раскрывать врагам доверенных ему служебных тайн. Его решение всеми доступными средствами выполнить это обязательство было непреклонным. Вера в то, что Центр обязательно предпримет все от него зависящее для оказания помощи и ни при каких обстоятельствах не оставит в беде, придавала ему силы.
Стремясь показать свою осведомленность, сотрудник ФБР невольно выдал источник поступившей к ним информации: Марку сразу же стало ясно, что Вик предатель, ибо только он знал о присвоении ему звания полковника. В этой тяжелой ситуации разведчика беспокоила не только его судьба, но и то, что ФБР может начать с советской разведкой игру, с тем чтобы втянуть ее в какую-либо провокационную авантюру с последующей компрометацией. Для предотвращения провокаций со стороны ФБР надо было как можно скорее уведомить Центр о своем аресте. Он понимал, что имеющиеся у ФБР улики и показания Вика убедительно свидетельствуют о его советском гражданстве и принадлежности к советской разведке. После долгих и мучительных раздумий он приходит к выводу, что единственной возможностью сообщить в Центр о провале явилось бы официальное обращение в консульство СССР в Вашингтоне. Но для этого ему надо было признать себя гражданином СССР. Кроме того, вставал вопрос, за кого себя выдавать. Он неожиданно вспомнил о своем близком покойном друге Рудольфе Ивановиче Абеле и решил воспользоваться данными его биографии. В Центре хорошо знали об их дружбе, и он рассчитывал, что, как только появится сообщение об аресте Абеля, его коллеги сразу же поймут, что речь идет о Марке.
На следующий день он дал следователю показания, сообщив, что жил по фальшивым документам, а на самом деле он советский гражданин Рудольф Иванович Абель, что во время войны нашел в разрушенном блиндаже 50 тысяч долларов и ушел на Запад. В Копенгагене купил американский паспорт и в 1948 году через Канаду прибыл в США в поисках лучшей жизни. Затем он заявил о своей готовнос-ти ответить на все интересующие следствие вопросы при условии, что ему будет позволено сообщить о себе в советское консульство. После ряда проволочек разрешение на письмо было получено, и Марк сообщил в посольство обстоятельства своего ареста. В полученном вскоре ответе его не признали гражданином СССР. Это было правильно с точки зрения политики Советского Союза, другого ответа он и не ждал. Но так случилось, что советский консул не счел нужным довести содержание этого письма до сведения Центра, а просто подшил его к делу. Таким образом, цели, которую преследовал Марк, достичь не удалось.
А тем временем ежедневные изнурительные допросы продолжались. В течение трех недель бились сотрудники ФБР и работники иммиграционной службы (судя по тому, как было организовано дело, они рассчитывали на успех), но им не удалось склонить советского разведчика к сотрудничеству. Так как поставленной цели добиться не удалось, Марку был предъявлен ордер на арест, и им занялись уже судебные органы. Для предъявления обвинения и предания суду его доставили в Нью-Йорк.
В обвинительном акте Абелю вменялось в вину:
1. Заговор с целью передачи СССР атомной и военной информации.
2. Заговор с целью сбора такой информации.
3. Заговор с целью пребывания на территории США в качестве агента иностранной державы без регистрации в государственном департаменте.
Первый пункт грозил Абелю вынесением смертного приговора, второй предусматривал 10 лет и третий — 5 лет тюремного заключения.
Ассоциация адвокатов, обсудив просьбу суда о предоставлении Абелю защитника, остановила свой выбор на адвокате Дж. Доноване, сорокалетием, весьма преуспевающем бизнесмене, совладельце адвокатской фирмы, связанной с крупными страховыми компаниями. На Нюрнбергском процессе над немецкими военными преступниками он выступал в качестве помощника главного обвинителя от США. Не последнюю роль при этом выборе, видимо, сыграло и то, что Донован имел звание офицера морской разведки и во время второй мировой войны являлся видным сотрудником Управления стратегических служб. Надо полагать, что руководство спецслужб США все еще не оставляло надежды склонить Марка к сотрудничеству, и в этой связи назначение в качесгве защитника специалиста-разведчика, по их расчетам, могло бы быть весьма полезным.
У Абеля с Донованом сложились хорошие деловые отношения. Сначала Донован был несколько удивлен, увидев вместо ожидаемого супермена типа Джеймса Бонда пожилого человека, похожего на школьного учителя, но очень скоро он понял, что имеет дело с незаурядной личностью. В его дневнике появляется такая запись: «Рудольф — интеллигентный человек и джентльмен, обладающий чувством юмора. В процессе общения у нас невольно возникла взаимная симпатия, и у меня появился интерес к нему как к личности, как человека его просто нельзя было не любить». Дальше появятся записи, где он будет отмечать мужество Абеля, его выдержку, достоинство, принципиальность, высокий интеллект, разнообразие и глубину его интересов и, конечно, профессиональные данные.
Абель дал твердо понять Доновану, что ни при каких обстоятельствах не пойдет на сотрудничество с правительством США и не сделает во имя своего спасения ничего такого, что могло бы нанести ущерб его стране. Он также высказал просьбу, чтобы его защита велась с достоинством, без крикливости. Большое впечатление на Донована произвели слова его подзащитного: «Я не хочу, чтобы вы делали что-нибудь такое, что может умалить достоинство человека, честно служащего великой стране».
Судебный процесс сопровождался шумной антисоветской кампанией. Пресса нагнетала страсти, расписывая «доказательства» вины советского разведчика. Еще не началось слушание дела, а все средства пропаганды, формирующие общественное мнение, уже вынесли свой вердикт — «виновен».
Первым на суде выступил прокурор Томпкинс, сделавший особый акцент на том, что советский разведчик поступил «исключительно дерзко», устроившись как раз напротив здания Федерального суда — штаб-квартиры всех органов, обеспечивающих соблюдение законности в Бруклине и Лонг-Айленде. По соседству находился и местный полицейский участок. Далее Томпкинс изложил содержание обвинительного акта, обещая подтвердить его прямыми и косвенными доказательствами, при этом он не преминул подчеркнуть особое значение дела для национальной безопасности США.
В своей двадцатиминутной речи Донован стремился внушить присяжным, что при вынесении вердикта о виновности подсудимого они не должны руководствоваться своим отношением к СССР или к коммунизму, а обязаны только ответить на вопрос, доказана ли его виновность в совершении вменяемых ему в вину конкретных преступлений.
Абель отказался от дачи показаний, так как согласно американскому законодательству показания подсудимого приравниваются к показаниям свидетеля и он обязан отвечать на любые вопросы. В случае согласия Абеля выступить в суде он поставил бы себя в крайне затруднительное положение.
Но вот судья вызвал главного свидетеля обвинения, и перед всеми присутствующими в зале появился тучный субъект, с трясущимися руками, с лицом, покрытым испариной, и с взглядом, устремленным в пол. Его вид ььпвал у всех явное разочарование. Главный свидетель обвинения вопреки ожиданиям производил очень жалкое впечатление. Хэйханен говорил невнятно, часто сбивался, питался. Его утверждения были расплывчаты. Отзетив на двести двадцать вопросов, он ушел, как побитый, с низко опушенной головой, красный и потный от пережитого волнения. Сделав свое подлое дело, в дальнейшем он оказался уже никому не нужным и скоро окончательно спился. Спустя четыре года Хэйханен погиб во время таинственной автомобильной катастрофы на Пенсильванском шоссе. И никто не сожалел о его смерти.
