Эндрю Йорк - Координатор
Он открыл дверь, и Хельда вернулась в коридор. Ее руки были покрыты гусиной кожей. Она стучала зубами.
— Я замерзла, — призналась она.
— Тогда тебе надо принять теплую ванну, — сказал Гуннар. — Но сначала мы покончим с Ингер. Ну что, Ингер?
Уайлд посмотрел на нее. Она стояла в стороне, взявшись обеими руками за горло. Ее бледное лицо окаменело.
— Хельда, ты не принесешь нам еще сыра? — попросил Гуннар. — Теперь, Ингер, ты должна последовать ее примеру. Правда, с некоторыми изменениями. Эрик и Ульф свяжут тебе руки и лодыжки, чтобы ты не смогла, размахивая руками, распугать наших маленьких друзей. По этой же причине нам придется вставить тебе в рот кляп. Потом мы подвесим большой кусок сыра к твоей шее и поместим тебя как раз на то место, где стояла Хельда. Да, и еще одно. Мы снимем с тебя всю одежду. Это позволит тебе лучше почувствовать прикосновение крыс. За холод приношу извинения. После последнего взрыва они не скоро осмелятся к тебе подойти, а там действительно очень холодно. Но все-таки это не совсем мороз. От здания исходит тепло, и температура возле двери не меньше одного градуса выше нуля. Поэтому крысы стараются держаться поближе к коридору.
Ингер отняла руки от горла:
— Ты действительно думаешь, что я доставлю тебе такое удовольствие, Гуннар? Нет никакой разницы между безумием и смертью. По крайней мере, для меня.
Гуннар улыбнулся:
— Разумеется, милая, я совсем не думал, что ты захочешь подвергнуть себя такому суровому испытанию. Только дураки выносят пытки. Значит, теперь ты скажешь, зачем привезла сюда Уайлда?
— Я думала, что это Майкл Ист, — с прежней убежденностью ответила она. — Я хотела продемонстрировать свои способности Кайзериту. Клянусь тебе, Гуннар. Если бы я знала, что это Уайлд, я никогда бы этого не сделала. Я клянусь тебе, Гуннар.
— Эрик, пожалуйста, продолжай держать свой револьвер нацеленным на мистера Уайлда. Ульф и ты, Клаус, помогите миссис Морган-Браун снять одежду.
Ингер попятилась к стене.
— Я клянусь! — крикнула она. — Я не знала, что это Уайлд.
— Мне кажется, она говорит правду, — спокойно заметил Кайзерит. — Было бы глупо убивать ее без всякой пользы.
— Я говорю правду, — сказала Ингер. — Бог мне свидетель.
— У тебя нет Бога, — сурово возразил Гуннар. — Держите ей руки.
Ульф и Клаус, каждый со своей стороны, схватили Ингер за руки и прижали ее к стене. Ингер тяжело дышала. Она посмотрела на Уайлда и тут же отвела взгляд. Потом она закрыла глаза, но рот у нее оставался открытым, как будто ей не хватало воздуха. Ее разметавшиеся волосы нависли надо лбом и закрыли один глаз. Теперь в ней трудно было узнать хладнокровную убийцу Стефана.
Гуннар подошел к ней. Ингер открыла глаза и взглянула на него. Гуннар ощупал ее лицо, скользнул по скулам и задержался на пульсирующей шее.
— Вот здесь мы подвесим сыр, — сказал он, — так, чтобы он свисал на грудь. Крысам придется взбираться по твоему телу, чтобы достать его. Сначала они съедят сыр, а потом примутся за твою плоть. Мне не обязательно тебя убивать физически, Ингер. Я могу остановить операцию в любой момент, для этого достаточно щелкнуть тумблером. Я продержу тебя там столько, сколько понадобится, чтобы потом ты стала стыдиться своего тела. Я уверен, это единственная вещь на свете, которую ты любишь. И знаешь что еще, Ингер? Я не думаю, что ты сойдешь с ума. Ты действительно больше не ребенок. Ты выдержишь. Очень долго. А потом ты уже не сможешь подойти к зеркалу.
Колени Ингер подогнулись. Но она осталась стоять, пригвожденная Ульфом и Клаусом, словно они ее распяли на стене.
— Скажи мне, зачем ты приехала в Стокгольм, Ингер.
Рука Гуннара все еще лежала на ее горле.
Ингер попыталась покачать головой, но не смогла. Гуннар убрал руку. Следы его пальцев красными пятнами проступили на бледной коже.
— Ради себя, Гуннар, — сказала она. — Только ради себя.
— Она говорит правду, Гуннар, — повторил Кайзерит.
— Пожалуй, что вы правы, — согласился Гуннар. — Когда имеешь дело с очень умными людьми, самая забавная вещь — это их богатое воображение. Оно уничтожает их раньше, чем вы успеваете применить свою угрозу. Отпустите ее.
Двое мужчин отпустили ее руки. Ингер сползла по стене и на какое-то мгновение застыла в униженной коленопреклоненной позе. Силы, казалось, оставили ее.
— Теперь вы видите, Джонас? — спросил Гуннар. — В конце концов, она всего лишь женщина.
— Вижу, — кивнул хмуро Уайлд.
Гуннар рассмеялся:
— Я слышу осуждение в вашем голосе. Это потому, что вы, что бы там о вас ни говорили, все-таки всего лишь мужчина. Вставай, Ингер. Тебе будет приятно услышать, что я не стану тебя убивать. В моем сердце всегда сохраняется мягкое местечко, преисполненное жалости к тебе. Как и у Джонаса, правда? Я хочу, чтобы ты состарилась. В нужное время.
Ингер подняла голову. Она взглянула на Гуннара, потом на Уайлда. На ее щеках проступил румянец. Она встала.
— Клаус тебе все объяснит, — тоном добродушного дядюшки сказал Гуннар. — Ты поможешь ему в одном маленьком эксперименте. Он уже посвятил вас в суть дела, Лоран?
— Мы говорили с ним перед обедом, — ответил Кайзерит. — В свое время наши ученые тоже рассматривали такую возможность. Но мне кажется, они никогда не проверяли ее практически. По крайней мере, я об этом ничего не слышал.
— Полагаю, только потому, что они не отважились на полномасштабные опыты из гуманистических соображений, — заметил Клаус. — Я уже испробовал эту методику на крысах и достиг некоторого успеха. Не вижу никаких причин, почему такого же результата не может быть и у людей. Если Гуннар действительно предоставит в мое распоряжение Ингер, я обязательно сумею это доказать. Ради блага всего человечества.
— Мне достаточно моего личного блага, — фыркнул Гуннар. — Я с удовольствием предоставлю тебе Ингер. Надеюсь, она сможет оценить твою работу, ведь она хорошо разбирается в физике. Ульф, будь так любезен, открой нам центральную дверь.
Ульф повернул на петлях тяжелую дверь.
— Включи свет, Хельда, — распорядился Гуннар.
Глава 26
Хельда снова щелкнула выключателем. Лампы осветили еще один небольшой холл, за которым тоже имелась двойная стеклянная дверь. В стену была встроена контрольная панель с переключателями, выше висел большой термостат. Находившаяся за стеклом комната была тускло освещена каким-то источником рассеянного света; с виду она смахивала на морг и была совершенно пуста, если не считать шести каменных столов, которые покоились на прочных основаниях, возвышаясь фута на три над полом. Клаус открыл внутренние двери и подождал других с видом гида, ведущего туристов в королевские апартаменты.
— Как вы понимаете, весь эксперимент должен быть подготовлен очень тщательно. Сейчас температура воздуха в этом помещении составляет двадцать градусов по шкале Цельсия. Я хочу очень быстро и плавно понизить ее примерно до минус семидесяти градусов. Холод стремительно проникнет во все поры тела и заморозит его раньше, чем наступит состояние, которые дилетанты называют «смертью». Это случится практически одновременно с остановкой сердца, иначе в организме и, самое главное, в мозговой системе могут произойти необратимые изменения, которые скажутся после разморозки.
— А как долго вы предполагаете держать замороженным тело? — спросил Кайзерит.
— На первый раз, я думаю, хватит семи дней.
— Вы сошли с ума, — прошептала Ингер.
— В чем дело, Ингер? — спросил Гуннар. — Неужели ты, со своим интеллектуальным опытом, испугаешься, не побоюсь сказать, исторического научного эксперимента?
— Возможно, она хочет сказать, что вы настроены чересчур оптимистично, — заметил Кайзерит. — Не можете же вы всерьез рассчитывать, что вам удастся оживить ее после семи дней заморозки при минус семидесяти градусах по Цельсию.
— Я рассчитываю на большее, — ответил Гуннар. — Если эксперимент пройдет удачно и Клаус гарантирует мне его безопасность, в дальнейшем я испробую его на себе. Когда наступит нужный момент, я спущусь вниз и залягу в спячку, а потом проснусь, скажем, лет через тридцать. Мне составят компанию Хельда и еще несколько избранных гостей. Как видите, здесь целых шесть столов.
— А почему через тридцать? — не удержался от вопроса Уайлд.
— Это приблизительная оценка. Я надеюсь, что к тому времени мир изменится к лучшему. Есть и другая, еще более важная причина: я рассчитываю, что за эти годы медицинская наука достигнет большего прогресса и сможет осуществить даже то, что не удалось нашему великому Клаусу, — восстановить мои оптические нервы. Вы не представляете себе, Лоран, и вы, Джонас, что это значит — никогда не видеть красоты. Я даже не знаю, как выглядит Хельда. Понимаете? А Ингер! О господи! Она говорила мне, что безобразна. Я попросил Клауса сделать ее красивой. Ради меня. Но я не знаю, удалось ему это или нет.
