Чингиз Абдуллаев - Смерть под аплодисменты
– У меня действительно не было никаких мотивов, – согласился Сказкин.
– Были, – твердо возразил Дронго. – Возможно, это началось еще много лет назад, когда вы учились в средней школе. Ваш отец погиб в результате несчастного случая. Он ведь был ведущим инженером на крупном предприятии, а отец Зайделя был заведующим магазином в соседнем дворе. Представляю, как в детстве вам было сложно в семье, где росли несколько детей и мать не работала, получая нищенскую пенсию за мужа, тогда как Натан был единственным ребенком в семье, где в изобилии водились продукты и деньги.
– Это ваши домыслы, – криво усмехнулся Сказкин.
– Нет, – парировал Дронго, – мой друг Эдгар Вейдеманис был в вашем доме и разговаривал с вашими соседями. Он может подтвердить мою версию. Вы всегда ходили в одежде, доставшейся вам от старших братьев, тогда как маленький Натан выделялся своей одеждой и своим велосипедом, которого не было ни у кого из ваших соседей.
Затем вы поступили в театральный. Ваши успехи были бесспорны, а у Зайделя они были не столь впечатляющи. Но Зайдель имел возможность много заниматься, ходить в библиотеки, театры. А вы в это время разгружали уголь на товарной станции по ночам, чтобы заработать себе на жизнь. В этом никто не виноват – но, как говорил Сомерсет Моэм, страдания не делают человека лучше и чище, а лишь озлобляют его, делая мелочным и злобным.
На последнем курсе вы оба влюбились в одну студентку. Она сидит сейчас здесь. Это Ольга Штрайниш, которая предпочла выбрать Натана Леонидовича. Конечно, вам было обидно, что она сделала подобный выбор. Когда вы говорили о возможной связи Шункова с Рогаткиной, вы невольно выдали себя, сказав, что он изменяет Шаховой с какой-то молодой дурочкой и вы хотели бы увидеть ее лицо при этом известии.
– Ну и что? Это доказательство моей вины? – саркастически спросил Сказкин.
– Мне никогда не нравился Игнат, – подала свой голос Ольга Сигизмундовна. – Кажется, я всегда подсознательно чувствовала, что он человек неискренний. Я это всегда замечала, но Зайдель упрямо твердил, что они дружат уже много лет.
Дронго снова взглянул на Сказкина и продолжил:
– По жизни вы прошли почти вместе. И вы всегда его ненавидели и завидовали ему. Он играл все лучшие роли, нравился женщинам, получал звания, зарабатывал деньги. А вы оставались никому не известным актером. Единственное, что вам удалось в жизни, это добиться успеха на преподавательском поприще, став сначала доцентом, а затем профессором. Когда я размышлял, кто именно может быть убийцей, то неожиданно понял, что здесь требовался удивительно точный сценарий, который мог разработать либо сам Эйхвальд, либо профессор Сказкин. Других вариантов просто не было. Марк Давидович не присутствовал на сцене в последнем акте, а интеллект остальных не позволял им продумать такое убийство.
Мы с моим другом Вейдеманисом побеседовали со всеми, кто находится в этой комнате. И ни один из них не согласился с тем, что среди актеров на сцене мог находиться убийца. Они просто не могли и не хотели в это верить. Единственным человеком, который не опроверг эту мысль и готов был с ней согласиться, оказались именно вы, господин Сказкин. Это уже чистый Фрейд. Вы подсознательно сами выдали себя. Ведь с точки зрения собственной морали вы были убеждены, что и среди остальных найдутся столь же порочные люди.
Вы давно готовили это преступление. Заменили рапиру на другую, более острую. Точно выяснили, что шкаф ненадежно закреплен. Когда рапиры вынесли на сцену, вы нарочно положили заточенную рапиру второй, чтобы ее взял Гамлет, которого играл Морозов. На вас никто не обращал внимания – ведь Горацио был секундантом Гамлета. Но дотошный Фишкин подошел к столу, на котором лежали рапиры, и поменял их местами. Поэтому ваш план был слегка нарушен: острая рапира оказалась в руках Гамлета, затем Лаэрта и снова Гамлета. Наконец, он вонзил ее в сердце Зайделя.
Интересно, что стоявший рядом Фишкин и находившийся недалеко Полуяров вообще ничего не поняли, как не понял, что именно происходит, и Марат Морозов, пронзивший короля. И только Горацио, который следил за рапирой и состоянием Зайделя, сразу бросился к нему, от волнения забыв даже произнести свою фразу. Эйхвальд понял, что спектакль может сорваться, и пошел за кулисы. Спектакль был доигран, занавес под аплодисменты закрылся, и все бросились к Зайделю, которого уже нельзя было спасти.
Интересно, что каким бы изощренным ни был план самого Сказкина, он не нашел в себе сил позвонить вдове покойного. Ему, очевидно, показалось, что его может выдать голос или настроение. И тогда Полуяров позвонил Марку Давидовичу, и уже тот передал скорбное известние вдове своего друга. Но почему Сказкин, так долго молчавший, неожиданно решил действовать? Ведь он всю жизнь завидовал своему другу молча, стараясь не выдавать своих истинных чувств.
Все очень просто. Он второй раз в жизни влюбился, на этот раз в Светлану Рогаткину. Когда она рассказывала мне о «старичках», то поведала о том, как один из них собирался на ней жениться, но, узнав, что она была в молодежном клубе, отказался даже с ней встречаться. Мне было нетрудно узнать, что это был Игнат Сказкин.
Конечно, Рогаткина предпочитала более молодых и обеспеченных. Сказкин понимал, что Эйхвальд не упустит своего шанса. Но следом за ним за Рогаткиной начали ухаживать Морозов и Шунков, а затем подключился и Зайдель, чего Сказкин никак не мог выдержать. Тем более что Марк Давидович очень неосмотрительно рассказал об этом в компании, где был Сказкин. Известие о том, что его старый друг встречается с молодой девушкой, имея четвертую жену, окончательно добило Сказкина. Тем более что сам он получил отказ, несмотря на то что именно он сделал возможным появление в театре Светланы Рогаткиной. Сказкин, очевидно, был в ярости и именно тогда принял решение об убийстве своего старого друга. Остро заточенной рапирой Гамлет нанес удар почти в сердце, и на глазах у всего зала Зайдель начал оседать, хватаясь за грудь…
– Все это неправда, – крикнул Сказкин, – глупая и чудовищная ложь! Я ему завидовал с детства? Хотел жениться на его первой жене? Приставал к своей студентке? Какие глупости! Все это неправда, выдумка…
– А рапиры? – уточнил Дронго. – Я пытался понять, какие спортивные клубы нужно обойти, чтобы найти подходящую рапиру. Экспертиза дала категорическое заключение, что рапира, которой был нанесен роковой удар, не является рапирой театра и не может считаться его инвентарем.
– Вот-вот, – зло произнес Сказкин. – А об этом вы не подумали?
– Подумали, конечно, – усмехнулся Дронго. – Сегодня Анзор Ивардава рассказал мне, что в училище ставили «Двенадцатую ночь» и «Ричарда Третьего». Шекспировские драмы. Я, как только это услышал, сразу все понял. Именно в театральном училище должны были храниться рапиры, которыми пользовались студенты в шекспировских спектаклях.
– Это ваши доказательства? – подал голос следователь.
– Пока нет. Но я послал в училище господина Ивардаву и узнал, что несколько месяцев назад у них пропала незаточенная рапира. Я думаю, что экспертиза легко подтвердит, что все рапиры, находящиеся в театральном училище, соответствуют той рапире, которую «случайно» держал в своих руках Гамлет. Это уже не голословные утверждения, а конкретные факты. Господин Сказкин просто выбросил одну тупую рапиру, заменив ее на рапиру из училища, которую он предварительно заточил. И именно этим оружием Морозов и ударил Зайделя.
Все взглянули на Сказкина. Он молчал, только губы у него кривились в недоброй усмешке.
– Экспертиза легко докажет, что качество металла совпадает, – сказал Дронго. – Вы проиграли, Сказкин. Я обвиняю именно вас.
Сказкин поднялся, обвел всех взглядом. Затем снова сел.
– Да, – глухо сказал он, – это я все придумал и сделал, чтобы Натан наконец навсегда заснул под гром аплодисментов, которые он так любил.
– Но зачем? Зачем вы это сделали? – удивился Эйхвальд.
– Я ненавидел его всю жизнь, – глухо сообщил Сказкин. – Ему так легко все давалось, а мне – с таким трудом… Моего отца сбил пьяный водитель, а его жуликоватый отец выходил сухим из любых проверок. В театральном меня считали лучшим актером, но лучшие роли давали Натану. Однажды меня захотели снять в кино. Фильм должен был получиться замечательным, и меня пригласили на главную роль. Зайдель должен был играть эпизоды. Ночью мы обмывали начало фильма, а утром почувствовали себя плохо – оказывается, водка была паленой. Зайдель был единственным среди нас, кто почти не пил. Еврейский мальчик оказался умнее всех нас. Ему предложили мою роль, пока я лежал в больнице, и он согласился. Вскоре он получил звание заслуженного артиста – а я получил на всю жизнь гепатит и увеличенную печень. Потом я злоупотреблял алкоголем, а он становился лауреатом и народным артистом. Я все ему прощал, но когда узнал, что он запирается прямо в гримерке со Светланой, понял, что должен сделать. Я должен убить его прямо на сцене. Под аплодисменты собравшихся зрителей, чтобы это была по-настоящему театральная смерть. Что я и сделал. Вы даже не представляете, как это сложно – притворяться всю жизнь, делать вид, что радуешься успехам своего друга, и поздравлять его с очередной победой, желая ему скорой смерти. Все это было, и я уже не мог сдерживаться. Просто не мог.
