Джон Ле Карре - Шпион, вернувшийся с холода
– Да, конечно, – снова кивнула Лиз.
– Сегодня тебе придется пройти серьезную проверку в этом вопросе. Для тебя же лучше, гораздо лучше, что ты ничего не будешь знать. Ничего, – неожиданно подчеркнула она. – Тебе достаточно знать только одно: мы трое за этим столом являемся партийными работниками очень высокого ранга. Мы действуем по распоряжению нашего Президиума в интересах партии. Нам надо задать тебе несколько вопросов, и твои ответы имеют для нас большое значение. Отвечая на них честно и бесстрашно, ты поможешь делу социализма.
– Но кого здесь судят? – прошептала Лиз. – Что сделал Алек?
Председательница через ее голову взглянула на Мундта и сказала:
– Может быть, никого не судят. В том-то и дело. Может быть, только обвиняют. Для тебя не имеет значения, кого именно обвиняют. Твое незнание этого – гарантия беспристрастности твоих ответов.
На мгновение в маленьком зале воцарилась тишина, а потом Лиз спросила так тихо, что председательница, чтобы услышать, невольно наклонилась вперед.
– Это Алека судят? Алека Лимаса?
– Я тебе уже говорила: для тебя же лучше не знать ничего. Расскажешь правду – и тебя отпустят. Так будет разумнее всего.
Лиз, должно быть, снова прошептала что-то или сделала какой-то жест, потому что председательница вновь наклонилась к ней и настойчиво повторила:
– Послушай, детка, ты хочешь вернуться домой? Делай, как я скажу, и ты вернешься. А иначе… – Она запнулась, а потом добавила чуть загадочно, указывая рукой на Кардена:
– Этот товарищ хочет задать тебе несколько вопросов. Совсем немного. А потом тебя отпустят. Но только говори правду.
Карден поднялся и улыбнулся доброй, благодушной улыбкой.
– Элизабет, – начал он, – Алек Лимас был твоим любовником?
Лиз кивнула.
– Вы познакомились в Бэйсуотере в библиотеке, где ты работаешь?
– Да.
– А до того вы никогда не встречались?
Лиз покачала головой.
– Мы познакомились в библиотеке.
– Элизабет, у тебя было много любовников?
Ее ответ заглушил яростный крик Лимаса:
– Карден! Ты свинья!
Лиз быстро обернулась и сказала:
– Не надо, Алек. Они тебя выведут.
– Да, – сухо подтвердила председательница, – выведем.
– Скажи-ка мне, – переменил тему Карден, – Лимас был коммунистом?
– Нет.
– А он знал, что ты коммунистка?
– Да, знал. Я ему сказала.
– А что сказал он, узнав об этом?
Лиз не понимала, врать ли ей или говорить правду, и это было самым мучительным. Вопросы сыпались с такой быстротой, что она не успевала их обдумать. А они слушали, следили, ждали ее слова или жеста, способного навредить Алеку. Она не могла врать, пока не поняла, что именно поставлено на карту, ведь она могла попасть впросак и погубить Алека, а то, что Алек в опасности, – в этом она уже не сомневалась.
– Так что же он сказал? – повторил Карден.
– Он рассмеялся. Ему было наплевать на такие вещи.
– И ты поверила, что ему наплевать?
– Разумеется.
И тут во второй раз заговорил более молодой член трибунала. Глаза его были полузакрыты:
– И ты считаешь это нормальной реакцией человека? То, что ему наплевать на диалектику и законы развития истории?
– Не знаю. Просто я ему поверила, вот и все.
– Это не важно, – сказал Карден. – Скажи, а он вообще-то был весельчаком? Довольным жизнью и прочее?
– Нет. Он редко смеялся.
– Но узнав, что ты член партии, он рассмеялся. Как ты думаешь, почему?
– Думаю, он презирает коммунистов.
– Презирает или ненавидит? – уточнил Карден.
– Не знаю, – жалобно ответила Лиз.
– А вообще, он способен был сильно чувствовать – любить? Ненавидеть?
– Нет, пожалуй, нет.
– Но он ударил бакалейщика. Почему же он так поступил?
Лиз вдруг перестала доверять Кардену, его ласковому голосу и лицу доброго волшебника.
– Не знаю.
– Но ты задумывалась над этим?
– Да.
– Ну, и к каким же выводам ты пришла?
– Ни к каким, – равнодушно сказала Лиз.
Карден поглядел на нее задумчиво и чуть разочарованно, так, словно она не выучила заданного урока.
– А знала ли ты, – задал он, вероятно, один из самых существенных вопросов, – что он собирается избить бакалейщика?
– Нет, – ответила Лиз, пожалуй чересчур поспешно, отчего после некоторой паузы улыбка на лице Кардена сменилась выражением явной озадаченности.
– Когда ты в последний раз видела Лимаса? – спросил он наконец. – Я имею в виду до сегодняшнего дня.
– Я не видела его с тех пор, как он попал в тюрьму.
– Ну, а когда же ты видела его в последний раз? – Голос Кардена был мягок, но настойчив.
Лиз было жутко стоять спиной к залу, ей хотелось обернуться, посмотреть на Лимаса, увидеть выражение его лица, найти в нем какую-нибудь подсказку. Ей стало страшно и за себя: все эти вопросы базировались на каких-то подозрениях и обвинениях, о которых она не имела ни малейшего представления. Они, конечно, понимают, что ей хочется помочь Алеку, понимают, что она боится. Но кто поможет ей? Почему никто не хочет помочь ей?
– Элизабет, когда ты в последний раз встречалась с Алеком Лимасом?
Опять этот голос! Как она ненавидела этот ласковый, бархатный голос!
– Вечером, перед тем как это случилось. Накануне его драки с бакалейщиком.
– Драки? Это была не драка, Элизабет. Бакалейщик не дал Лимасу сдачи, у него просто не было такой возможности. На редкость неспортивный прием! – засмеялся Карден, и было особенно страшно оттого, что никто в зале не подхватил его смеха. – Скажи, где вы встречались в последний раз?
– У него на квартире. Он тогда болел, не ходил на работу. Он лежал в постели, а я приходила и готовила ему еду.
– И покупала продукты?
– Да.
– Как это мило с твоей стороны. Должно быть, пришлось выложить кучу денег? – участливо спросил Карден. – Ты в состоянии была содержать его?
– Я вовсе не содержала его. Он давал мне деньги. Он…
– Ах, вот как? – резко сказал Карден. – Значит, у него были деньги?
«О Господи, – подумала Лиз, – Господи, что я наделала».
– Немного, – быстро сказала она, – совсем немного. Фунт-другой, не больше. Нет, больше у него не было. Он даже не мог оплатить счета – за электричество, за квартиру. Все это оплатили потом, когда он исчез. Оплатил его друг, а не он сам. За все заплатил его друг.
– Ну конечно, – сказал очень мягко Карден, – за все заплатил его друг. Специально пришел и заплатил по счетам. Старинный друг, из тех, верно, с кем он дружил до переезда в Бэйсуотер. А вы, Элизабет, когда-нибудь видели этого друга?
Лиз покачала головой.
– Понятно. А какие еще счета оплатил этот друг, не знаешь?
– Нет.., не знаю.
– А почему ты запнулась?
– Говорю вам, не знаю, – сердито сказала Лиз.
– Но ты запнулась, – пояснил Карден. – По-моему, ты что-то хотела сказать, но потом передумала.
– Нет.
– Лимас когда-нибудь рассказывал тебе об этом друге? У которого много денег и который знает его адрес?
– Он вообще никогда не упоминал ни о каких друзьях. Я думала, что у него нет друзей.
– Понятно.
В зале установилась зловещая тишина, особенно зловещая для самой Лиз, потому что она, подобно слепому ребенку, была как бы отрезана от окружающего мира; они могли оценить ее ответы по какой-то лишь им одним известной мерке, а страшная тишина никак не давала ей понять, что именно они выяснили.
– Сколько ты зарабатываешь, Элизабет?
– Шесть фунтов в неделю.
– У тебя есть сбережения?
– Немного. Несколько фунтов.
– А сколько ты платишь за квартиру?
– Пятьдесят шиллингов в неделю.
– Довольно солидно, не так ли? А ты аккуратно платишь за квартиру?
Она беспомощно покачала головой.
– А почему? – продолжал Карден. – Не хватает денег?
– Я получила договор об аренде, – прошептала она. – Кто-то оплатил аренду и прислал мне договор.
– Кто же?
– Не знаю. – Слезы катились у нее по лицу. – Не знаю… Пожалуйста, не спрашивайте меня больше. Я не знаю, кто это был… Шесть недель назад мне прислали договор из банка в Сити.., какой-то благотворительный фонд.., тысячу фунтов… Клянусь, я не знаю, кто это сделал… Взнос из благотворительного общества, сказали мне. Вам же все известно.., скажите мне, кто…
Закрыв лицо руками, она заплакала, стоя спиной к залу и сотрясаясь от рыданий. Никто не шелохнулся. Наконец она опустила руки, но продолжала глядеть вниз.
– А почему ты сама с этим не разобралась? – спросил Карден. – Или тебе часто дарят по тысяче фунтов?
Лиз ничего не ответила.
– Ты не стала разбираться потому, что кое-что предположила. Верно? Снова закрыв лицо руками, она кивнула. – Ты решила, что деньги пришли от Лимаса или от его друга. Так?
– Да, – с трудом ответила она. – Я слышала, что бакалейщик тоже получил какие-то деньги, кучу денег откуда-то вскоре после суда. Об этом много судачили на улице, и я подумала, что это, наверное, друг Алека…
