Владимир Прасолов - Северный ветер
— Что значит — свой путь?
— Каждый человек рождается для выполнения каких-то задач. Дхарма… — Увидев озабоченное непониманием лицо Вангола, Гюнтер улыбнулся: — Другими словами — предназначение. У каждого есть свое предназначение, понять его порой очень сложно. Вот вы, Вангол, знаете о своем истинном предназначении?
— Да я как-то и не думал об этом.
— Если честно, Вангол, то и я об этом никогда раньше не думал. Мне кажется, абсолютное большинство людей тоже об этом не задумывается, по крайней мере в молодости — точно. Вот и получается, что большинство людей занимается не тем, для чего созданы, поэтому все и идет у нас наперекосяк. Там важность этого фактора в жизни каждого человека определена как основополагающая. Как фундаментальная первоступень развития. Пройти эту ступень самостоятельно молодому человеку практически не под силу. Вот поэтому его ведет наставник, и это общепринято так же… — Гюнтер задумался, подбирая сравнение, — как у нас мыть руки перед едой. Кстати, раньше никогда не задумывался — почему это необходимо делать водой?
— Как почему, вода смывает грязь, микробов там всяких, паразитов…
— И это тоже, но как оказалось, не это главное. Это как бы чисто эстетическое назначение. Естественно, неприятно есть грязными руками, но это зависит от уровня воспитания человека. Есть люди, которых этот фактор ничуть не смущает, уверяю вас. Главное — в другом. Об этом я только догадывался в своих поисках, там мне это просто и ясно объяснили. То, как огонь очищает в нашем мире все, чего он касается, так и вода очищает наше тело, и одежду, и жилье от нечисти, она является огнем для темных энергий и сущностей.
— Гюнтер, каких еще сущностей?
— Вангол, мы видим только ту часть мира, которую воспринимают наши глаза, и слышим только те звуки, которые воспринимают наши уши, но мир гораздо, невообразимо больше и разнообразнее. Да, мы не видим еще один мир, окружающий нас, но он существует, и его представители не всегда нам полезны, чаще они нам вредны. Они боятся солнечного света, этакие ночные энергетические вампиры. Их присутствие практически не ощущается на физическом плане, однако они медленно забирают жизненную энергию из тела человека, и боятся они только воду. Поэтому водные процедуры по утрам просто необходимы и влажные уборки тоже. Вот так, Вангол, а мы уже вторую неделю без бани…
— И без влажной уборки тоже, — улыбнулся Вангол и дунул в луч света, падавший из окна теплушки, тот задребезжал, переливаясь и вибрируя миллиардами пылинок.
Гюнтер, свернувшись калачиком, уснул. Вангол укрыл его еще одним полушубком и, удобно устроившись, наблюдал за плывущими за окном лесными пейзажами. Они подъезжали к Волхову, и скоро нужно будет принимать какое-то решение. Что ему делать с этим немцем? Он задавал себе этот вопрос каждый день и не находил ответа. Вернее, ответы приходили к нему, он просто никак не мог принять правильное решение.
Он был уверен в одном: Гюнтер обладал уникальными знаниями, его необходимо было спасти. Это не подлежало сомнению, это было ясно. Жизнь он ему спас. А дальше? Что делать дальше? Предъявить его властям? Кто поверит его рассказам? А что им светит в реальности? Гюнтеру — побег и лагерь, который он не переживет, или психушка до конца дней, а ему пособничество, дезертирство и тоже лагерь, если не вышка по нынешним временам. Это если Гюнтеру не поверят, а кто ему может поверить, кто? Вообще кому нужна такая правда… Рассказ о путешествии в иные миры… И что? Хорошо, даже если ему поверят в НКВД, все равно заведут дело о побеге и будут годами проверять. Гюнтеру в камере долго не прожить. Ему нужна медицинская помощь. Кому может быть полезна информация, которой он обладает? Ученым? Как найти тех ученых? Да и вообще, есть ли такие научные заведения, которые занимаются таким? Как это узнать? Даже если и есть, все равно мимо НКВД не проскочить. Как и кто может помочь?
Вангол оторвался от пейзажей, откинулся на спину и расслабился. Успокоив дыхание, он закрыл глаза и представил себе, как будто он качается на речных волнах в легкой ороченской лодке. Течение реки несет его тихо и плавно. Образы прекрасных скалистых берегов сменялись пологими таежными сопками и логами. Лохматые огромные кедры и пушистые в весенней хвое листвяки свешивали, почти касаясь воды, свои огромные ветви. Речка извивалась в непроходимых зарослях, скрываясь под сенью таежных великанов. Ванголу стало легко и спокойно. Он мысленно попросил Духов тайги направить его туда, где его вопросы будут решены самым благоприятным образом. Медленное течение ускорилось, речка вливалась в широкое таежное озеро. Лодка уверенно и легко скользила по водной глади к дальнему берегу, на котором Вангол увидел какие-то строения. Да, это были городские здания. Каменные, трехэтажные. Вангол узнал — это была школа разведуправления, где он учился. Он увидел на берегу человека, который махал ему рукой. Вангол узнал его — майор Красков. Это был его начальник, тот, который непосредственно был его наставником в спецшколе. Тот, который отправлял его в составе группы «Ветер» на первое задание. Вангол поблагодарил Духов тайги, и образы медленно растворились в его воображении. Он открыт глаза и долго лежал, осмысливая увиденное. Затем встал и, разминаясь, стал ходить по небольшому участку теплушки, свободному от тюков. То, что рассказывал ему Гюнтер о том мире, безусловно интересно, но не это главное. Не ради этого его пропустили в тот мир. Это же ясно. Он имеет какую-то иную, действительно исключительной важности информацию — ему же сказали об этом.
И вот эта информация должна быть полезна военной разведке, и только там ему могут поверить, так как только там, по крайней мере, его знают как нормального, здорового психически человека. Но это в Москве, а они приближаются к Ленинграду, осажденному Ленинграду, связанному с остальной страной только ледовой дорогой через Ладожское озеро. Они смогут с обозом пройти в Ленинград, там нужно устроить Гюнтера, а ему нужно срочно в Москву. Да уж, промедление смерти подобно, посмотрев на хлипкую фигуру спавшего немца, подумал Вангол.
— Куда прете, граждане! Назад, эшелон военный! Эвакуированные — на второй путь, там для вас теплушки стоят, там вас распределять будут! Граждане, граждане, на второй путь! Туда, туда! — звонким не по-мужски голосом орал на перроне высокий железнодорожник в телогрейке поверх куцей шинели. Ветер рвал его слова и относил в толпу, медленно придвигающуюся к железнодорожному пути, куда прибывал, попыхивая паром, паровоз с составом из вагонов и платформ. Из первого вагона выскакивали красноармейцы и становились цепью вдоль останавливающегося эшелона. Их появление приостановило толпу, которая, наконец услышав крики железнодорожного начальника, двинулась влево, обходя прибывший поезд.
Вангол с Гюнтером руководили разгрузкой своего вагона, тюки с полушубками грузили в сани, которые после встречи Вангола с комендантом были очень быстро поданы. Вангол, вооружившись карандашом, пересчитывал тюки и помечал что-то в документах. Гюнтер отпускал эти тюки грузчикам из вагона. Вскоре небольшая санная колонна двинулась в путь. Крестьяне-возчики рассказали Ванголу, что ехать придется только до села Кабоны почти шестьдесят верст, а уж потом по льду до Кокорево, на той стороне Ладоги.
Когда съехали на лед, Вангол спросил пожилого мужика, с которым ехал на санях:
— И как, не страшно по льду-то?
— Не страшно, по земле страшней, сынок.
— Это почему?
— Немец бомбы бросает, они лед проламывают и там под водой, глубоко, считай, на самом дне, рвутся, нам вреда никакого, тока дырки во льду, а ежели на берегу застигнут, худо…
— Дак а лед-то не проваливается от взрывов?..
— Не… лед он вроде как хрупкий, а, однако, держит, так что не боись, сынок, доберемся до берега.
— Да я не боюсь, — улыбнулся Вангол.
— Да вижу… — ухмыльнулся мужик.
— Что я вам — гастроном? Где я возьму еще и крупы? Мало ли что положено! На то уже давно положено, понял! Ид-д-ди отсель!! — орал чей-то мужской голос, через окошко раздачи в окне с кованой решеткой.
Очередь поддавила, и пытающийся что-то доказать старик был вытолкнут из нее с полупустой авоськой. Он сунулся было обратно, но остановился, махнул рукой и побрел по засыпанной битым кирпичом и грудами штукатурки улице. Мимо него быстро, слишком быстро для блокадного Ленинграда, прошел военный и с ним рядом сухощавый мужчина в штатском. Они успели свернуть за угол, в Поварской переулок.
Угловой дом по улице Стремянной был разбит при артобстреле, и старик, с трудом преодолев завал, пошел следом за быстро удалявшимися попутчиками. Он успел увидеть, что они свернули в арку дома номер девять. Он жил в девятом. Кто бы это мог быть, вяло подумал он, то, что это не из жильцов, понятно, он бы узнал, значит, кто-то чужой. Не любил старик чужих людей в своем дворе. За несколько предвоенных лет эти чужие очистили от жильцов половину квартир в доме. Его окна на первом этаже как раз выходили туда, где обычно останавливалась черная машина, которая увозила навсегда его соседей. Он не спал ночами много лет и видел все. Его никто не трогал. Он жил один и никогда ни с кем из людей без особой нужды не разговаривал. Только слегка приподняв край старой шляпы, он таким образом приветствовал знакомых и проходил мимо.
