Клавдий Дербенев - Недоступная тайна
Они молча, посматривая друг на друга, стояли недалеко от раскрытого окна. Таня, возмущенная неприятным открытием, собиралась уйти, и упрек вот-вот готов был сорваться с ее языка, но порывом ветра откинуло на окне край белой занавески, и при ярком свете электрической лампы она увидела в глубине комнаты знакомое лицо. Да, это было лицо того мужчины, который два раза приходил в поликлинику, которого она преследовала по улицам, а потом показала Бахтиарову у кинотеатра… Таня не знала, на что и подумать. Маленькая складочка легла между ее бровей. Дубенко уже знал, в минуты какого душевного состояния на лбу Тани появляется эта симпатичная складочка. Он поспешил сказать робким голосом:
— Таня, извините. Я выясню, что все это значит. Возможно, дальние родственники из деревни…
Дубенко не досказал и побежал в дом.
Таня осталась у калитки.
Свиридов знал, что Дубенко ходит на свидание к какой-то девушке. Но он не спрашивал о подробностях этого романа и, оставаясь в доме один, вспоминал маленькую Мари, с которой его во Франции разлучил Бубасов.
И на этот раз Свиридов взгрустнул. Он до того размечтался, что не сразу услышал настойчивый стук в дверь. Когда открыл, то увидел на крыльце избитого им в привокзальном сквере. Гость виновато улыбался, перекладывая из руки в руку небольшой чемодан.
— В чем дело? — спросил Свиридов, сразу вспомнив предупреждение Томова о том, что, возможно, к нему кто-то пожалует.
— Здравствуйте, — улыбаясь смелее, сказал Шкуреин. — Наконец-то я вас нашел!
Свиридов усмехнулся и сказал сквозь зубы:
— Крестник! Зачем пожаловал?
— Как христианин, пришел мириться с вами и подставить другую щеку…
— Мне думается, что вы получили сразу по обеим, — холодно проговорил Свиридов, посматривая на калитку. Но там никого не увидел. — Чего вам?
— Пришел мириться с вами… Пусть вам не кажется странным мое появление. Христианская мораль, поклонником которой я являюсь, толкнула меня к вам. Примирение…
— Ну, входите, — грубоватым тоном прервал Свиридов. Он посторонился, сожалея, что нет рядом Дубенко.
Шкуреин осторожно переложил чемодан в левую руку и переступил порог. Войдя в комнату, он, вытягивая шею, стал осматриваться.
— Вы разве один живете?
Свиридов ничего не ответил и сел на диван. Шкуреин положил чемодан на стул.
— Вам кажется странным мое появление? Вы меня ударили, а я покорно являюсь к вам да еще с угощением…
— Во-первых, я не знаю, с чем вы пришли, а во-вторых, не вижу ничего странного: чудаки украшают жизнь! Без них она была бы скучна, — спокойно произнес Свиридов, наблюдая за Шкуреиным.
— Вот золотые слова, — повеселев, ответил Шкуреин и, проворно раскрыв чемодан, вынул из него бутылку водки.
Свиридов увидел в чемодане две бутылки коньяку и свертки с закусками. Он свистнул.
— Такой уж у меня характер, — пояснил Шкуреин, ставя бутылку на стол. — Прошу, угощайтесь…
— Я вас и сам могу угостить, — сказал Свиридов, поднимаясь с дивана. Он открыл шкафчик и поставил на стол графин с водкой.
— Нет! Нет! — запротестовал Шкуреин, выкладывая на стол свертки.
Тут Свиридов проявил решительность и все, выставленное Шкуреиным на стол, сложил в чемодан и захлопнул крышку.
— Так будет лучше. Гостей с вином не принимаем!
Шкуреин опешил. Перед тем как отправиться выполнять задание хозяина, он для храбрости выпил в вокзальном ресторане двести граммов водки, а теперь вдруг почувствовал себя вялым и безвольным.
— Есть у вас желание угоститься, — говорил между тем Свиридов, выставляя на стол закуску и стаканы, — то прошу к столу, и выкладывайте, зачем явились. В ваши добрые намерения я поверить не могу. Как вы меня нашли?
— Вы же знаете: следить я могу, — промямлил Шкуреин.
— Не умеете. Иначе я вам не набил бы морду!
Шкуреин поморщился.
— Я вас слушаю, говорите, — повторил Свиридов и сел на стул.
Шкуреин опустился на стул у стола, соображая, как бы ему лучше изложить цель прихода. Посмотрев еще раз на Свиридова, он начал таинственным полушепотом:
— Я представитель секты новоявленных христиан. Наше учение допускает некоторые вольности, если можно так выразиться, послабления против догм, существующих в других сектах и христианской религии. Мы, например, воздаем очень большое значение вину, и у нас не возбраняется обильное его возлияние. Наоборот, употребление вина в больших количествах является наивысшим проявлением святости, ибо, находясь под воздействием живительной влаги, грешный человек зрит отчетливо райские кущи, и тем самым в нем утверждается мысль о постоянном райском блаженстве… Наш руководитель, отец секты, святой Вукол увидел вас однажды, и внутренний голос подсказал ему, что вы достойны принятия в секту и должны быть подготовлены для постижения самых сокровенных тайн секты… Мне было поручено святым Вуколом все разузнать о вас, кто вы есть. Истязание, которое вы мне учинили, я не воспринял как обиду, а как должное на путях совершенствования духа своего…
Свиридов громко рассмеялся. Шкуреин сумрачно смотрел на него.
— Эх вы, представитель секты алкоголиков! Выпейте-ка лучше, чем околесицу нести! — продолжая смеяться, проговорил Свиридов и, наполнив стакан водкой, подвинул его Шкуреину. — Пейте! Как звать?
— Меня? — спросил Шкуреин.
— Конечно, вас. Мое имя, надеюсь, вы знаете.
— Брат Сосипатр.
— Сосите-ка, Сосипатр, водочку, — еще ближе подвинул Свиридов стакан растерявшемуся гостю.
Шкуреин не мог отказаться. Потянувшись за стаканом, он с тоской подумал о том, что напрасно своевременно не убежал из Кулинска. Выпив, он понюхал корочку хлеба и вдруг вспомнил хозяина.
…Неприятности начались с раннего утра. Его подняли с постели, когда слипались глаза. Пустова была крайне взволнована и не разговаривала. Хозяин тоже был не в духе. Он приказал немедленно уйти из дома и ждать его в шесть вечера на речном вокзале. В шесть хозяин передал чемодан с вином и закусками, назвал адрес. Хотя заныло сердце от предстоящей встречи с тем, который уже раз его чуть не убил, но Шкуреин виду не показал. Хозяин предупредил, что в доме будут находиться двое и его задача организовать с ними попойку… Хозяин назвал такую сумму вознаграждения, что если представить себе эту кучу денег в руках, то сладко кружится голова, рот наполняется слюной… Теперь он старался точно придерживаться поучений хозяина. Но легко сказать: организовать попойку…
…Вбежав в комнату, Дубенко увидел развалившегося на стуле Шкуреина. Он сразу узнал его. Горланя песню, Шкуреин осовело смотрел на Свиридова, сидевшего по другую сторону стола. Заметив наконец Дубенко, Шкуреин заулыбался:
— А… А… В-вот и при-и-ятель снизошел к нам… А мы, любезнейший, отличнейшим препро-провож-дением времени занялись с вашим друж-жком. Будем знакомиться! Я — Соси-и-патр. Свободный член секты воз-злияющих вино… Маэстро всех м-маэстратов!
Шкуреин попытался встать со стула, но с треском грохнулся на пол и остался недвижим.
— Прислали его, — шепнул Свиридов, подходя к Дубенко. — Помнишь, Николай Михайлович говорил… Так вот…
Свиридов взял со стола литровый графин, в котором оставалось всего несколько капель водки, и убрал его в шкафчик.
Шкуреин, придя в себя, пополз на четвереньках, но ткнулся головой в стол и затих, раскинув ноги.
Дубенко же, беспокоясь за Таню, ничего не сказал и поспешил на улицу. Тани не было. Добежав до угла, он в смятении быстро вернулся домой. «Теперь и Николай Михайлович не поможет наладить с ней отношения».
Таня была обижена, она хотела уйти совсем, но, перейдя на другую сторону, спряталась за толстым стволом покосившегося тополя. Девушка видела, как выбегал на улицу Дубенко. Ее уже тревожило происходящее в доме. Подумав немного, она решительно вошла во двор. Увидев маленькую сараюшку без двери, не раздумывая, бросилась туда.
Не прошло и десяти минут, как во двор вошел Томов. Таня сразу узнала лейтенанта. Его появление тут в этот поздний час успокоило ее. Она решила ждать.
Тем временем, закрыв шторами окна, Томов, Дубенко и Свиридов склонились над чемоданом, который принес Шкуреин. Томов осторожно осматривал бутылки с коньяком и водкой. Взглянув на встревоженные лица Дубенко и Свиридова, он сказал:
— Вино, надо думать, отравлено. Проверят в лаборатории… Ладно, теперь наш план такой…
Не прошло и десяти минут, как в большой комнате была создана картина обильной пьяной пирушки. Вина и закуски, принесенные Шкуреиным, вперемешку с опрокинутыми стаканами, кусками хлеба, вилками и ножами украшали стол. Довершили эту картину Дубенко и Свиридов, лежавшие в разных углах комнаты, будто тоже отравившиеся. Шкуреина никто не трогал, и он покоился в своей прежней позе у ножки стола. Еще раз при свете электрического фонарика осмотрев обстановку, Томов направился к выходу.
