Владимир Шитов - Один на льдине
Наконец, дело подошло к суду. Следствие шло где-то около года, генеральный прокурор санкции продлевал. Районный - два месяца, городской еще один , до шести месяцев - республиканский прокурор. Так как это дело являлось объемным, громоздким, то Генеральный прокурор СССР продлил следствие до девяти месяцев. За это время кто-то зачал дитя, и оно уже явилось в нашем безумном мире.
2
Суд шел где-то около 3 месяцев. Зал судебных заседаний, разумеется, полон. Толпа, как и в священной Римской империи, требует хлеба и зрелищ.
Киевские писаки скрипят золотыми перьями журналистских своих самописок. Суд превращается в спектакль, потому что, как выясняется, никто и никого не грабил. Половина потерпевших отказалась выставляться на этом вернисаже, а лишь половина их говорила: да, это мы помним.
Полностью доказанными посчитали приблизительно пятнадцать эпизодов. Этого хватало, чтобы дать нам всем по пять лет. Что касается командировок, то все наши фальшивки таковыми и были признаны. Следователь во время следствия говорит: "Я ничего не понимаю". Взяли, мол, командировочные всего треста, всего института, где работали уважаемые доктора, профессора, где множество людей занималось вычислительной техникой.
- И нам показалось, - говорил он, - что они все поддельные: и профессора, и билеты. Перфорация дат на билетах - поддельная, их перебивали. Понятно, зарплата у профессора небольшая, французских духов юной практикантке не купишь. Хватало только на уксус с марганцовкой. Берешь папку с отчетными документами, а оттуда - пары этого уксуса, как из узбекской шашлычной, где мошенники эти и проводили свой академический досуг.
Все всем понятно. Нашему институту мошенничества вынесли так называемое частное определение. Руководство поснимали, а мне и Кашлюнову припаяли еще и тайный сговор в хищении государственного имущества: билеты подделывали, в командировках не были, а только числились, занимаясь в это время преступной самодеятельностью и имея алиби.
Михалев, например, числился на собраниях, а в это время было совершенно много крупных преступлений. И они доказали, что я не был в командировке ни в древней Персии, в иранском королевстве. И за это крупное хищение государственных средств мне вменили статью 82-ю часть 2-я. До 6 лет. Их я и получил по максимуму.
Кашлюнову дали 5 лет по статье и добавили 1 год из оставшихся не отсиженных по предыдущему приговору. Ему должны были бы дать больший срок, но спас его я, т.к. я шел "паравозом" по делу и его срок психологически не мог превышать моего. Остальным навесили различные срока. Существенное различие лишь в том, что я пошел в лагерь, а кто-то остался на тюрьме насиживать информацию для оперчасти.
Одного выпустили из зала суда. У него была статья в два года, и он их осидел под следствием. Это был пьяница из типографии, который за хорошую, в его понимании, мзду прилежно делал нам печатные формы-клише.
Публика аплодировала с большим чувством социального оптимизма.
3
Шесть лет по максимуму, но в части хищения государственного имущества Киевский областной суд в кассационном порядке возвратил дело на дополнительное расследование, утвердив мне срок 5 лет. В дополнительном расследовании дело было прекращено. Таким образом, у меня остался срок 5 лет лишения свободы с возможностью условно-досрочного освобождения по двум третям. Снова мысли о пропавшей, загубленной жизни: могла быть семья, работа, учеба, приличная зарплата! Мне двадцать семь лет... Как стыдно перед мамой, плачущей в зале суда! Как она опозорена!.. Вот вам и "Мой сын - инженер!" Обида за несбывшиеся мамины надежды и раскаяние душили меня, едва останусь в одиночестве.
Еще до суда я видел шанс уйти от статьи. Я решил "закосить". Хочу об этом тоже рассказать вкратце.
Еще так недавно в нашем частном сыскном оперативно-следственном отделе существовала строгая субординация: я - капитан, Кашлюнов - капитан, Яшка старлей, Джоуль - лейтенант.
И надо постараться выставить ход событий таким образом, что наша организованная группа идейно и сознательно шла в бой на барыг, валютчиков, проституток, спекулянтов и контрабандистов всех мастей, поскольку органы милиции прогнили и не могут справиться с этим злом, с этой отрыжкой капитализма. А это уже - идейная борьба, политика. А коли политика - добро пожаловать на психиатрическую экспертизу, ибо лишь псих в нашей стране может и т.д. Правильно: Робин Гуд был психопатом, и Дон Кихот был шизофреником, Юра Деточкин - явным психопатом особенно в исполнении Смоктуновского, который после Гамлета мог играть лишь людей с психическими отклонениями. Чем уж не образец для подражания, когда ты имеешь дело с прокурором.
И следователь незамедлительно направляет меня в Киевский Институт судебной экспертизы.
Я до того писал ксивочки своим олухам и советовал им все валить на меня. Говорить, что я - невменяем, что они попали в сильное индукционное поле шизофреника. В психиатрии, кстати, существует диагноз "индуцированный бред", но об этом я узнал позже. Я же интуитивно гнул единственно верную в моем положении линию и вовсе не из альтруистических, а из прагматических побуждений. Но главный психиатр института охладил мою самодеятельность и пояснил, диагноз,с которым я мог выйти на волю, дается лишь тем, кто уже наблюдался в психлечебницах до совершения преступления.
Забегая по обыкновению чуточку вперед, скажу, что через несколько лет я получил вожделенную группу в Кащенко. Просто дал денег кому надо и стал шизофреником.
Но в этот раз эксперты написали: вменяем.
Мне и вменили по полной программе, но и без конферанса.
4
Нет, сдается мне, нужды рассказывать в этой книге о циничных экспериментах над человеческой натурой, производимых палачами от медицины в этих институтах - об этом аду на цветущей земле. Сколько уже написано о них во времена так называемой свободы слова жертвами больниц специального типа! Можно ставить под сомнение психическое здоровье врачей Ленинградской и Московской школ, которые вели себя, как в песне "Служили два друга в нашем полку": "...если один из них "да" говорил, "нет" говорил другой". То есть, если ленинградцы ставили диагноз, то москвичи его опротестовывали. И наоборот.
Можно писать об уму непостижимой глубине физических страданий испытуемого после инъекций аминазина и сульфамизина, об отвратительных проделках симулянтов, прыгающих из одного безумного мира в другой через высочайший болевой порог. Но об этом пусть расскажут другие, если их сознание еще не помрачилось и если есть охота говорить об этом. А я хочу лишь в который уже раз сказать о выдающейся игровой способности человека, которого насильственно превращают в животное. Но и в условиях ада он ведет свою игру. И ведет ее при любом раскладе.
Вот рядовой случай из тех, что я наблюдал.
...Один человек работал зам.директора ГУМа в Москве и "незаконным" образом зарабатывал хорошие деньги. Его взяли. И он объясняет свои проделки тем, что ставит научные эксперименты и работает над диссертацией. А эксперименты заключались в следующем. Он якобы брал рубль, бросал на тротуар и изучал реакцию прохожих. Один прохожий увидит рубль, но не нагнется за ним, пройдет. Второй - станет озираться, наступит на рубль башмаком, а потом, словно бы ненароком, поднимет бумажку. Третий возьмет, не раздумывая, еще и на зуб попробует. Потом наш торгаш бросает трояк, потом пятерку, десятку и так - до самой крупной в те времена купюры достоинством в двадцать пять рублей. А сам подсматривает из укрытия и ведет записи, которые прилагаются к делу - пожалуйста. Он не воровал, он занимался научными исследованиями. И ему врачи ставят диагноз: шизофрения. Он уходит на волю с гордо поднятой головой, но...
Дотошный следователь не поленился съездить в Ленинку и просмотреть список литературы, которой пользовался мой ученый сосед. Бац! - есть картина симуляции. Один в один. Так вернули мужичка за решетку, побили-постукали и бросили на топчаки.
Зная все это, я позже и купил себе диагноз. Так надежней. Но об этом впереди.
Глава пятнадцатая.
Неразмыкаемый круг
1
Итак, в 1969 году я был арестован, год находился под следствием, потом был суд , а весной 1971 года пришел этапом в ИТК-46 на Западной Украине, которая теперь "во-о-она где!"
Западная Украина - не Южный Урал, где от повышенной радиации с меня начали падать волосы, как пена с молока, а давление в двадцать семь лет прыгало до отметки сто шестьдесят-сто семьдесят. На Украине все по-другому. Тем более здесь, на тысячу километров западнее Конотопа, где девять месяцев в году царит лето. Сам этот флагман лагерной индустрии был некогда польским, украинским.
Шесть раз он был немецким, и семь - советским. Сидели там поляки, молдаване, румыны, русские, украинцы, иудеи. Грешно и смешно говорить, но об этом лагере у меня остались самые хорошие воспоминания, которыми я и хочу поделиться с читателем.
