Джозеф Файндер - Дьявольская сила
Тогда я позвонил ему домой на Луизбург-сквэр. Женский голос ответил (по-видимому, экономка), что мистера Траслоу в городе нет, он в Вашингтоне, я полагаю, а миссис Траслоу находится в Нью-Гэмпшире. Она дала мне телефон, и я наконец-то связался с Маргарет Траслоу. Первым делом я поздравил ее с назначением Алекса, а затем сказал, что мне позарез нужно как-то связаться с ним незамедлительно.
Секунду-другую она колебалась, а потом спросила:
– Бен, а подождать не можете?
– Очень срочное дело, – ответил я.
– А его секретарша? Может, она как-нибудь поможет вам?
– Мне нужно поговорить только с Алексом, – настаивал я. – И немедленно.
– Бен, вы же знаете, что он в Мэриленде, в Кемп-Дэвиде, – мягко увещевала она меня. – Ну не знаю я, как связаться с ним, к тому же чувствую, что беспокоить его сейчас не стоит.
– Но можно же все-таки как-то связаться с ним. К тому же, думаю, он не будет против, чтобы я побеспокоил его. Если он сейчас с президентом или еще где-то, ну что же – прекрасно. Но если не…
Наконец, с некоторым раздражением, она все же согласилась позвонить в Белый дом тому чиновнику, который передавал приглашение Алексу, и спросить, нельзя ли связаться с мужем. Она согласилась также передать мою просьбу, что если Траслоу будет все же звонить мне, то только с помощью скремблера.
* * *На регулярных летучках адвокатов нашей фирмы царила такая же скука, что и на совещаниях всех других компаний, за исключением разве телевизионных развлекательных передач «Закон в Лос-Анджелесе». Мы заседали регулярно, раз в неделю, по пятницам. Заседать начинали в десять утра и обсуждали те вопросы, которые приходили в голову Биллу Стирнсу.
Вот и на этот раз, попивая кофеек с весьма недурными слойками из соседней булочной, мы рассматривали целый ряд вопросов, предложенных Биллом. Тут был и самый скучный пункт – сколько новых компаньонов следует принять на работу в следующем году (решили, что шесть), и довольно сенсационный – стоит ли нам брать на себя защиту интересов одного известного главаря преступной шайки с бостонского дна – нет, не так – якобы главаря, который, как оказалось, являлся братом одного из самых влиятельных в стране политических деятелей и которого государственная лотерейная комиссия обвиняла в каких-то махинациях (решили, что не стоит).
Я сидел и слушал, но мысли мои витали в облаках. Даже если бы на летучке обсуждался вопрос, непосредственно касавшийся меня, скажем, какая-нибудь гигантская продовольственная корпорация предъявляла бы иск другой такой же огромной компании, что та, дескать, стянула у нее рецепт приготовления какого-то вонючего жира, а мне поручили бы вести это дело, то все равно я не смог бы уследить за ходом развернувшейся дискуссии.
Чувствовал я себя явно не в своей тарелке, довольно неловко и шатко, будто меня внезапно раздели догола в самый неподходящий момент. А тут еще Билл Стирнс, восседавший на председательском месте за длинным, похожим на гроб столом, бросал на меня подозрительно долгие взгляды. Может, у меня началась мания преследования? А может, он и в самом деле все знает?
Нет, быть того не может: откуда ему знать?
Тогда я попытался настроиться на ход мыслей своих коллег, пока они сидели, зевая или рисуя чертиков на бумаге, или выступали со своими соображениями, но на этот раз у меня ничего не получалось. Возбужденных, раздраженных, злых коллег оказалось так много, что их мысли слились у меня в ушах в один непрестанный гул, в нескончаемую какофонию, в которой я не мог выделить чью-то отдельную мысль. Да, я мог различить кое-какие оттенки – например, разный тембр, отличающий мысль от обычного голоса. Но эти оттенки трудно было уловить, а временами они вообще сливались в один гул, и я просто-напросто терялся и напрасно ломал себе голову.
И все-таки удержаться от попыток услышать чью-нибудь мысль я не мог. Так, на короткое время мне удалось услышать мысли Тодда Ричлина, нашего финансового ловкача, который говорил что-то об активах, пассивах и поступлениях, а сам в это время исступленно и раздраженно думал: «Вот Стирнс удивленно поднял брови, к чему бы это? А Кинней все порывается вскочить и сбить меня с толку, осел эдакий».
Тут началась словесная перепалка между Торном и Квигли, выскочившими с предложениями нанять приходящего преподавателя, чтобы тот научил наших безграмотных сотрудников правильно писать и говорить, ну и, естественно, появились мысли на этот счет. В результате возник кошмарный гомон, отчего я окончательно почти лишился рассудка.
И все это время, когда бы я ни глянул на председательское место за столом, Билл Стирнс не сводил с меня глаз.
Наконец, ход совещания резко ускорился, а это верный признак того, что до конца осталось не более получаса. Ричлин и Кинней совсем зациклились в гладиаторской схватке по поводу тяжбы крупной бостонской фирмы в сфере развлечений, дело которой вел Кинней, а я все еще пытался вытряхнуть из головы непрерывное бормотание голосов и тут вдруг услышал, что Стирнс объявил перерыв, и увидел, как он быстро поднялся с места и пошел из конференц-зала.
Я вскочил и вприпрыжку побежал за ним, но он быстрым шагом покидал зал.
– Билл, – громко позвал я.
Он обернулся, взглянул на меня холодными глазами и, ничего не сказав, продолжал быстро идти. Мне даже показалось, что он нарочно удирает от меня. Исчез общительный Билли Стирнс, а в его обличье появился другой Билл – строгий, настроенный решительно и вместе с тем какой-то встревоженный. Да он что, тоже все знает?
– Извини, Бен, я сейчас не могу говорить с тобой, – отрубил он каким-то странным, не терпящим возражений голосом, какого я раньше никогда у него не слышал.
* * *Я вернулся в свой кабинет, посидел там несколько минут, и вдруг раздался телефонный звонок – звонил Александр Траслоу.
– Черт возьми, Бен, у тебя что-то срочное? – послышался его голос, странно и непривычно ровно искаженный скремблером.
– Да, Алекс, очень срочное, – ответил я. – Этот канал не прослушивается?
– Да нет же. Думаю, ты радуешься, что я принес с собой это устройство.
– Надеюсь, мне не пришлось отрывать вас от разговора с президентом или еще от чего-то важного.
– Да конечно, нет. Он советуется с двумя-тремя своими министрами, как быть с германским кризисом, так что я сижу тут и загораю. Ну что там у тебя?
Я кратко рассказал ему, что со мной произошло в той «научно-исследовательской лаборатории» и осторожненько намекнул насчет своих вновь приобретенных способностей.
Последовало долгое-предолгое молчание, паузе, казалось, конца-края не будет. Может, он подумал, что я совсем умом тронулся? Может, он даже трубку повесил?
Когда же Алекс начал, наконец, говорить, то перешел почти на шепот.
– Проект «Оракул», – выдохнул он.
– Что?
– Боже мой, я слышал всякие сказки, но чтобы наяву…
– Вы что-то знаете?
– Знает все Господь Бог, Бен. Я же знаю только, что этот малый Росси тоже подключен к этому проекту. Я думал… черт возьми… я слышал, что у них кое-что получилось, что сработало с кем-то там. Но, как мне говорили, в конце концов, Стэн Тернер давным-давно прихлопнул этот проект. Выходит, что все-таки не прикрыл его до конца. Мне, вроде бы, говорили, что у Росси не все идет гладко.
– Так вам не докладывали?
– Да кто мне станет докладывать? Мне сообщили лишь, что проводилась обычная проверка. Теперь ты, надеюсь, понимаешь, что я имел в виду, когда упомянул о необходимости пропустить тебя через процедуру проверки. ЦРУ ведь никто не контролирует. Ни черта не знаю, кому можно доверять здесь…
– Алекс, – перебил я. – Я намерен полностью порвать всякие отношения с вашей фирмой.
– Ты что, Бен, твердо настроился? – сразу же запротестовал Траслоу.
– Извините, но ради своей безопасности, безопасности Молли… и вашей… я собираюсь на время залечь на дно. Исчезнуть. Порвать всякие контакты с вами и с любым из ЦРУ.
– Бен, послушай. На мне лежит ответственность… это я ведь в первую очередь вовлек тебя в эту заварушку. Что бы ты там ни решил сделать, твое решение для меня свято. Я просто раздваиваюсь: мне хочется, чтобы ты надавил, и интересно посмотреть, что этим бравым ребятам из ЦРУ нужно от тебя. А в то же время хочется уберечь тебя и спрятать где-нибудь за городом, чтобы ты там отсиделся. Даже не знаю, что тебе и посоветовать.
– Не знаю, что за чертовщина приключилась со мной. До сих пор не могу постичь этого и не знаю даже, смогу ли понять когда-нибудь. Но…
– Не имею я права советовать тебе, что делать. Решай сам. Может, хочешь переговорить с Росси, выпытать у него, чего ему нужно от нас? А вдруг он опасен? А может, просто перестарался? Принимай сам решение, Бен. Вот и все, что я могу тебе посоветовать.
– Ну что же, спасибо и на этом, – ответил я. – Я все хорошенько обдумаю.