Сергей Донской - И целой обоймы мало
Да, сказал себе Бондарь, стоит. Потому что лучше замараться кровью врага, чем оставаться с виду чистеньким, а на деле – обгадившимся от страха перед коверкающими твой язык выродками. Потому что идет война народная, идет полным ходом, и по-прежнему не смеют крылья черные над родиной летать. Потому что достали они, крылья черные, ох как достали!
Последняя мысль была произнесена вслух. Сформулированная весьма коротко и весьма энергично, она озадачила притормозившего у обочины частника.
– Это кого ж ты на хрен посылаешь? – обиделся он, выглядывая из своей видавшей виды «Волги».
– Не тебя, мужик, – спохватился Бондарь. – Так, некоторые жизненные обстоятельства.
– А, обстоятельства… Это другое дело. Куда тебе?
– Музей знаешь? Краеведческий.
– Сколько платишь?
– Договоримся, – пообещал Бондарь, основательно устраиваясь на скрипучем сиденье. – Можешь даже крюк сделать, я не возражаю.
– Крюки нам без надобности, – гордо ответил водитель, берясь за старомодную баранку цвета слоновой кости. – Крюки нехай делают те, по ком веревка плачет.
– Тогда просто поезжай не спеша, командир. Хочу порасспросить тебя кое о чем.
– На предмет?
– На предмет астраханской фауны.
– Тебя звери интересуют, что ли? – удивился водитель, трогая «Волгу» с места.
– Можно и так сказать, – согласился Бондарь, проверяя, нет ли за ним слежки, – звери.
– Охотник?
– Вообще-то пострелять люблю. Было бы из чего и по кому.
– Ну, насчет того, чтобы пострелять, у нас в Астрахани раздолье, – похвастался водитель.
– Догадываюсь, – кивнул Бондарь.
– Волжские плавни – они покруче джунглей будут. А острова? Их у побережья сотни, тысячи! Там тебе и водоплавающие, и камышовые коты, и собаки енотовидные, и кабаны, и…
– Чеченцы.
Лаконичное замечание заставило водителя нервно вильнуть перед встречным автобусом. Довольно странная суетливость для солидного пятидесятилетнего дядьки с уверенными манерами и зычным голосом.
– Лично я рыбалку предпочитаю, – заявил он, хорошенько прочистив горло. – Люблю, понимаешь, с удочкой посидеть. Особенно если к удочке пол-литра прилагается.
– А как насчет раков? – полюбопытствовал Бондарь. – Я слыхал, раков в пойме видимо-невидимо. Даже остров вроде какой-то особый имеется. Рачий.
«Волга» резко затормозила, нарисовав на асфальте две черные параллельные линии, которым, как известно, не дано пересечься ни в бесконечности, ни просто на мостовой.
– Вот что я тебе скажу, паря, – произнес водитель, глядя прямо перед собой. – Кто ты таков, знать не знаю и знать не хочу. Чеченским и каким-либо другим национальным вопросом не интересуюсь. Географией не увлекаюсь тоже. Так что полезным тебе быть не могу, извиняй.
– Как же не можешь, когда мне в музей нужно? – вскинул брови Бондарь. – Или ты дорогу забыл от страха?
– При чем здесь страх? – невесело усмехнулся водитель. – Это инстинктом сохранения называется.
– По-моему, одноплюйственно.
– Ошибаешься, паря. Ну, допустим, существует в природе какой-то остров Рачий, о котором ты чего-то краем уха услышал. Ну, допустим, чеченцы там барашков едят – от них теперь никуда не деться. Что с того? – Закурив мятую «Астру», водитель покосился на Бондаря. – С какого боку к проблеме ни подходи, а все равно в жопу уткнешься. Возьмем, опять же, остров, который тебе покоя не дает. Крабий он или, там, Рачий, не суть важно. А важно то, что погранцов, которые туда сунулись, живо отвадили. И рыбнадзор остров тот десятой дорогой обходит, тоже факт. И милиция его бережет как зеницу ока.
– Прямо Сицилия с Корсикой получается, – пробормотал Бондарь, задымивший за компанию.
– Хуже, – заверил его водитель, – много хуже. Мой кореш детства однажды по нечаянности в заповедные места сунулся, не будем уточнять, какие. Еле ушел. Лодку ему из крупнокалиберного пулемета продырявили, ни от кого не таясь, в открытую. Он потом заяву накатал в прокуратуру. И где теперь мой кореш? – Водитель выбросил окурок в окошко и ответил на свой вопрос: – Осужден за браконьерство. Срок тянет. А еще туристы были… Н-да…
– И что с ними? – нарушил тягостное молчание Бондарь.
– Были да сплыли, вот и весь сказ. Не пытай меня, паря. Я и так лишнего наговорил. Накипело.
– Спасибо.
– Спасибо в карман не положишь, – проворчал водитель.
– Трогай, – предложил Бондарь. – На месте рассчитаюсь.
– А мы давно на месте. Вот он, твой музей. Через дорогу.
Трехэтажное здание из коричневого кирпича имело форму открытой книги с выдранными страницами. Надеясь, что пришедшее на ум сравнение не подтвердится при ближайшем рассмотрении, Бондарь щедро расплатился с водителем и выбрался из «Волги». Обдав его едким бензиновым выхлопом, она резво умчалась прочь. Было жарко. Времени, отведенного Бондарю, оставалось все меньше, но суетливости в его движениях от этого не появилось. Перебросив сумку через плечо, он скрылся в здании краеведческого музея.
* * *В директорском кабинете царила прохлада, нагнетаемая одноногим колониальным вентилятором. Воздушный поток трепал бумажные листья на столе и ерошил артистическую шевелюру директора. Казалось, он мчится куда-то на своем кожаном кресле, обдуваемый встречным ветром. Прямоугольные очочки с хлипкой золоченой дужкой выглядели на его лице неуместно. Сюда просились громадные очки мотоциклиста или даже пилота.
– Слушаю вас, – сказал он, водворяя на место болтающийся за спиной галстук. Его руки, выложенные на стол, образовали аккуратную башенку из переплетенных пальцев.
Представившись, Бондарь вкратце объяснил причину своего визита в краеведческий музей. Еще утром он и сам не подозревал об этом, но теперь пребывал в твердом убеждении, что является младшим сотрудником научно-исследовательского института орнитологии Евгением Николаевичем Бондарем.
– Очень приятно, – наклонил голову директор. – Павел Павлович Крупицын. Не представляю, право, чем могу быть полезен.
Мэ-нэ-эс Бондарь поспешил заверить его в обратном:
– Можете, еще как можете.
– Хм, – выразил сомнение Крупицын, окинув взглядом футболку и джинсы сидящего напротив визитера. – Уточните, пожалуйста.
– В минувшем году, – вдохновенно произнес Бондарь, – мы отправили в ваши края экспедицию. Не стану утомлять вас подробностями, но на одном из островов в районе Волго-Ахтубской поймы сотрудники обнаружили гнездовья розовых фламинго.
– Так-так. Ну и что?
– Они находятся на грани вымирания.
– Сотрудники вашего НИИ? – спросил Крупицын. Шутка показалась ему настолько забавной, что он не преминул осклабиться, демонстрируя здоровые розовые десны.
– Фламинго, – не принял игривого тона Бондарь. – Колония этих редкостных птиц находится на острове Рачьем.
– Так-так. Остров Рачий, – поскучневший Крупицын поправил очки, чтобы они не слетели в процессе качания головой. – Совсем недавно где-то всплывало это название, но где?
– Понятия не имею.
– Я тоже. Чего же вы от меня хотите в таком случае?
– В музее должны храниться карты области.
– Должны. Хранятся. У нас вообще много чего хранится.
Это было произнесено таким тоном, что Бондаря осенило: оправа директорских очков не позолоченная, а золотая. Как и элегантные часы на ухоженном запястье. Как и печатка на умеренно волосатом пальце.
Словно бы в задумчивости, Бондарь встал и прошелся по кабинету. Двигаясь в направлении окна, он запустил руку в карман джинсов. Повернув обратно, извлек ее со стодолларовой купюрой, зажатой между пальцами.
– Я бы хотел взглянуть на эти карты, – признался он, снова усаживаясь на стул.
– Многие бы хотели, – обронил Крупицын, заботливо протирая очки специальной бархоткой из черепахового футляра.
– Я больше всех.
Улыбнувшись зубастой улыбкой Дэвида Копперфильда, Бондарь положил деньги на стол и убрал руку. Подхваченная ветром, купюра была готова спланировать на пол, когда Крупицын сделал неуловимое кошачье движение, после чего она чудесным образом исчезла. Потом он поправил галстук, и в нагрудном кармане его легкой летней рубахи зазеленел прямоугольник, которого там прежде не было.
– Так-так, – деловито произнес Крупицын, – мне импонирует ваша настойчивость. Вот если бы все в стране проявляли подобную инициативу, представляете, как бы мы зажили? Не хуже, чем в Швейцарии.
– Лучше, – возразил Бондарь, – значительно лучше.
– Я и говорю. – Обратив порозовевшее лицо к двери, Крупицын повысил голос: – Людмила Васильевна! Зайдите-ка на минутку.
Людмила Васильевна – двадцатилетняя дурында на непомерных каблуках – не замедлила заглянуть в кабинет из приемной:
– Да, Пал Палыч?
– Мне срочно нужна подшивка топографических карт области. Позвоните в архив, пусть принесут. Отснимите на ксероксе все относящееся к острову Щучьему…
