Джон Ле Карре - Убийство по-джентельменски
Смайли медленно кивнул, пристально глядя Роуду прямо в глаза.
— Да, — сказал он, — похоже, кто-то счеты с ней действительно свел.
— Почему-то все подумали, что это сделала Полоумная Джейни, но это не так. Джейни скорее убила бы родную сестру, чем Стеллу. Они сблизились, как две лучшие подружки, если верить самой Стелле. Могли разговаривать по вечерам часами, когда я задерживался для дополнительных занятий или на заседании научного общества. Стелла кормила ее, снабжала одеждой и деньгами. Ей это давало ощущение полнейшей власти над человеческим существом, и к тому же своим милосердием она могла на каждом углу похваляться. Вот почему в ее помощи Джейни тоже не было ни грана доброты, а сплошное тщеславие.
Из Брэнксома она привезла с собой небольшую собаку. Обыкновенную дворняжку. Однажды, вернувшись вечером домой, я увидел песика в гараже. Он подвывал и трясся от страха, хромал, а на спине я отчетливо разглядел кровь от побоев. Стелла жестоко избила собаку. На такое способна только выжившая из ума мегера. Я знал, что собаке доставалось от моей жены и раньше, но никогда еще она не проявляла такой невероятной жестокости. Никогда. И случилось то, чего я прежде и представить не мог. Я накричал на нее, она рассмеялась мне в лицо, а я не сдержался и ударил ее. Не очень сильно, но ощутимо. По ее смеющемуся лицу. А потом дал ей двадцать четыре часа, чтобы куда-нибудь пристроить собачку. В противном случае пригрозил обратиться в полицию. Она наорала на меня. Заявила: «Пес мой, и я могу с ним делать все, что взбредет на ум». Но на следующий день нацепила свою черную шляпу и увела собаку из дома. Позже я выяснил, что она заставила ветеринара усыпить животное. Видимо, придумала для этого очередную небылицу. У нее это легко получалось. Стелла сочиняла правдоподобные, но лживые истории прямо на ходу. Она без труда входила в любую роль и играла ее до конца. Чего стоит та сказка, которую она рассказала бедным венграм!
Мисс Д’Арси как-то приютила двух беженцев, присланных из Лондона. Так Стелла сумела до такой степени запугать их, что они бежали от мисс Д’Арси без оглядки, трясясь от ужаса. А ведь мисс Д’Арси сама заплатила за их проезд и даже попросила чиновницу из министерства социального обеспечения проведать их в Лондоне и узнать, что случилось. Боюсь, она так и осталась в неведении. Зато мне обо всем стало известно со слов самой Стеллы. Она смеялась, как делала это обычно, рассказывая мне о своих проделках: «Вот тебе и утонченная леди, Стэн. Но только почему-то ее милосердие никому не приносит пользы. Почему, как думаешь?»
После инцидента с собакой она стала делать вид, что боится насилия с моей стороны. Отшатывалась, если я подходил близко, защищала руками лицо, словно я мог снова ударить ее. Более того, она стала вынашивать новую фантазию — будто я задумал ее убить: она так и сказала мистеру Кардью. Сама она, конечно, в это не верила и порой посмеивалась над затеянной игрой. Говорила мне: «Видишь, теперь тебе нельзя убивать меня, Стэн. Все будут знать, кто убийца». Но порой на нее что-то находило, и она начинала рыдать и ластиться ко мне, умоляя не убивать ее, как будто действительно чувствовала угрозу. «Ты однажды убьешь меня долгой зимней ночью!» — визжала она тогда. У нее появилась навязчивая идея про долгие зимние ночи. А может, просто понравилась фраза, и она с наслаждением повторяла ее, как актер повторяет слова любимой роли. Она твердила: «О, Стэн, не убивай меня долгой зимней ночью!» А вы, вероятно, знаете, как это иногда бывает. Ты ничего и не собираешься делать, но если кто-то начинает тебя настойчиво и постоянно просить не делать чего-то, постепенно закрадывается мысль: может, так и поступить? Невольно в голове возникают странные идеи и невероятные планы.
Мисс Бримли при этих словах шумно вздохнула. Смайли встал и подошел к Роуду.
— Почему бы нам сейчас не отправиться ко мне домой? — предложил он. — Мы могли бы поужинать и по-дружески обсудить ситуацию.
До Байуотер-стрит они взяли такси. Роуд сидел рядом с Эйлсой Бримли, заметно расслабившись, а Смайли расположился напротив него на откидном сиденье, наблюдал и размышлял. И до него дошло, в чем заключалась главная проблема Роуда. У него не было ни одного настоящего друга. Смайли сразу вспомнилась одна из сказок Бюхнера. В ней рассказывалось о ребенке, которого бросили совершенно одного в опустевшем мире. Не найдя никого, с кем бы поговорить, дитя отправилось на Луну, потому что она ему улыбалась. Но Луна оказалась сделанной из гнилого дерева. А когда и Солнце, и Луна, и звезды пропали, он решил вернуться на Землю, но и ее уже не существовало.
То ли оттого, что Смайли очень устал, то ли возраст начинал сказываться, но он вдруг испытал сострадание к Роуду, подобное тому, какое дети испытывают к нищим, а родители — к собственным детям. Роуд приложил столько усилий — он заговорил на языке Карна, приобрел соответствующую одежду и даже настроил ум на правильные, как ему казалось, мысли, но все равно остался там безнадежным и одиноким чужаком.
Смайли разжег газовый камин в гостиной, пока Эйлса Бримли ходила в соседний магазин деликатесов на Кингз-роуд за готовым супом и яйцами. Он налил в бокалы виски, разбавил содовой и подал один Роуду, который принялся молча пить мелкими глотками.
— Я должен был с кем-то этим поделиться, — сказал он. — Мне почему-то показалось, что вы хороший человек и выслушаете меня. К тому же я действительно не хотел, чтобы вы публиковали некролог. Слишком многие подумали бы, до какой степени он не соответствует истине.
— Таких людей действительно много?
— Вероятно, я преувеличиваю. Наверное, в счет только те, кому она успела крупно навредить. В городе таких наберется не больше дюжины. А еще все знал мистер Кардью, разумеется. Понимаете, она была необычайно хитра и осторожна. Сама распускала сплетни крайне редко. Очень точно чувствовала, как далеко может зайти в каждом конкретном случае. Ее смогли раскусить лишь люди, которые уже попались ей на крючок. И еще Д’Арси. Ему тоже что-то было о ней известно. Здесь какой-то особый случай, но она ничего мне об этом не рассказывала. Бывали вечера, когда она накидывала шаль и ускользала из дома, веселая, словно отправлялась на вечеринку. Иногда достаточно поздно: в одиннадцать или ближе к двенадцати. Я даже не спрашивал, куда она идет на ночь глядя, — нарвался бы только на грубую насмешку, но порой она сама смотрела на меня лукаво и говорила: «Ничего-то ты не знаешь, Стэн. А вот Д’Арси знает, но никому не расскажет». Потом, бывало, рассмеется, напустит на себя таинственность и уйдет.
Смайли помолчал, продолжая наблюдать за Роудом и раздумывать. Затем внезапно спросил:
— Какая была у Стеллы группа крови, вы, случайно, не помните?
— У меня вторая, это я знаю точно. В Брэнксоме я был донором. А у нее другая.
— Откуда такая уверенность?
— Мы сдавали анализы перед женитьбой. Она когда-то страдала анемией. Вот почему я помню, что группы у нас разные. Вероятно, у нее была первая. Но сказать точно не могу. А почему вас это заинтересовало?
— Где вы зарегистрированы как донор?
— В центре переливания крови Норт-Пула.
— Вас там все еще помнят? Остались какие-то записи?
— Должны были остаться.
В этот момент в дверь позвонили. Это вернулась с покупками Эйлса.
Она принялась хозяйничать в кухне, а Роуд и Смайли остались сидеть в тепле и уюте гостиной.
— Расскажите мне про вечер, когда произошло убийство, — попросил Смайли. — Почему вы оставили у Филдинга портфель? Что это, обычная рассеянность?
— Нет, не думаю. Я тогда отвечал за организацию вечерней молитвы в церкви, потому мы со Стеллой пришли к Филдингу порознь. Она появилась раньше, и, как я полагаю, Филдинг отдал портфель ей с самого начала — именно для того, чтобы о нем не забыть. Мне показалось, он даже упомянул об этом позже в разговоре. Она поставила портфель в прихожей рядом с вешалкой, на которой висело ее пальто. Он был не так уж велик: примерно восемь дюймов на двенадцать. Я готов был поклясться, что она держала его в руках, когда, стоя в прихожей, мы прощались, но, вероятно, ошибался. И только когда мы уже добрались до дома, она вдруг спросила, куда я дел свой портфель.
— Она спросила вас, куда вы его дели?
— Да. А потом устроила бурную сцену, заявив, что на меня нельзя положиться и ей самой приходится помнить обо всем. У меня не было особого желания возвращаться, я мог позвонить Филдингу и договориться, что заберу портфель завтра с самого утра, но Стелла и слышать не желала об этом. Она заставила меня пойти обратно. Я не хотел рассказывать в полиции об этой нашей ссоре, опасаясь, что они сделают неверные выводы.
Смайли кивнул.
— Когда вы вернулись к Филдингу, то воспользовались дверным звонком?
— Да. У него за основной дверью расположена вторая, застекленная — нечто вроде французского окна против сквозняков. Эта дверь все еще оставалась открытой, в прихожей горел свет. Я позвонил и забрал портфель у Филдинга.
