Джон Пристли - Затемнение в Грэтли
— А что вы скажете о Джо? — спросил Периго.
Я рассказал о зажигалке, которую Джо будто бы нашёл десять дней тому назад, но которая, несомненно, была снята с трупа Олни. Рассказал и об окурке в лавке Силби. Подчеркнул, что Диана знакома с Джо гораздо ближе, чем хочет показать. Спросил, не знает ли Периго, чем занимался Джо после того, как разбомбили ресторан Борани и до приезда в Грэтли.
— Говорят, он приехал отчасти потому, что у него сдали нервы, — продолжал я. — Но ведь, когда он здесь объявился, настоящие бомбардировки уже прекратились. К тому же нервы у этого парня в полном порядке.
— Как приятно обрести, наконец, такого умного коллегу, — сказал Периго. — Я, конечно, сразу, ещё в первый вечер в «Ягнёнке и шесте», заметил, что вы человек наблюдательный, но теперь я просто поражён и, кажется, даже немного завидую вашим успехам за несколько дней. Подумайте, ведь я сижу тут который месяц!
— Мы работали в неодинаковых условиях, — утешил я его. — Вам нужно было создать роль, а я приехал уже с готовой. Кроме того, люди, которых мы выслеживаем, стали сейчас беспечны и слишком уверены в себе. Правда, Диана, может быть, и самая глупая из всех, но посмотрите, какая наглая самонадеянность! А как они убрали беднягу Олни, это перетаскивание с места на место… инспектор сразу понял, что это убийство.
— Но Джо этого сделать не мог, хотя у него была зажигалка Олни, — медленно сказал Периго. — Потому что в тот час, когда Олни сшибли, Джо сбивал коктейли в баре.
— Да, это не Джо. Но Джо, должно быть, встретился с убийцей позднее — ночью или на другое утро — и получил от него зажигалку.
— Я тоже думаю, что Джо здесь как-то замешан, — сказал Периго. — Он у меня уже с некоторого времени на примете. Я запрашивал Лондон относительно того, что делал Джо после Борани. Оказывается, у него был мексиканский паспорт и в конце сорокового года он уехал в Америку. Не знаю, какие он нажал пружины, чтобы получить разрешение вернуться, во всяком случае, это было нелегко. Впрочем, может быть, его посольство, ничего не подозревая, помогло ему.
— Знаете, Периго, по-моему, здешняя организация формировалась в Америке. Там была Диана, туда ездил Джо, а может быть, ещё выяснится, что и другие тоже. Где живёт Джо?
— Снимает комнату в доме номер двадцать семь на Палмерстон-Плэйс, — мгновенно ответил Периго.
Наш разговор прервался, так как в этот момент вошёл Бойд — сержант с выступающим подбородком. Он меня по-прежнему не жаловал, но не мог не считаться с тем фактом, что у его начальника со мной какие-то дела. И он, видимо, не понимал, откуда здесь ещё и Периго. Но я предоставил ему ломать голову сколько угодно.
— Я видел инспектора Хэмпа, — начал он, глядя поверх моей головы. — И он велел передать, чтобы вы шли туда.
— Куда?
— К каналу. Мы только что вытащили из воды машину с женщиной. Инспектор думает, что вам это будет интересно.
Мы с Периго переглянулись. Сержанту Бойду это не понравилось.
— Инспектор говорил только про вас, — сказал он с ударением на последнем слове.
— Я вовсе не собираюсь идти к каналу смотреть на какую-то утопленницу, — сказал Периго поспешно. — Я думаю, как добраться домой. Но это целых три мили… Пожалуй, всё-таки придётся посидеть здесь.
— А что, — спросил я сержанта, — сейчас ещё можно получить справку? Который час? Начало второго?
— Запрос они примут, но до утра ничего не узнаете. А кто вас интересует? Как вы сказали?… Дживз[5] со шрамом?
— Да, — ответил я.
— Так отчего же вы у нас не спросите? — удивился сержант. — Ведь мы же — здешние жители. Если Дживз — это человек на вид вроде лакея или дворецкого, да плюс у него ещё шрам на щеке, так я, наверно, знаю, про кого вы спрашиваете. — Тут он, разумеется, замолчал. Это было на него похоже.
— Сделайте нам одолжение, — язвительно сказал я. — Мы хотим избавить родину от некоторых её опасных врагов. Скажите, кто этот человек. Чтобы сберечь ваше время, добавлю, что ему около пятидесяти, седой, говорит по-английски медленно и…
— Да, знаю, — сказал сержант. — Его фамилия Моррис. Он служит у полковника Тарлингтона. Чудак какой-то. Несколько раз перекинулся с ним словечком. Но человек надёжный, не сомневайтесь! Прошлую войну провёл на фронте с полковником Тарлингтоном, денщиком у него был. Так что всё в порядке.
— Ясно. — Одна нога у меня затекла, согнутая под низеньким стулом, и я постучал ею об пол. — Ну, Периго, значит, никаких справок не надо. Ждите нас здесь, если хотите.
— Да, я уж лучше посижу здесь, чем плестись три мили, — сказал Периго неуверенно. — Как вы считаете, сержант?
— А ещё лучше — перейдите в соседнюю комнату, там по крайней мере огонь есть в камине и вам дадут чаю… Ну, что ж, пойдёмте, — прибавил он, обращаясь ко мне.
На улице нас ждал автомобиль, и через пять минут мы уже рыскали в темноте где-то возле канала. Наконец мы остановились. Тут стояли два других автомобиля и грузовик. Место было не из приятных. Унылый свет притушенных фар падал на зелёный ил берега и мутную воду канала. Вокруг — груды мусора и хлама. Казалось, здесь конец всему и мы сами недалеки от того, чтобы стать кучкой мусора и хлама: вот-вот чёрный груз ночи обрушится на нас всей своей тяжестью и расплющит… Сержант вёл меня к какому-то строению вроде сарая. У входа в него стояла женщина, и, когда сержант поднял свой электрический фонарик, я увидел её лицо — измученное, печальное и такое прекрасное, что сердце во мне перевернулось.
Я узнал доктора Маргарет Энн Бауэрнштерн. Она не могла разглядеть нас, да, вероятно, и не хотела. Она просто отошла в сторону, движения её были медленными, машинальными, как у человека, изнемогающего от усталости. Откинув брезент, которым был завешен вход, мы вошли в сарай. Внутри горело несколько фонарей. Я увидел могучую фигуру инспектора, двух полицейских. Они на что-то смотрели и походили на людей, которым снится страшный сон. Через мгновение и мне показалось, что я вижу страшный сон. Передо мной на земле, среди мусора и тряпья, лежало тело Шейлы Каслсайд, ещё пахнущее тиной.
Вероятно, прошло не больше минуты, прежде чем инспектор заговорил со мной, но она показалась мне вечностью. Я успел припомнить во всех подробностях нашу беседу с Шейлой в спальне «Трефовой дамы» — казалось, с тех пор прошло много дней, а ведь это было часа три назад, — и её последние слова, милые, глупые и смешные, и как потом она обняла меня за шею и поцеловала.
С восемнадцати лет брошенный на фронт в предыдущую войну, я видел, как умирали люди. Да и не говоря уже о войне и некоторых исключительных событиях моей жизни, я и потом не раз видел близко смерть, потому что на крупных строительных работах в слаборазвитой стране всегда обильный урожай несчастных случаев. Но тут было совсем другое и гораздо более страшное. Когда погибли Маракита и наш мальчик, я в течение многих дней не помнил ничего — только те последние слепящие четверть секунды, когда я уже знал, что произойдёт нечто ужасное, и клял себя за преступное безрассудство. Потом я сразу уехал, и меня снова завертела жизнь. Мир больше не был, да и не мог быть тем прежним миром, в котором я, счастливый безумец, мчался со скоростью семидесяти миль в час. От этого, второго мира, где убивший своё счастье идиот остаётся жив, а женщина и ребёнок превращаются в кровавое месиво, я ничего хорошего не ждал, и всё-таки даже здесь мысль о возможности такого подлого удара как-то не приходила в голову. Но сейчас, ещё до того, как заговорил Хэмп, я спросил себя, нет ли тут и моей вины, не должен ли был я всё это предвидеть.
— Это случилось около половины двенадцатого, — сказал инспектор. — Один человек, который возвращался домой, видел и слышал, как машина свалилась в воду, и сообщил нам. Она была одна в машине и не могла выбраться.
— А из чего видно, что она пыталась? — спросил я.
— Доказательств нет, но… Вы предполагаете самоубийство?
— Нет, я даже уверен, что это не самоубийство. Никому не придёт в голову кончать с собой таким образом. Кроме того, она совсем не думала о самоубийстве. Мы с нею долго беседовали сегодня вечером в «Трефовой даме»… Что делала здесь доктор Бауэрнштерн?
— Она задержалась в больнице, и я застал её там и привёз, — пояснил инспектор. — Но, конечно, ничего уже нельзя было сделать… Наш полицейский врач заболел, лежит с температурой… А доктор Бауэрнштерн уже уехала?
— Нет, стоит там, за дверью, и сама похожа на мертвеца.
— Спасибо, — произнёс голос, который я в первый момент не узнал. — Я здесь, как видите, и готова отвечать на все ваши вопросы. Конечно, если инспектор Хэмп уполномочит вас допрашивать меня.
Инспектор, естественно, мог заметить, — да и кто бы этого не заметил? — что я ей неприятен. Он знал также, что у неё позади длинный утомительный день и что она взвинчена до крайности, и не хотел входить ни в какие объяснения. Я не осуждал его за то, что он промолчал.