Эрик Амблер - Маска Димитриоса
В отеле его ждала открытка, в которой мистер Питерс извещал о том, что, если ничего не случится, он навестит его в отеле в шесть часов вечера.
Мистер Питерс появился, когда было только половина шестого. На Латимера обрушился водопад приветствий:
— Дорогой и уважаемый мистер Латимер! Мне трудно выразить словами, как я рад, что снова вижу вас! Наша последняя встреча была сопряжена с такими ужасными обстоятельствами, что я не смел даже надеяться, что… Но мне кажется, мы могли бы поговорить и о более приятных вещах. Я приветствую вас! Добро пожаловать в Париж! Надеюсь, доехали благополучно? Расскажите, как вам показался Гродек? Он писал мне, что вы не только понравились ему, но просто очаровали его. Вот один из тех, кого зовут добрый малый, не так ли? Как вам его кошки? Он прямо-таки боготворит их.
— Общение с ним было очень полезно. Что же вы стоите, садитесь, пожалуйста.
— Я хорошо знаю, как много пользы приносит общение с ним.
На лице мистера Питерса засияла сладостно-горестная улыбка, и, глядя на улыбающегося мистера Питерса, Латимер подумал; нечто подобное испытываешь, когда случайно встретившийся на улице знакомый, которого вы искренне и глубоко ненавидите, вдруг поздоровается с вами.
— Вот только не знаю, зачем ему понадобилось напускать на себя такой таинственный вид, — сказал Латимер. — Между прочим, он настаивал на том, чтобы я обязательно поехал в Париж и повидал вас.
— Вот как?
Кажется, мистеру Питерсу это не очень понравилось, и его улыбка заметно поблекла.
— А что еще он сообщил вам, мистер Латимер?
— Он сказал, что вы умный человек. Ему, видимо, показалось забавным все, что я рассказал.
Мистер Питерс наконец-то осторожно присел на кровать. Улыбка совершенно исчезла с его лица.
— И что же вы ему рассказали?
— Во-первых, он поделал узнать, какие у меня могут быть с вами дела. Я был с ним совершенно откровенен, — злорадно сказал Латимер, — и рассказал ему все то немногое, что мне известно. Я понимаю, что вам это может не понравиться, но, прошу меня простить, ведь ваши изумительные планы до сих пор остаются для меня покрытыми мраком неизвестности.
— А что, Гродек ничего не сказал вам?
— Нет. Вы думаете, что это было возможно?
Опять улыбка чуть тронула губы мистера Питерса, точно луч солнца упал на отвратительный гриб, выросший в темноте.
— Конечно, мистер Латимер, это было возможно. Теперь я понимаю, почему его письмо ко мне написано в таком легкомысленном тоне. Впрочем, я рад, что благодаря вам он удовлетворил свое любопытство. В этом мире богачи часто завидуют тем, у кого дела идут в гору. И хотя Гродек мне друг и очень дорог, но его помощь в нашем деле не требуется. Он, вероятно, это понял, хотя, быть может, и хотел бы в нем участвовать.
Латимер как завороженный смотрел на мистера Питерса. Вдруг у него вырвалось:
— Вы, конечно, не забыли взять с собой пистолет, мистер Питерс?
Толстяк сделал вид, что этот вопрос ему ужасно неприятен.
— Господь с вами, мистер Латимер. С какой стати я должен таскать с собой эту штуку, раз я пришел в гости к другу?
— Очень хорошо, — сказал Латимер резко.
Он встал и запер дверь на ключ.
— Мне очень не хочется выглядеть негостеприимным, но и моему терпению приходит конец. Приехав сюда Бог знает из какой дали, я до сих пор не понимаю, зачем это сделал. Теперь я очень хочу это знать.
— И безусловно все узнаете.
— Я это слышал и раньше, — грубо оборвал его Латимер. — Но прежде чем вы опять начнете разводить турусы на колесах, я хотел бы обратить ваше внимание на две вещи. Признаюсь, мистер Питерс, во мне нет той жилки, когда человек любит навязывать свою волю другим людям. Более того, мистер Питерс, я искренне и глубоко ненавижу всякое насилие. Но ведь бывают же случаи, когда даже миролюбцы прибегают к насилию. Мне кажется, я как раз на грани этого. Я гораздо моложе и, вы, вероятно, с этим согласитесь, физически сильнее вас. Если вы опять начнете увиливать от ответа, то, предупреждаю вас, я применю силу. Вот что я хотел сказать во-первых. Ну а во-вторых, я ведь знаю, кто вы. Ваша фамилия не Питерс, а Петерсен. Вас зовут Фредерик Петерсен, и вы были членом банды, торговавшей наркотиками. Возглавлял эту банду Димитриос. После ареста в декабре 1931 года вы были приговорены к тюремному заключению сроком на один месяц и к штрафу в размере двух тысяч франков.
Мистер Питерс попытался улыбнуться, и это было похоже на улыбку человека под пыткой.
— Вы это узнали от Гродека? — спросил он тихо и печально, и Латимер подумал, что ему, наверное, очень хотелось сказать: «Вам все рассказал этот Иуда?»
— Нет. Я видел вашу фотографию в старой газете.
— Вот оно что… Мне трудно было поверить, что Гродек…
— Итак, это правда?
— Конечно. Конечно, это правда.
— Ну что ж, в таком случае, мистер Петерсен…
— Питерс, мистер Латимер. Я решил переменить фамилию.
— Хорошо, пусть будет Питерс. Давайте перейдем теперь к третьему пункту. Будучи еще в Стамбуле, я узнал некоторые интересные подробности, касающиеся краха вашей банды. Мне говорили, что именно Димитриос выдал вас полиции. Это правда?
— Безусловно, он поступил очень скверно по отношению ко всем нам, — сказал мистер Питерс мрачно.
— Мне говорили, что Димитриос сам пристрастился к наркотикам. Это верно?
— Как ни печально, но это факт. Я думаю, вы со мной согласитесь: если бы не это, не было бы и доноса в полицию. Ведь мы приносили ему огромный доход.
— Я слышал также, что многие из вас собирались отомстить за это Димитриосу и, выйдя на свободу, убить его.
— Я не собирался, — возразил мистер Питерс. — Хотя некоторые горячие головы, как, например, Галиндо, очень этого хотели.
— Понятно. Вы не собирались, вы предпочли сразу перейти к делу.
— Я не совсем понимаю вас, мистер Латимер.
Видно было, что он в самом деле сбит с толку.
— Неужели? Тогда я попытаюсь осветить этот вопрос с другой точки зрения. Димитриос был убит в Стамбуле два с небольшим месяца тому назад. Примерно в это же самое время вы оказались в Афинах, которые находятся не так уж далеко от Стамбула. У убитого не было ни сантима, что само по себе совершенно невероятно. Как вы только что сказали, у него была куча денег, и, насколько мне известно, не такой он был человек, чтобы так просто с ними расстаться. Вы чувствуете, куда я клоню, мистер Питерс? Мне кажется весьма разумным предположить, что именно вы убили Димитриоса ради его денег. Что вы на это скажете?
Мистер Питерс молчал, задумчиво глядя на своего собеседника, точно мудрый пастырь на заблудшую овцу.
— Вы ужасно неосторожный человек, мистер Латимер, — сказал он, выдержав паузу.
— Вы думаете?
— И ужасно везучий. Допустим, вы правы, и я действительно убил Димитриоса. Но ведь отсюда следует, что я должен был бы убить и вас, не так ли? — Он сунул руку за пазуху и достал оттуда уже знакомый Латимеру люгер. — Как видите, я вам солгал. Мне было интересно знать, как вы себя поведете, если я скажу, что пришел к вам безоружный. Каюсь, я солгал, и, кроме того, это невежливо. Но я все-таки взял с собой пистолет. Надеюсь, вы меня поймете? Своей скрытностью вы довели меня до отчаяния.
— Ваш ответ, во всяком случае, можно толковать как косвенное признание в убийстве.
— Да поймите же наконец, мистер Латимер, — сказал мистер Питерс устало и отложил в сторону пистолет, — это вам не детективная история. Выбросьте наконец из головы все эти глупости. Подключите свое воображение и подумайте над тем, что Димитриос, очевидно, не оставил завещания в мою пользу. Ведь так? Но это значит, что неверно ваше предположение, будто я убил его из-за денег, не правда ли? Ведь вы, конечно, не думаете, что он держал свои сокровища в сундуке? Так что давайте, мистер Латимер, спустимся на землю и обсудим все как разумные люди. Давайте вместе пообедаем. Можно пойти ко мне, я угощу вас хорошим кофе. Мне, например, ваш номер совсем не нравится. Если же вы предпочтете пойти в кафе, то я и на это согласен. Я знаю, что я вам не нравлюсь, и не хочу вас осуждать за это. Давайте вообразим, что мы питаем друг к другу теплые чувства.
Латимеру вдруг стало его жалко: последние слова он сказал печальным тоном и даже не улыбнулся. Кроме того, Латимер действительно вел себя довольно глупо: недоставало только, чтобы он показался святошей или лицемером. И все-таки…
— Я тоже проголодался, — заметил он. — В самом деле, почему бы и не пойти пообедать? Как и вы, я в отчаянии, что у нас постоянные трения. Я только хочу вас предупредить, мистер Питерс, что если и на этот раз я не получу от вас удовлетворительного ответа, зачем я вам понадобился, то, уверяю вас — заметьте, мне наплевать на полмиллиона франков, — я немедленно покину Париж. Надеюсь, это ясно?
— Куда уж яснее, мистер Латимер, — сказал мистер Питерс, и улыбка опять засияла на его лице. — Мне так нравится, когда вы искренни со мной. Что может быть лучше искренности? Как хорошо, когда наши сердца открыты друг другу, когда мы не боимся, что нас поймут неправильно! Как хороша тогда жизнь! Но нет, мы слепы, как кроты. И когда Всемогущий делает свой выбор и кто-нибудь из нас совершает неблаговидный поступок, не будем спешить осуждать его. Ведь это совершилась Его воля, которую нам не дано понять. Как мы можем знать Его волю? Как, я вас спрашиваю?
