Эдуардо Мендоса - Кошачья свара. Мадрид, 1936
- И каковы ваши недуги?
- Обычные: эгоизм, апатия, высокомерие и недостаток здравого смысла.
- Боже... Кто еще знает о существовании этой работы?
- Никто. Каким бы странным это ни казалось, но на протяжении нескольких поколений существование картины хранилось в секрете. Определенно, из-за ее темы. В дополнение к тому, что я уже сказала, мы еще скромные и святоши.
- Но она была внесена в записи, - проронил Энтони.
- Да, ее первые перемещения должны быть описаны. Последовательное наследование должно было проходить тайно, без официальных объявлений, по очевидным причинам. Если эти документы существуют, то находятся в каком-либо архиве на чердаке какого-нибудь дома, бог знает, какого именно. Со временем их могут обнаружить, но я сомневаюсь, что они увидят свет именно тогда, когда нужно. Сейчас, к несчастью, мы полагаемся лишь на ваши догадки. Вам не холодно?
- Да, довольно холодно. Но мне нужно время. Вы могли бы оставить меня одного?
- Не может быть и речи. Почему вы не говорите, о чем думаете?
- Я расскажу вам это с огромным удовольствием, когда мы выйдем отсюда. Я очень благодарен вам за то, что вы позволили мне ее увидеть и посвятили мне свое время.
- Не благодарите, - возразила девушка. - Я тоже попрошу вас об услуге.
- Вы можете на меня рассчитывать, если это в моих силах, конечно, - отозвался Энтони. - И разъясните одно мое сомнение. Какой-нибудь из ваших предков занимал важную должность в Италии?
- Однажды я слышала, что один из предков по отцовской линии был кардиналом. Вам это поможет?
- Думаю, да. Накроем картину.
Они вновь укутали полотно покрывалом. Когда они уже собирались уходить, лампочка на потолке начала мигать и погасла, оставив их в полнейшей тьме.
- Вот ведь дрянь! - хладнокровно произнесла Пакита. - Расплавилась лампочка. Или началась еще одна проклятая забастовка. Могут пройти часы, прежде чем вернется свет; если мы не выйдем отсюда, подхватим воспаление легких. Не двигайтесь, можете ушибиться. Дайте мне руку и попытаемся дойти до двери в сад. Я знаю подвал лучше вас.
Англичанин легко нашел руку девушки. Рука была холодная, и он с силой ее сжал.
- Вы не боитесь темноты? - спросил он.
- Как и все остальные, - ее голос был твердым. - К тому же я не одна.
Они продвигались как можно медленнее, осторожно переступая ногами. В темноте холод стал еще более лютым, а время, казалось, остановилось.
- На ощупь все кажется более далеким, - произнесла Пакита.
- Идите осторожно, не сбейтесь с пути, а то мы окажемся в каком-нибудь шкафу.
- Это вас стоило бы туда поместить, за глупость, - ответила она.
Вскоре они добрались до двери, связывавшей подвал с садом. Освободив руку и повозившись немного с ключами, Пакита открыла ее. Их глаза привыкли к темноте и поэтому внезапный свет их ослепил. Пакита закуталась в шаль, высунула голову и убедилась, что снаружи никого нет. Энтони вспомнил, что двумя днями ранее она обнимала его в этом же самом месте. Поддавшись порыву, он обнял ее. Пакита не сопротивлялась, но отвернулась и сказала:
- Не привыкайте к этому.
Они отстранились и скрытно пересекли сад. Перед железной дверью Пакита обронила:
- Прямо за вами, в Серрано, есть одно кафе, которое называется "Мичиган". Ждите меня там. Я присоединюсь к вам через минуту.
Глава 20
- До ХХ века, - Энтони начал говорить без паузы, как это делают лекторы, - в испанской живописи не существовало жанра ню. Первое исключение - "Маха обнаженная" Гойи, а второе - более раннее и существенно более примечательное - это "Венера" самого Веласкеса. Причина этого очевидна: заказы на живопись в Испании приходили из церкви и, в меньшей степени, из королевского дома, то есть все они содержали религиозные образы, были портретами или изображали житейские сцены. В Италии или Голландии дело обстояло иначе. Там дворяне и богачи заказывали картины для украшения салонов и, так как обладали менее строгой моралью, охотно принимали мифологические сюжеты с обилием женской обнаженной натуры. Испанские художники того времени обладали техникой ню, но применяли ее лишь к мужской анатомии: в сценах мученичества и бесчисленных распятиях и снятиях с креста. В этом смысле, как и в других, Веласкес занимал привилегированное положение: будучи придворным, он получал частные заказы и мог писать во всех жанрах, включая мифологический: "Триумф Вакха", "Кузница Вулкана" и многие другие. Среди них "Венера с зеркалом", которая сейчас находится в Национальной галерее Лондона, и это первая картина жанра ню в испанской живописи, долгое время являвшаяся уникальной.
В кафе "Мичиган" посетителей было немного: места у стойки пустовали, и лишь половина столиков была занята. Время завтрака уже заканчивалось, а час обеденного перерыва еще не наступил. Двое одиноких посетителей читали газеты: один - "АВC", а другой - "Эль Соль"; третий что-то писал с улыбкой на губах; офицер-артиллерист молча курил, рассеянным взглядом изучая потолок. Возле окна сидели две сеньоры среднего возраста и упоенно болтали, не умолкая ни на минуту, забыв даже про еду. На столике перед ними стояли две чашки кофе с молоком и сахарное печенье, лежали молитвенники и аккуратно сложенные черные мантильи.
Энтони восхищался разнообразием заведений, которыми располагали жители Мадрида. Даже прославленные венские кафе, где он провел столько часов между визитами в музей Истории искусств, были несопоставимы с кафе Мадрида. Венские кафе производили на него досадное впечатление театральности и декаданса: в Мадриде же, напротив, в этих полных жизни заведениях не было ничего устаревшего. В кафе Мадрида, в отличие от венских, стены не были покрыты зеркалами, потому что мадридцы в них не нуждались: в кафе Мадрида посетители смотрели прямо друг на друга, с искренним любопытством. Но в этой непринужденности не было ничего плохого, потому что в мадридских кафе с легкостью смотрят и с такой же легкостью забывают. Всё это являлось частью сладкого потока жизни в этом веселом, щедром и поверхностном городе.
Тем не менее, эйфория, производимая окружающей обстановкой, компанией Пакиты и возможностью разговаривать с ней на свою любимую тему, не заставили он забыть о том, что в его руках находилось дело, обладающее чрезвычайной важностью для многих людей, начиная с самого Энтони, чья профессиональная карьера приняла бы неожиданный оборот в случае, если он бы подтвердил свои подозрения и не совершил непоправимую ошибку.
- В сороковых - пятидесятых годах XVI века Веласкес достиг пика своей славы, - начал он, стараясь придать своему голосу самый равнодушный тон. - Помимо своих обязанностей придворного художника, он также принимал заказы от представителей дворянства и духовенства. Одним из таких заказчиков был дон Гаспар Гомес де Аро, сын маркиза дель Карлио, который, если верить герцогу и графу де Оливаресу, в действительности был внебрачным сыном самого Филиппа IV. Не знаю, знакома ли вам эта история; если и не знакома, в данном случае это неважно. Важно другое: дон Гаспар был весьма сильной личностью и страстным коллекционером. Он заказал Веласкесу картину на мифологический сюжет; короче говоря, заказал ему нарисовать обнаженную Венеру, подобную той, которую написал Тициан. Несмотря на необычность такого заказа, Веласкес писал картину с явным удовольствием, если судить по результату. Когда картина была готова, дон Гаспар с величайшей осторожностью перевез ее в свой дворец, и в течение долгих лет ее никто не видел. Когда же она наконец явилась миру, никого из действующих лиц этой истории уже не было в живых.
Он сделал паузу, раздумывая, как бы поведать обо всем как можно более правдиво и при этом деликатно; он никоим образом не хотел оскорбить чувств своей очаровательной собеседницы кровавыми подробностями рассказа.
- Однако дон Гаспар Гомес де Аро, - продолжил наконец Энтони, приглушив голос и опустив глаза, - был не только знатоком искусства, но и человеком весьма вольных нравов. Его характер был ближе к донжуану Тенорио, нежели к Иоанну Крестителю, мягко говоря. Возможно, именно это и побудило его заказать Веласкесу такую картину, совершенно несовместимую с моралью того времени. В любом случае, вопрос вот в чем: кто эта женщина, изображенная на картине? Воспользовался ли Веласкес услугами какой-либо натурщицы - возможно, проститутки, чтобы представить ее в виде Венеры, или же моделью послужила, как утверждают злые языки, одна из любовниц дона Гаспара, чьи прекрасные формы он пожелал увековечить на полотне? А что, если эта женщина, как предполагают некоторые ученые - не кто иная, как законная супруга дона Гаспара? Сторонники этой версии утверждают, что в ее пользу говорит хотя бы то, что лицо Венеры, отраженное в зеркале, которое перед ней держит Амур, художник изобразил предельно нечетким, чтобы никто не смог узнать эту женщину, что было совершенно ни к чему, если это была обычная проститутка.
