Александр Насибов - Тайник на Эльбе.
А пленные все шли. Большинство составляла молодёжь — вероятно, бывшие солдаты. Это чувствовалось ещё и по тому, как они стремились идти в ногу, держать строй. На стоявший в стороне автомобиль пленные старались не глядеть.
Один из сопровождавших колонну эсэсовцев отсалютовал Кранцу фашистским приветствием.
— Песню! — скомандовал он пленным, желая доставить удовольствие начальству. — Петь песню, вы, скоты!
Десятка полтора заключённых затянули:
Если весь мир будет лежать в развалинах,
К черту, нам на это наплевать.
Мы все равно будем маршировать дальше,
Потому что сегодня нам принадлежит Германия,
Завтра — весь мир[29].
Запевалы, которых никто не поддержал, едва добрались до конца куплета и смолкли.
— Снова! — заорал конвоир. — Петь, черт вас побери!
Запевалы повторили куплет, но с тем же успехом. Колонна молчала. И тогда по головам и спинам узников запрыгали дубинки и стальные прутья охранников.
Колонна ушла. Машина продолжала путь. Она обогнула группу бараков и остановилась неподалёку от крайнего строения. Здесь начиналась обширная площадь.
Возле бараков стояли несколько офицеров. Один из них поспешил к Кранцу. Помощник коменданта и Кюмметц вылезли из автомобиля и двинулись навстречу.
Аскер огляделся. В разных концах площади группы пленных подбирали камни, окапывали деревья, сгребали и выносили мусор. Наискосок шла широкая траншея. Там, где остановился автомобиль Фиттермана, её ещё только рыли; в конце площади в готовую траншею укладывали толстые серые трубы.
Фиттерман поднял капот машины и достал ключи — одна из свечей работала с перебоями, её следовало заменить. Аскер зажёг сигарету и направился к траншее. На дне её трудились землекопы. Разойдясь, чтобы не мешать друг другу, они с усилием вонзали лопаты в неподатливый грунт. В воздух взлетали комья тяжёлой жёлтой глины.
— Хэлло, Губе!
Аскер оглянулся. Он увидел: Кранц и другие офицеры входят в барак, Кюмметц стоит у двери и делает ему знак приблизиться.
Аскер поспешил на вызов.
— Где вы запропастились, Губе? — проворчал Кюмметц. — Идёмте, сейчас начнётся, Облака, застилавшие небо, разошлись. Брызнули яркие солнечные лучи. Сразу стало жарко. Кюмметц расстегнул пуговицы плаща, снял его, передал своему шофёру, ослабил галстук.
— Ну-ну, — сказал он, — посмотрим, что нам покажут.
Из барака вышел Кранц. За ним появились офицеры. Группу замыкал шарфюрер — полный, с заметным брюшком и одутловатым лицом, нёсший стопку розовых карточек.
Все направились к траншее и, не дойдя до неё нескольких метров, остановились, повернувшись лицом к бараку. Там раздвинулись широкие двери. На площадь хлынула толпа лагерников.
— Строиться! — скомандовал толстый шарфюрер.
Заключённые рассыпались в стороны, бегом занимая свои места в строю. Не прошло и минуты, как перед Кюмметцем и Аскером протянулась длинная двойная шеренга.
Аскер оглядел пленных. Прямо перед ним стоял высокий человек с длинной и тонкой шеей, которая, казалось, с трудом поддерживала тяжёлую голову с большим выпуклым лбом. Он разглядывал немцев холодными умными глазами; его правая рука, наполовину обнажённая, чуть заметно двигалась, будто лагерник собирался что-то сказать… Кто он? Как попал сюда? Несчастливая солдатская судьба виной этому или же был он схвачен при облаве в каком-нибудь городе, оккупированном гитлеровцами?…
А этот, что стоит понурясь, поддерживая руку, замотанную тряпкой? Солдат или тоже, быть может, мирный горожанин?
Ещё дальше — юноша лет восемнадцати, широкоплечий, коренастый, с твёрдым подбородком и чёрными, как угли, глазами, в рваных галифе и жёлтой гимнастёрке без воротника и рукавов.
Восемьсот пленных — восемьсот искалеченных судеб. Каждый хлебнул горя полной мерой, жизнь каждого — трагедия, которую не перескажешь словами.
— Начинайте, — скомандовал Кранц.
Шарфюрер с одутловатым лицом заглянул в одну из своих карточек, выкрикнул номер.
Из строя вышел пленный.
— Слесарь, — сказал шарфюрер, чуть повернув к Кюмметцу голову.
Директор завода приблизился к лагернику. Подошёл и Аскер. Перед ними стоял мужчина лет сорока — горбоносый, с потухшим взором.
— Слесарь? — спросил его Кюмметц.
Пленный не ответил: вероятно, не знал по-немецки. Кюмметц бесцеремонно оглядел его.
— Губе, — сказал он, — пощупайте ему руки и плечи.
Аскер исполнил требуемое. Все это время лагерник безучастно глядел перед собой.
— Присядь! — скомандовал Кюмметц.
Пленный не шевельнулся.
— Присесть! — прокричал по-русски шарфюрер.
Лагерник послушно согнул ноги, неуклюже присел, с трудом выпрямился.
— Беру, — сказал Кюмметц.
Шарфюрер кивнул и передал карточку пленного стоявшему рядом эсэсовцу.
Потом он назвал следующий номер. Из строя вышел новый пленный. Теперь это был механик. Повторилась та же процедура, и шарфюрер передал эсэсовцу вторую карточку.
Третьим строй покинул парень лет двадцати пяти, тоже оказавшийся слесарем. Настала очередь юноши с чёрными глазами, в рваных галифе.
— Токарь, — объявил шарфюрер.
— Нет! — Темноглазый покачал головой.
Кюмметц вопросительно поглядел на шарфюрера. Тот вновь заглянул в карточку.
— Токарь, — подтвердил он.
— Нет! — снова сказал пленный.
— А кто ты есть? — тихо, с угрозой спросил Кранц по-русски.
Пленный показал руками, как действуют лопатой.
— Понятно. — Кранц натянул на руку перчатку, подошёл и коротким ударом в лицо свалил пленного.
— Встать! — приказал он.
Лагерник поднялся. Лицо его было в крови, подбородок дрожал.
— Кто ты есть? — повторил Кранц и вынул пистолет.
Пленный стоял, глядя ему в лицо. Тёмные глаза так и сверлили фашиста. Кранц поднял пистолет и выстрелил.
По знаку шарфюрера соседи по строю подняли тело товарища, отнесли в сторону и уложили на землю.
Аскер стоял неподвижно, боясь неосторожным движением, блеском глаз выдать гнев, ярость, бушевавшие в нем. Выхватить оружие и перестрелять находящихся рядом фашистов? Это он сможет. Но чего добьётся? Нет, слишком много труда положено на то, чтобы он оказался здесь, среди них, слишком важно выполняемое задание. Сейчас он не принадлежал себе.
И все же Кюмметц заметил, что шофёр его взволнован.
— Э, да вы побледнели, Губе! — насмешливо протянул он.
Аскер изобразил на лице растерянную улыбку,
— К этому надо привыкнуть, господин директор, — пробормотал он, как бы извиняясь.
— Ничего не поделаешь, — сказал Кюмметц. — Так надо.
— Необходимо, — подтвердил Кранц. — Мы прекрасно знали, что он лгал. Лгал, ибо не хотел работать. — Кранц поднял голову, повысил голос, обращаясь к пленным: — Этот человек солгал мне, пытался обмануть офицера германской армии. Вы все видели — он получил своё. Так будет с каждым, кто захочет последовать его примеру.
Шарфюрер выкрикнул очередной номер. Из шеренги вышел новый пленный. Повинуясь приказу Кюмметца, Аскер подошёл, ощупал его руки и плечи. Но делал он это механически. Глаза Аскера были прикованы к соседу лагерника. Где-то уже видел он этого рослого человека с квадратным широкоскулым лицом и сильными покатыми плечами. Но где?
Кюмметц тоже заметил широколицего, подошёл.
— Хорош, — сказал он, ткнул его пальцем в грудь, обернулся и вопросительно взглянул на Кранца.
— Какой есть твой нумер? — крикнул помощник коменданта лагеря. — Отвечать!
Пленный сказал. При первых же звуках его голоса Аскер вздрогнул. Он узнал: Авдеев!… Сержант Авдеев!
…Это произошло год назад на западе Украины, где в то время проходила линия фронта. С группой дивизионных разведчиков Аскер выполнял важное задание в ближнем тылу врага. Разведчики обнаружили резервы противника, которые стягивались к передовой. Надо было спешить назад. Но враг нащупал разведчиков, обошёл, стал сжимать кольцо окружения. Как спасти группу, открыть ей путь на Восток, чтобы она могла доставить донесение о тайных подкреплениях фашистов? Аскер и двое бойцов отвлекли внимание противника, приняли удар на себя. Это позволило группе уйти. Командовал ею помощник Аскера, сержант Авдеев.
Но как он очутился в плену? Ведь позже Керимову стало известно, что донесение доставлено; он был уверен, что благополучно вернулся, в дивизию и Авдеев… И вот — сержант перед ним, в шеренге узников Освенцима. Да, это он, хотя седые волосы, ввалившиеся виски, глубоко запавший рот делают его совеем не похожим на того краснощёкого, пышущего здоровьем парня, каким сержант был год назад.
Между тем шарфюрер торопливо перебирал карточки, отыскивая данные о пленном, которым заинтересовался Кюмметц.
— Губе, — позвал директор, — подойдите, пощупайте ему руки.
