Чингиз Абдуллаев - Только свои
И почему я решил, что стрелял кто-то из находящихся на втором этаже? А если с третьего? И затем просто бросил оружие вниз? Такой вариант тоже не стоило исключать. Но тогда кто? На втором этаже у мужа Лены и моей матери могли быть очень веские причины для убийства. На третьем я таких людей не видел. Да, Рахиме и Гулсум одинаково не нравилась погибшая, но это еще не причина, чтобы решиться на преступление, которое может быть разоблачено и за которое придется ответить. Впрочем, как и за яд, подсыпанный в коньяк моего отца. Но если раньше я не сомневался, кто именно положил яд, то теперь мог с такой же уверенностью сказать, что это могла быть и женщина.
Я смотрел на всех пятерых и не знал, кого подозревать. Рядом находились мои самые близкие люди. И единственный человек, который мог вызвать подозрение, – Салим Мухтаров. Но у него тоже было большое горе. Если преступник не он, то у этого человека сегодня убили жену и близкого друга. Не трудно представить, как ему могло быть тяжело. Но с другой стороны, я с трудом сдерживал желание, чтобы не вцепиться в него. К сожалению, я не видел убийцы. Я стоял так, что мог увидеть только Елену, поднимавшуюся по лестнице. А вот она обернулась и увидела своего убийцу. Я нахмурился. Какое у нее в этот момент было лицо? Я попытался вспомнить выражение ее лица. Испуг? Нет, это был скорее не испуг. Презрение? Тоже не похоже. Удивление? Да. Это было скорее удивление. Она повернулась и удивилась, увидев того, кто собрался выстрелить. Я точно помнил выражение ее лица, она чуть подняла брови, как будто хотела что-то спросить. И улыбнулась. Почему она улыбнулась? Увидела знакомое лицо? Что-то хотела спросить? Может, хотела спросить, а мне показалось, что она улыбается? Возможно, так и было. Это была не улыбка. Она удивилась и попыталась задать какой-то вопрос.
– Она умерла, – сообщила Гулсум, поднимаясь с пола. Платье ее было перепачкано кровью.
Мы стояли рядом потрясенные. Я снова посмотрел на всех пятерых. Пять человек, среди которых – убийца. Или шесть вместе со мной? Если полиция не приедет в ближайшее время, то мы все поубиваем друг друга, как у Агаты Кристи в романе про десять негритят. Когда я учился в институте, мне давали эту книгу. Но тогда я ее не дочитал до конца. Зато фильм посмотрел. Классный такой фильм с участием известных актеров. Кажется, Зельдин играл в нем судью. Такого безумного маньяка-судью, приговорившего всех приехавших в замок к смертной казни. Неужели и здесь какой-то маньяк решил также позабавиться, устроив нам повторение этой истории? Но тогда получается, что мы все обречены. Моя мать, жена, сестра, ее муж. Нет, этого я не мог допустить. Я поднял голову и посмотрел на оружие. Одновременно со мной на него посмотрел и Салим Мухтаров.
– Ее застрелили из пистолета вашего отца, – хрипло констатировал он. Затем повернул голову и посмотрел на мою мать. – Он был у вас в комнате, Машпура. Кто мог его взять?
– Не знаю, – почти безучастно ответила мать. – Мне было не до этого. Или вы думаете, что я должна была проверять разные коробки?
Мухтаров снова глянул на оружие. Тудор тоже уставился на него. Я начал понимать, что нельзя оставлять заряженный пистолет на полу. Даже рискуя огорчить полицейских, которым нужно, чтобы оружие лежало на том самом месте, куда его бросил преступник. Тогда я принял решение. В конце концов, теперь, когда не стало отца, старшим в семье остался именно я. И учитывая, что я был внизу в момент убийства, у меня единственного есть абсолютное алиби. Хотя как сказать. Елена могла повернуться ко мне, а я в нее выстрелить. А потом забросить пистолет наверх. Такое тоже возможно. Но я точно знал, что не стрелял в нее.
Я достал носовой платок и поднялся наверх. Все смотрели на меня. Я поднял оружие и понес его вниз.
– Что ты делаешь? – крикнула Рахима. – На нем могут быть отпечатки пальцев убийцы. Зачем ты трогаешь пистолет?
– Не нужно оставлять его на лестнице, – твердо произнес я.
Пройдя в гостиную, я открыл сервант, положил в него оружие вместе с моим носовым платком, затем закрыл дверцу серванта на ключ, а ключ отпустил в карман. Все остальные внимательно следили за моими действиями. Мухтаров и Гулсум испачкали свою одежду.
– Давайте перенесем ее к нам в комнату, – предложил Салим.
Я понимал, что он прав. Но это как и с пистолетом. Переместить убитую – значит, вызвать огромное неудовольствие полиции.
– Что делать? – спросил Тудор, глядя на меня. Кажется, он тоже понял, что теперь я старший в семье, несмотря на то что моложе его.
Я опять посмотрел на убитую. Она сумела доставить удовольствие моему отцу в последний день его жизни. И хорошо к нему относилась. Нет, я не позволю ей оставаться здесь, на лестнице. Она хорошо к нему относилась. Хотя и не была праведной женщиной.
– Давайте отнесем ее в свободную комнату на втором этаже, – твердо решил я. – Рахима, принеси простыню.
Рахима начала подниматься по лестнице, а мы, все пятеро оставшихся, провожали ее взглядами. Через минуту она вернулась с простыней. Мы подняли тело погибшей, отнесли его в свободную комнату на втором этаже, положили на кровать и тут же вышли, осторожно закрыв за собою дверь. Мухтаров держался подозрительно хорошо, но он мог и не любить свою жену. Достаточно и того, что хорошо к ней относился.
– Пойду переоденусь, – объявил Мухтаров и скрылся в своей комнате.
А я опять подумал, что он – единственный, кто мог спокойно войти в соседнюю комнату и взять оружие отца. Может, так и было?
Мы с Тудором спустились вниз и уселись за стол. С того момента как мы вышли из-за стола, на нем ничего не изменилось. Можно было предположить, что продолжается наш совместный ужин и нам предстоит заняться десертом. Однако за это время произошло два убийства!
К нам осторожно подошла мать и молча села рядом. Затем появилась Рахима. Она почему-то плакала. Жалела Лену? При жизни погибшей Рахима ее терпеть не могла.
Наконец спустилась Гулсум. Она успела переодеться. Теперь на ней были темные брюки и светлый свитер. Никто не думал, что придется встречать полицию после двух убийств, поэтому не привез с собой темной одежды. Мы молча сидели и ждали, когда к нам присоединится Салим Мухтаров.
– Я думала, она сама застрелилась, – тихо проговорила Гулсум. – Честное слово, я именно ее и подозревала в отравлении отца.
– Почему? – спросил Тудор.
– Не знаю. Она мне не нравилась. Казалась вызывающе вульгарной. Наверное, поэтому я в первую очередь подозревала именно ее. Вместе с мужем, – добавила моя сестра.
– Да, ты ее не любила, – вдруг подтвердила мать. – Потому что вы были очень разные люди.
– Как и с ее мужем, – чуть повысила голос Гулсум.
Но мать промолчала.
– При чем тут ее муж? – удивился я. – Он-то какое имеет к тебе отношение?
– Имеет, – ответила Гулсум, глядя на мать.
Та по-прежнему молчала. Я ничего не понял, только увидел такое же удивление на лице Тудора.
– Ты хочешь нам что-то рассказать? – спросил он.
– Нет. – Гулсум упрямо смотрела на мать. – А ты ничего не хочешь нам рассказать?
– Сейчас не время, – вздохнула мама.
Почему Гулсум так безжалостно нападает на мать? Или не понимает, в каком состоянии она находится? Что вообще происходит в этом доме? Похоже, у нас полно «скелетов в шкафу», как говорят англичане про семейные тайны, подумал я в тот момент.
– Как раз сейчас время, – упрямо возразила Гулсум.
Было такое ощущение, что в нее вселился какой-то бес. Даже Рахима изумленно посмотрела на нее.
– Наверняка это Салим отравил нашего отца, а потом убил и свою жену, – заявила Гулсум. – Или тебе это еще не ясно? Ты же знала про их отношения…
– Замолчи, – прервала ее мать. – Не нужно обсуждать такие вопросы. Я ничего не знала и ничего не хочу слышать. Они погибли, и сейчас это не так важно…
– Нет, важно! – возразила Гулсум. – Я ведь звонила тебе и сообщила обо всем еще в прошлом году, когда узнала, что они оказались в одной гостинице в Мадриде. Я тогда позвонила в номер отца, а трубку сняла Лена. Мне не трудно было проверить, что их номера были рядом. А ты тогда мне сказала, что это случайное совпадение. Нет, таких совпадений не бывает.
– Перестань, – попросила мать. – Не нужно об этом вспоминать.
– Они встречались уже давно, – не пожелала остановиться Гулсум. – И наверняка муж Лены об этом знал. Поэтому сначала убил нашего отца, потом застрелил свою жену. Ничего другого быть не может. Или ты думаешь, что кто-то из нас мог убить отца?
Мать молчала. Не смотрела на нас и молчала. Гулсум растерянно глянула на меня. Я испугался: если убийца не Мухтаров, то тогда… Об этом лучше не думать. Мать стояла около шахматного столика, когда отец взял с него свой бокал. И пистолет находился в ее комнате. Почему мы всегда ищем сложные варианты, когда самое правильное объяснение лежит на поверхности? Почему я считал, что бизнесмен, купивший себе третью жену, для которой сам был далеко не третьим, будет ревновать больше, чем моя мать, имевшая одного-единственного мужа и узнавшая еще год назад, что он изменяет ей с этой женщиной?
