Вадим Сопряков - Восток — дело тонкое: Исповедь разведчика
Этот офицер серьезно заболел гепатитом и несколько недель находился на излечении в местном военном госпитале. Мы проинформировали о его болезни Центр и через некоторое время получили из Москвы сообщение, что на место больного командиром команды назначается другой офицер, его заместитель. А больного мы должны были по возможности направить в Союз для продолжения лечения. Прошло еще какое-то время, и вот бывший командир прибыл в Кабул и появился у меня. Болезнь еще не совсем прошла, выглядел он плохо, был слаб. Я сообщил ему о решении Центра и предложил готовиться к отправке домой, убеждая, что ему нужно хорошо залечить болезнь, чтобы окончательно встать на ноги. Офицер молчал, опустив голову. А когда он поднял голову и взглянул на меня, я впервые увидел плачущего «каскадера». Крупные слезы катились по щекам, губы подрагивали, руки, сжатые в кулаки, посинели.
Я попытался успокоить его, говорил, что он еще молод, ему надо победить болезнь и еще много сделать дел на пользу Отечества. А для этого нужно здоровье и сила. Но по глазам я видел, что он не слышит меня. Он сказал, а затем несколько раз повторил только одну фразу: «Мне стыдно ехать домой, я не успел ничего сделать здесь, в Афганистане. Что же я скажу своему сыну, что по болезни сбежал отсюда, испугался трудности?»
И я растерялся, не знал, что говорить, какое решение принять. А решение Центра уже было — нужно возвращаться домой на лечение. Выход из создавшегося положения помог мне найти только что прибывший из Джелалабада командир «Тибета». Он быстро включился в ситуацию, посоветовал мне не спешить с принятием решения и выполнением указания Центра, ведь там сказано «по возможности», а он, больной, сейчас не готов к далекому перелету. Командир предложил мне отправить больного к нему в команду, климат в той провинции мягкий, самое лучшее место в Афганистане, где он сможет достать для больного даже свежее молоко. Через одну-две недели больной поправится, а я за это время решу его дальнейшую судьбу. Я согласился с предложением Бороды, так мы звали этого командира из-за его импозантного внешнего вида, он отрастил густую черную бороду и был похож на местного душмана.
А за эти две недели произошли неприятные для «Каскада» события.
Командир другой команды, без злого умысла с его стороны, был втянут в противоречия и скрытую борьбу местных властей провинции, борьбу парчамистов и халькистов за авторитет и влияние на жизнь земляков. Действия сторон, надо заметить, не отличались гуманностью, в конце концов один чиновник просто убил другого чиновника. Желая скрыть преступление, он решил уничтожить труп жертвы, представив дело так, что тот по своей воле скрылся из провинции, вероятно, перешел на сторону противника, ушел к душманам.
Пользуясь хорошими отношениями с нашим командиром, он, не раскрывая перед ним своих планов, попросил обеспечить его безопасность при выезде за город. И наш «каскадер», не предчувствуя подвоха, охранял силами членов команды на бронемашине действия того чиновника. А тот на своей машине вывез труп убитого в поле, облил бензином и сжег его. Наши офицеры и солдаты видели происходящее, но не поняли смысла и оказались соучастниками преступления. Сначала среди сторонников убитого афганца, а затем и по городу поползли слухи, что такой-то чиновник убрал с политической сцены своего конкурента, убил его и тело сжег. И в этом ему помогли шурави, они охраняли его действия за городом.
Партийные советники при администрации провинции проинформировали кабульских коллег и высказали пожелание сменить командира нашей команды, чтобы тем самым показать афганцам нашу реакцию на события и убрать раздражителя политических страстей со сцены.
Началось расследование событий. Оно велось и афганской и советской сторонами. Нам удалось доказать нашим друзьям непричастность советской стороны к политическим интригам внутри партии НДПА. Но в это время произошло ЧП в этой команде. Группа офицеров во главе с командиром находилась за городом, недалеко от афгано-советской границы, и один офицер подорвался на мине. Он погиб на месте, но другие не пострадали. Первые предположения были следующие: офицеры попали на минное поле, устроенное бандитами у нашей границы; взрыв произошел из-за неумелого обращения со взрывчаткой; организована провокация против офицеров команды.
В сообщении из команды говорилось, что офицер погиб при изучении местности возле нашей границы. В этом районе действовало несколько банд душманов, которые опасались выдвижения наших пограничников на афганскую территорию. В этой связи, вероятно, они и заминировали некоторые участки афганской земли возле границы. Каких-либо предположений о возможных провокационных действиях неизвестных лиц против «Каскада» не было, так как о маршруте поездки офицеров в этот район никто из афганцев и советских граждан не знал.
Спольненко вызвал меня к себе и приказал немедленно лететь в команду, чтобы на месте разобраться со всеми этими случаями и заменить командира команды. Я узнал, что в этом направлении вылетает Ахромеев с инспекционной поездкой по воинским частям, он согласился взять меня с собой., Вызвав бывшего больного командира из Джелалабада, мы вылетели в провинцию.
На месте я провел беседы с главным политическим советником провинции, другими его коллегами, с командиром команды, офицерами, которые присутствовали при сожжении трупа афганца, и теми, кто был свидетелем взрыва у границы. Нового я ничего не узнал. Наши советники и афганцы были уверены, что командир команды «Каскада» не был в курсе намерений убийцы, но они все просили убрать его из провинции. По поводу гибели офицера и командир и офицеры утверждали, что произошел взрыв неизвестного устройства под ногами их товарища. Они прибыли на бронемашине к старой излучине реки с целью изучения обстановки возле нашей границы. Все вышли из машины, а погибший офицер отошел от них на 10–15 шагов, и затем произошел взрыв.
Так погиб второй офицер «Каскада». Смерть в бою с врагом понятна, это случается при любых военных операциях, но гибель в пустом чистом поле казалась нелепой… Да, в общем, любая смерть — нелепость.
Я представил команде нового командира, мы обсудили пути выхода из кризиса и задачи деятельности на ближайшее время и с бывшим командиром возвратились в Кабул. Через несколько дней, после доклада руководству обо всех событиях в провинции, я направил этого офицера работать в команду Бороды.
За время своей работы в Афганистане мне довелось несколько раз встречаться в неофициальной обстановке с Наджибом, в то время руководителем службы безопасности страны. Позднее, когда он стал президентом страны, его стали называть Наджибула. Этот крепкий, по-мужски красивый, высокого роста человек поражал своей энергией, нацеленностью на успех. По образованию он был врач, а по складу ума, образу мышления и видения проблем являлся заметной политической фигурой среди афганских лидеров. Будучи руководителем спецслужбы, он очень тонко разбирался в проблемах, присущих этим организациям. Порой казалось, что он всю жизнь занимался такой работой, был специалистом высочайшего класса. Беседы с ним были очень полезны и приятны для меня.
Однажды Спольненко в ходе одной из наших почти ежедневных встреч заметил мне, что завтра вечером мы должны пойти на встречу с Наджибом, который, пользуясь моим контактом с Соколовым и Ахромеевым, хотел бы довести до них одну свою идею и получить через меня их мнение о своем предложении. На мое замечание, почему Наджибу самому, без моего посредничества, не встретиться с нашими военачальниками, он ответил, что, возможно, позднее мне придется организовать такую встречу, но не сейчас. Наджиб через меня хотел бы проверить отношение нашего военного руководства к ряду его идей и предложений.
И вот на протяжении какого-то времени состоялись несколько встреч с Наджибом. Они проходили в частных домах, контролируемых или службой безопасности Афганистана, или нашим представительством КГБ в этой стране. Охранялись такие встречи афганцами и офицерами отряда «Каскад». На этих беседах присутствовали Спольненко и я, на двух встречах был посол СССР в Афганистане Табеев. Беседы велись по восточному неспешно, обстоятельно проговаривались все возможные детали, нюансы и тонкости. Во время этих встреч подавались к столу немудреное восточное угощение и русская водка.
Однажды Наджиб попросил меня организовать встречу с Ахромеевым для одного из своих заместителей. Несколько таких встреч состоялись, и они были полезны для обеих сторон.
Когда Наджиб стал президентом страны, его личные и деловые качества проявились в полную меру. Обстановка в стране постепенно стала нормализовываться, вооруженные силы теснили бандитов по всем направлениям. Даже вывод из Афганистана советских войск не привел к предсказываемому недругами этой многострадальной земли и даже друзьями, настоящими и мнимыми, провалу и краху. Наджиб держался еще три с половиной года, и все усилия США, Саудовской Аравии, Пакистана были тщетными. Более результативными в его устранении оказались действия бывших друзей по оружию — горбачевское руководство просто прекратило всяческую помощь Наджибу, бросив его на произвол судьбы. А вина в возникновении той ситуации, которая складывалась с конца 1979 и по 1989 год, несомненно лежала и на Советском Союзе.
