Иван Дорба - «Третья сила»
— Ацетилсалициловой! Зайдите ко мне перед обедом, часика в два. — Незымаев заспешил к калитке, которую часовой предупредительно перед ними распахнул.
— Вроде неплохой парень, — похвалил Олег доктора. — Приятное впечатление производит. — И решил: «Пароль понял!»
— Каждая селедка выдает себя за осетрину, — съязвил Редлих. — Гражданские у вас замашки. А у нас тут военная дисциплина. Как при Павле Первом. Сразу впрягайтесь в работу. Выправлю вам документы, снабжу конспектами. Подготовьтесь и начинайте обучать кадры для нашей РОНА и разведчиков для заброски к красным на ту сторону фронта. И еще: не доверяйтесь никому! Эмигрантов здесь, как и в Смоленске, называют «берлинцами», за нами охотятся ночью и среди бела дня, на улицах, площадях и в квартирах. Ауфвидерзеен! — И, козырнув Олегу, направился к воротам большого дома, перед которыми расхаживал часовой с автоматом за плечом.
«Опасный тип, — подумал Олег. — Таких субъектов, разрушающих психику советских людей, коварно искажающих правду, носителей страшной заразы, надо уничтожать, как бешеных собак!» Олег свернул за угол и остолбенел: на стене разрушенного дома ярко выделялась свежая надпись углем: «Смерть немецким оккупантам!», а внизу более мелко: «Бiць, рэзаць, знiшчаць, тр'ба немчуру — абараняць свае калгасныя порядкi, сваю савецкую зямлю ад грабежнiкау!»
Хотелось захохотать, но он заторопился в сторону от этого дома.
3
На другой день Олег зашел в больницу к Незымаеву и, пользуясь тем, что в кабинете никого из персонала не было, передал записку от Боярского и шифровку в Центр. Незымаев провел Олега в изолятор, завязалась беседа. Чегодов поделился методами борьбы на Витебщине, подпольной работы под носом СД; рассказал о том, что немцы, боясь партизанского движения, открывают в городах школы для подготовки диверсантов и шпионов из разной продажной сволочи…
Незымаев был высок, почти на полголовы выше Чегодова, но уже в плечах. В молодости товарищи звали его Гаврюша-высокуха. Блондин с голубыми глазами, лет двадцати пяти, он производил приятное впечатление. Располагала какая-то на первый взгляд наивная доверчивость, казалось, это был человек, у которого «что на уме, то и на языке». Он тут же рассказал Чегодову, что прислали его в Локоть из партизанского отряда имени Дзержинского. Здесь удалось создать подпольную группу из комсомольцев-санитаров и медицинских сестер, которая ведет разведывательную работу и распространяет листовки.
— В поселок Локоть уже наехало более сотни «солидаристов»; народ пестрый. Одни ведут в бригаде пропаганду своих путаных идей, другие «куют» диверсантов. Стараемся их инактивировать. Недавно я раздобыл радиоприемник, и мы регулярно слушаем сводки Совинформбюро. Печатаем листовки в собственной типографии, — с гордостью сказал Незымаев.
— Откуда же у вас типография?
— Партизаны разгромили руководящий центр «Всея России», убили Воскобойника; воспользовавшись суматохой, мы утащили из недавно прибывшей из Кишинева типографии кассу со шрифтом и печатный станок, припрятали в подвале больницы.
— «Льдина» дрейфует! — невольно вырвалось у Олега.
…Чегодов вспомнил всю эпопею «Льдины»: как в день эвакуации она прибыла в Кишинев, как везли ее в машине на окраину города и свалили в подвале старого дома. Вспомнил, как после многих мытарств он приехал в Витебск под чужой фамилией и встретился с Денисенко, а тот привел его к Боярскому, в котором узнал Сергеева. Вспомнил, как после долгих обсуждений ему было предложено поехать в Смоленск и рассказать Околову об аресте, о бегстве из Черновицкой тюрьмы, о том, что ему удалось спрятать «Льдину» и таким образом реабилитировать себя.
Тогда же он убедил Околова отправить типографию Воскобойнику в Локоть, дабы создать впечатление, что направляемые энтээсовцы, подобно настоящим представителям «третьей силы», едут во всеоружии…
— Ну а как вам, Павел Гаврилович, понравились мои мужички? Колоритны? — поинтересовался Олег.
— «Ошибочка» у них получилась. Охотились за другим, налетели на вас и влипли: у Евстафия Калиниковича перелом двух пястно-фаланговых костей. Гипс накладывал, терпеливый мужик. А вас уважительно величает чекистом.
— Какой я чекист! — отмахнулся Чегодов. — Позволил себя ударить. Мне повезло. Могли и кокнуть. — Он отвернул полу пиджака и показал плоский вальтер, который защитил его от удара под дых.
Незымаев встал, двинулся к шкафчику, достал бутылку с надписью «Spiritus Rectificati» и две мензурки, подошел к крану, налил два стакана воды и, наполнив мензурки спиртом, поднял одну со словами:
— За ваше здоровье!
Они чокнулись, глотнули спирт и запили водой. В шкафчике нашлась банка с мясными консервами и кусок немецкой булки в целлофане выпечки 1937 года, когда Гитлер призывал «создавать вместо масла пушки».
«Пьет чрезмерно, — отметил Олег, наблюдая за Незымаевым, — становится болтлив: может накликать беду! Чертово зелье! Жаль…»
Изрядно подвыпивший доктор похвалялся, что «спиртяги хватает»… Чегодов собрал со стола мензурки и бутылку, поставил в шкаф и, тяжело положив удивленному Незымаеву руку на плечо, по-дружески строго произнес:
— Вести подпольную работу и пить спирт такими порциями, дорогой доктор, нельзя. Категорически протестую. За здорово живешь все провалите!
Незымаев вскочил и угрожающе поднял руку, но тут же спохватился и опустился на табурет.
— Простите, — ударив себя в грудь кулаком, воскликнул: — Уж очень расслабился, встретив настоящего человека!
* * *Спустя несколько дней Чегодов отправился с визитом к Масленникову. Высокий мужчина с порочным лицом и хитринкой в глазах, поднявшись навстречу, протянул два пальца, сухо бросив:
— Здрасьте! Из Смоленска пожаловали? — и, указав на стул, сам сел в кресло.
Олег молча поклонился, неторопливо опустился на стул и с подчеркнутым любопытством уставился на начальника полиции.
— Вы католик? Вроде на поляка не похожи… —вежливо начал Олег.
Масленников вытаращился и сердито буркнул:
— Православный! Больше вас ничего не интересует? Извините… Я занят… Думал, по делу пришли.
— За бестактность простите. Мне сказали, будто вы католик. Маркс говорил, что бытие определяет сознание. Гегель, наоборот, сознание — бытие. Сознание и бытие — штуки весьма неопределенные, однако, зная примерно, какова у человека вера, можно судить о его мировоззрении.
Масленников молча, с недоумением взирал на Чегодова. Олег сложил руки на коленях, не собираясь уходить.
— Я прожил много лет в Югославии. Народы этой страны в силу сложившихся исторических причин были порабощены другими государствами, — продолжал Олег. — Мне кажется, что влияние различных культур сказалось не столько на языке народов Югославии, сколько на религии, характере и даже на обычаях, в результате чего, к примеру, хорваты, будучи под влиянием Австро-Венгрии, приняли наряду с католичеством многие их черты — присущую немцам пунктуальность, отсюда ограниченность мышления, послушание, любовь к абстрактному философствованию. Зерно «протестантизма» и некоторую легкость нравов они позаимствовали у венгров, а также смелость, сопряженную порой с жестокостью и мстительностью. А сербы, будучи под турецким игом, не стали мусульманами, но приняли свойственные туркам патриархальную чистоту, правдивость, внутреннюю порядочность, пренебрежительное отношение к женщине и многое из того, что предписывает Коран. Все это, конечно, мои предположения…
— К чему вы клоните? — хмуро поглядев, свел мохнатые брови Масленников.
— Сейчас вам станет ясно! Во времена царя Алексея Михайловича ученый серб-католик Крижанич писал: «Во всем свете нет такого безнарядного и распутного государства, как польское, и нет такого крутого правительства, как в России». Это преувеличение, разумеется. Крижанич смотрел со своей колокольни, католической… Я подчеркиваю: католической!
— Я историю не изучаю, я ее делаю! — резко заметил Масленников.
— Как велят ее делать католики?… Такого же мнения о православных и католический архиепископ Хорватии Алойзо Степинац, митрополит Львовский граф Шептицкий и, разумеется, ваш шеф Каминский. Мне известны кое-какие суждения о вашей бригаде, и далеко не лестные. «Этой Русской освободительной народной армией командует поляк Каминский и немец Редлих!» — так говорят люди…
— Может быть, скажете, кто?
— Какая разница? Вы шеф осведомительной службы, сами все знаете… Немцы сплетничать не станут… Но если мы создаем «третью силу», то зачем призывать варягов «володеть и править нами»?
Резко очерченные губы Масленникова расплылись в жесткой улыбке. «Кажется, попал в точку, — отметил про себя Олег, — на первый раз хватит!»
Покинув кабинет, Чегодов столкнулся в коридоре нос к носу с Граковым. Они бросились друг другу в объятия.
