Татьяна Сытина - Конец Большого Юлиуса
— Да… Там, дома, им все кажется чрезвычайно просто! — злобно сказал Робертс, включая лампу на письменном столе. — Я бы тоже неплохо руководил операциями — оттуда!
— Нет, сэр! Если мы с вами сегодня сообщим о нашем крупном промахе, — с наслаждением произнес Биллиджер, — боюсь, что вам уже никогда не придется руководить!
— Как вы сказали? — грубо перебил Робертс, отводя глаза от собеседника. — Он просит документы, деньги и аппаратуру? Пятнадцатый вариант? Ну, что ж! — с тяжелым вздохом согласился Робертс. — Сейчас я позвоню в больницу, узнаю, как Белла, и начнем готовить операцию. Займитесь документами, Биллиджер! А, по-вашему, точка на Афанасьевском надежна? — заискивающе спросил Робертс, опуская руку на рычаг телефона.
— Я никому не верю! — желчно ответил Биллиджер уже у дверей… — Разве надежна грязь, через которую приходится иногда идти? Она неизбежна в сырую погоду, только и всего… Передайте мое горячее сочувствие вашей дочери и супруге!
Робертс молча кивнул и принялся набирать номер дежурного врача.
— Как я выяснил, — докладывал Смирнову капитан Берестов, — хозяйка квартиры в Большом Афанасьевском, Аделина Савельевна Прейс, нигде не работает. Муж ее, инженер-строитель, прописан по другому адресу, на Покровке…
— Муж связан с промышленным строительством? — быстро- спросил Смирнов.
— Нет. Специалист по дачным коттеджам… Семья Аделины Савельевны состоит из дочери: студентки и старухи, домашней работницы, живущей с ними около сорока лет.
— Товарищ Берестов, в вашей группе подобрались хорошие, честные люди! — несколько встревоженным тоном начал Смирнов. — Это я знаю! — продолжал он. — Но все-таки поговорите отдельно с каждым из своих людей. Пусть поймут, какая ответственность сейчас ложится на наши плечи! Наступает самый тяжелый момент операции!
— Мы это понимаем, товарищ полковник! — кивнул Берестов.
— Отдельно с каждым побеседуйте! — настаивал Смирнов. — Ошибиться нам сейчас нельзя!
— Да, это так! — согласился Берестов. — Герасим Николаевич, как Захаров себя чувствует?
— Плохо с Захаровым, капитан! — хмуро сказал Смирнов. — Нож у этого подлеца был отравлен. Кровь все время переливают, а толку нет. Гаснет.
— А… мальчик не заговорил?
— Нет. Плохо, плохо обстоят дела, Берестов! Если б можно было таких, как Горелл, сразу изолировать, как бешеных собак!
— Чего бы лучше! — вздохнул Берестов.
— А вот возимся! — со злостью подхватил Смирнов. — Возьмем — тоже не легче, придется копаться во всей дряни, которую собрал подлец за долгую жизнь!
— Товарищ полковник, дочка у Прейс пользуется авторитетом в институте… Данные в общем положительные. И паренек к ним ходит, друг ее, комсомолец. С матерью у нее нелады.
— Нет уж, товарищ капитан, давайте будем на себя надеяться! — недовольно прервал Смирнов. — Основное сейчас — гибкость и твердость. Вот сумейте сочетать два таких качества! А все-таки, вы уверены, что он пришел на Афанасьевский именно потому, что вы проявили гибкость?
— Как же, товарищ полковник! — обиженно возразил Берестов. — Что ж, он враг себе?
— Ну, ну! Я понимаю, вам трудно. Но задача выполнимая! Помните, товарищ Берестов, после нападения на Захарова ведь он почти двое суток вас не ощущал! Что ж, вы тогда как-нибудь особенно работали? Нет, злы были на него за товарища! Вот вы теперь, как коммунист, как командир, помогите каждому из своих людей почувствовать, что это за птица Горелл! Ведь одним разумом жить нельзя, капитан! Без пламенного сердца нет чекиста! Вспомните Феликса Эдмундовича!
Так Смирнов беседовал с капитаном Берестовым примерно в полдень.
А вечером, в седьмом часу, капитан Берестов позвонил полковнику и голосом, срывающимся от злости и волнения, сообщил, что Горелл арестован.
— Что? — ахнул Смирнов, чуть не выронив, трубку. — Каким образом?
— Арестован охраной военного объекта тридцать четыре! — все еще не будучи в силах отдышаться, сообщил Берестов. — Арестован при попытке фотографировать подходы к объекту.
— Что за ерунда? — пробормотал Смирнов. — И вы ничего не сумели сделать?
— Не было возможности, товарищ полковник! — виновато, но в общем твердо признался Берестов. — Они на него, как коршуны, налетели из укрытий! Рабочие собрались, очень возмущались… В общем обстановка для нас сложилась крайне неблагоприятная. Так что ждите, скоро прибудет к вам!
— Досадно! — покачал головой генерал, выслушав доклад полковника. — Может быть, погуляв еще недельки две, он бы нам еще кое-что раскрыл! А так что ж мы выиграли? Одну точку на Большом Афанасьевском? Маловато! Теперь, конечно, ничего не поделаешь, придется начинать открытое следствие. И, главное, Робертса с поличным не поймали! Хоть и есть доказательства, а они — мастера отпираться, их надо за руку! Слушайте, Герасим Николаевич, на кой черт его понесло к объекту тридцать четыре?
— Сам гадаю! — с досадой проворчал Смирнов. — Вообще говоря, они этой точкой давно интересуются, есть такие данные…
— Значит, что ж получается?.. Отказались от диверсии в лаборатории Пономарева? — соображал вслух генерал. — Решили использовать Горелла на отдельных поручениях?
— Выходит так! — согласился Смирнов, пожимая плечами. — Если, конечно, доверяться ситуации…
— Да вот, понимаете, ситуация у нас с вами какая-то создалась… лохматая, раздерганная! — возразил генерал. — Мне, Герасим Николаевич, не нравится весь ход последних событий. Что-то мы путаем или пропускаем, это несомненно!..
— Возможно и так! — виновато согласился Смирнов. — Ну, что ж, скоро сам герой прибудет, побеседуем…
Горелла в отдел доставил лично начальник охраны объекта тридцать четыре и с горделивой снисходительностью победителя передал с рук на руки Берестову.
— Поторопились маленько, товарищ майор! — с обидой сказал Берестов. — Спутали нам кое-что!
— Я в эти тонкости ваши не вникаю! — усмехнулся начальник охраны. — Мне сказано, врага к объекту не допускать, и я не допускаю! А ваше дело мудрить, так вы сами и мудрите!
— Это безусловно! — неохотно согласился Берестов. — Это так! Нет, вы, конечно, показали себя на всей высоте! Поздравляю, товарищ майор!
— Сочувствую! — отчетливо произнес майор и, прощаясь, лихо, по-кавалерийски стукнул каблуками.
— Прибыл! — доложил Берестов полковнику.
— Как держится? — спросил Смирнов.
— Нормально — нахально! — сумрачно ответил Берестов.
— Что обнаружено при обыске?
Берестов разложил на столе перед полковником документы на имя Морозова Игната Леопольдовича и среди них военный билет на имя Клебанова Константина Ивановича. Смирнов перелистал военный билет, отбросил его и принялся рассматривать микрофотоаппаратуру, заключенную в зажигалку.
И вот Смирнов и Горелл впервые встречаются. Они сидят друг против друга. Плечи у Горелла опущены, запавшие глаза полузакрыты. Тонкая коричневая кожица на веках чуть вздрагивает.
— Здравствуйте, Константин Иванович! — говорит Смирнов, разглядывая осунувшееся, похудевшее от скитаний и бессонницы лицо Горелла. У Смирнова накопился порядочный запас фотографий Горелла, и он теперь видит, как солоно пришлось чужаку волчьей породы на советской земле!
— Пора бы вам назвать свое настоящее имя! — предлагает Смирнов.
Горелл молчит.
Около получаса Смирнов пробует растолковать Гореллу, что молчание и запирательство сейчас для него бессмысленно. Но время идет, а Горелл все так же тяжело и обреченно молчит..
Дежурный уводит арестованного.
На столе Смирнова звонит телефон.
— Товарищ полковник! — говорит в трубку дежурный по приемной. — Здесь пришла одна гражданка с заявлением. Насколько я могу судить — ваш вопрос.
— Выпишите ей пропуск и проводите к нам! — говорит Смирнов, все еще мысленно анализируя молчание Горелла. Чем оно вызвано? Ведь ему невыгодно сейчас молчать!
Смирнов отпустил стенографистку и направился к генералу, чтобы доложить о первой, неудачной беседе с Гореллом.
Когда он вернулся, посетительница уже сидела в кресле. Еще с порога Смирнов заметил, что она очень юна, почти подросток. Поза ее до смешного напоминала пациентку в кресле зубного врача — она изо всех сил сжимала ладонями ручки кресла и напряженно и высоко вскинула голову.
Когда Смирнов подошел ближе, его поразило лицо девушки. В нем все было неправильно, все пропорции сдвинулись. Глаза — слишком велики, с косым, миндалевидным разрезом и редкого коричневого оттенка. Таким бы глазам подошел тонкий гордый нос с крупными подвижными ноздрями, но у девушки нос был толстым и откровенно вздернутым. Нижняя часть лица казалась несколько тяжеловатой, но, разглядев девушку внимательнее, Смирнов понял, что это впечатление создает нижняя губа, крупная, полная, словно перерезанная посредине глубокой чертой. Верхняя губа была короче и тоньше. На правой ноздре темнела круглая родинка, и точно такая же виднелась на левой брови, почти у переносицы. А все в целом было на редкость привлекательно.
