Олег Шмелёв - Возвращение резидента
— Кто-нибудь может это подтвердить?
Леша задумался ненадолго и наконец вспомнил:
— Сосед по гаражу у меня его попросил, я поискал — нету. Тогда и хватился.
— Замок на гараже не срывали?
— Нет.
— А кто этот сосед?
— Парфентьев Сергей Степаныч, из девяносто восьмой квартиры.
— Где он работает?
— На электроламповом, мастером цеха.
Орлов по телефону вызвал одного из своих помощников, дал ему листок с записью.
— Поезжай сейчас на электроламповый, найди этого человека, привези сюда.
Леша понял, что хотя этот симпатичный следователь относится к нему вроде неплохо, но на веру его слова все же не принимает, и Лешу это немножко задело, ему хотелось доказать, что такому человеку, как он, можно доверять и без проверки. Но что пока он мог сделать?
— У вас со Светланой Суховой дружба? — спросил Орлов.
— Была, да вся вышла, — вяло ответил Леша.
— Почему?
Леше неудобно было отвечать на такой вопрос, трогать Светкины дела.
— Это, наверное, не влияет значения, — сказал он, привычно переиначивая ходячее выражение.
— Для следствия все имеет значение. Вы когда рассорились?
— Не ссорились. Просто не встречаемся. Уже с год.
— Не собирались ли вы ее проучить?
— Чего ее учить? Она сама ученая.
Орлов чувствовал и верил, что Алексей Дмитриев говорит правду. Он не мог подозревать этого парня в покушении на убийство.
— А все же почему не встречались больше? — спросил Орлов.
— Так получилось.
— Не был ли причиной кто-нибудь третий?
Врать Леша не мог. Признаваться, что ревновал к итальянцу, тоже не мог.
— Был один человек, но это тут ни при чем, — сказал он по-прежнему хмуро.
Однако они говорили о разных людях: Леша имел в виду Пьетро Маттинелли, имени которого он не знал, а Орлов — неизвестного пожилого мужчину, о котором Светлана говорила матери в сочиненной ею истории относительно источника заграничных вещей.
— Почему был? — спросил Орлов.
— Он уехал… Улетел…
— Далеко?
— Наверно, за границу.
— Откуда вы знаете, что улетел? И почему за границу?
— Витек проследил. А этот человек — иностранец.
— А кто такой Витек?
— Мальчишка с нашего двора. Ему двенадцать лет.
— И когда же это было?
— Тоже год назад.
— Расскажите об этом подробнее… Минутку, я, с вашего разрешения, включу магнитофон.
Орлов не ожидал появления в следственном деле иностранца. Вопрос о пожилом поклоннике Светланы Суховой он оставил пока в стороне, а сейчас внимательно слушал Алексея. Выяснились любопытные детали.
Заканчивая свой рассказ о том, как они с Витьком разыскали Светлану в кафе, Леша вспомнил и странный случай с человеком, потребовавшим засветить пленку.
— Что это был за человек? — спросил Орлов.
— Немолодой уже, постарше вас намного.
— Но он как-нибудь вам представился?
— Книжечкой помахал, удостоверением.
— Что за удостоверение?
— Красная книжечка такая. Мы в нее не заглядывали.
Наступило молчание. Орлов выключил магнитофон и закурил.
Леша, словно нащупывая ускользавшую мысль, задумчиво произнес:
— Да, тут еще вот что, товарищ…
— Меня зовут Михаил Петрович.
— Михаил Петрович, я когда Свету фотографировал, по-моему, этот тип за соседним столиком сидел, он в кадр попал.
— Пленка у вас цела?
— В том-то и дело, что нет.
— Тоже пропала?
— Да. Не знаю как.
— Когда обнаружили пропажу?
— Приблизительно тогда же. Как ключ исчез. Прошлым летом. Кажется, в июле.
— Только эта пленка и пропала?
— В том-то и дело.
— А замки в квартире целы?
— Один раз мать жаловалась, что ключ заедает. А потом — ничего.
Орлов почувствовал, что здесь завязывается какой-то узелок.
— Хоть одна карточка у вас осталась? Вы же, наверное, печатали с той пленки.
— Две штуки Светке отдал, а одну… — Леша закусил губу и вдруг вспомнил: — Точно, одна карточка должна остаться. Я стенгазету хотел вывесить, а потом не стал… Если мать не выбросила, она под тахтой должна лежать.
Орлов не пожелал уточнять, о какой стенгазете речь. Он взял трубку телефона, набрал номер:
— Машину мне. — И, положив трубку, сказал Леше: — Поезжайте домой, привезите вашу стенгазету.
…Пока Леша ездил за газетой, помощник Орлова привез с электролампового завода Сергея Степановича Парфентьева.
— Вы можете подтвердить, что у Алексея Дмитриева пропал гаечный ключ? — спросил Орлов.
— Да. Пользовался им. А потом он пропал.
— Вспомните, пожалуйста, когда именно вы спрашивали ключ у Дмитриева в последний раз.
— Точно не помню, а было это прошлым летом, в июле, а может, в августе.
Составив протокол и дав подписать его Парфентьеву, Орлов сказал:
— Спасибо. Всего доброго.
Едва Парфентьев покинул кабинет, вернулся Леша. В руке он держал сложенный вчетверо лист ватмана. На ходу развернув его, Леша положил лист на стол перед Орловым.
— Вот. Хорошо, на сгиб не попала, — сказал Леша, ткнув пальцем в фотокарточку.
— Который он? — спросил Орлов.
Леша снова ткнул пальцем.
— А вот, со стула поднимается.
Орлов недолго разглядывал лица на снимке, потом позвал помощника.
— Отправь это в фотолабораторию, пусть выкадрируют крупно человека на заднем плане. Скажи — срочно.
— Садитесь, продолжим, — сказал Орлов Леше. — Теперь такой вопрос. Не встречали ли вы Светлану Сухову с пожилым мужчиной? Или приходилось?
— Я не видел, а Витек встречал.
— Не тот ли это, что на снимке?
— Трудно сказать… Мы про снимок, честно говоря, давно забыли… Год прошел…
— Ну а как, на ваш взгляд, сильно изменилась Светлана за этот год? Или не замечали?
— Прибарахлилась, конечно.
— И больше ничего?
— А что же еще?
Орлов попросил Лешу в ближайшие дни никуда из города не уезжать и попрощался с ним.
После обеда у Михаила Петровича состоялось маленькое совещание с помощниками.
Из того, что удалось узнать о Галине Нестеровой, существенным для дела представлялся лишь один момент: она, как и Светлана Сухова, за прошедший год обновила все свои туалеты. Ничего предосудительного никто за нею не замечал.
Что касается универмага, то сведения оттуда были интереснее: две продавщицы заявили, что могли бы узнать в лицо пожилого человека, который довольно регулярно наведывался к Светлане — то ли как обыкновенный покупатель, то ли специально ради самой Светланы.
Выяснилось также, что Светлана покинула универмаг в двадцать часов пятнадцать минут. Последней, кто видел ее в универмаге, была заведующая сектором. По всей вероятности, она и была тем «предпоследним», кого искал Орлов. Но следствию это ничего не дало.
Наметив план дальнейших действий, Орлов отпустил своих сотрудников и позвонил — четвертый раз за день — в нейрохирургическую клинику. Оказалось, что уже собирался консилиум. Прогноз неутешителен: травма черепа нарушила функции жизненно важных центров, и выздоровления, если оно придет, надо ждать не скоро — не ранее чем через три-четыре месяца. Парализованы конечности. Светлана не видит, не слышит и не может говорить. Когда восстановятся зрение, слух и речь, пока невозможно предсказать.
Значит, из первоисточника следствию добыть ничего не удастся.
К трем часам пополудни принесли из фотолаборатории выкадрированный из фотокарточки увеличенный портрет неизвестного пожилого мужчины, снято было не в фокусе, а при увеличении нерезкость еще усугубилась, но портрет годился для идентификации. Взяв из фототеки портреты трех других мужчин, сходных по типу, Орлов отправился в универмаг.
Продавщиц, которые знали в лицо того человека, который навещал Светлану Сухову, вызвали в кабинет директора. Орлов предъявил им четыре фотопортрета, и обе без колебаний указали на кадр, снятый Алексеем.
Теперь требовалось установить, был ли этот человек знаком со Светланой к тому времени, когда делался снимок, то есть в конце мая — начале июня. Светлана говорить не могла — значит, надо спрашивать Галину Нестерову.
…Скорее всего Орлов, если бы он знал о состоянии, в котором Галина пребывала с тех пор, как Вера Сергеевна по телефону, заливаясь слезами, рассказала ей о случившемся, — скорее всего он отложил бы встречу с ней по крайней мере на завтра. Единственная подруга потерпевшей должна болезненно переживать несчастье — это понятно всякому. Но то, с чем столкнулся Орлов, граничило чуть ли не с катастрофой. Галина Нестерова с утра, после телефонного разговора с матерью Светланы, не пошла в университет, не стала завтракать, не отвечала матери, которая после двух безуспешных попыток разговорить дочь оставила ее в комнате и удалилась в свою спальню. Галина сидела в низком кресле, уперев локти в колени и спрятав лицо в ладонях. Ольга Михайловна, позавтракав, поехала в парикмахерскую, вернулась, пообедала, а Галина все сидела, не меняя позы. Часы пробили шесть вечера — она все сидела. Немудрено, что она не могла сразу встать, когда за нею приехал посланный Орловым оперативный работник. Она самостоятельно и вниз спуститься не сумела бы — так затекли у нее ноги. Помощник Орлова принял это за минутную слабость, иначе он не настаивал бы на немедленной явке в управление.
