Борис Акунин - Смерть на брудершафт (фильма пятая и шестая)
– В только что распечатанной колоде карты лежат в определенном порядке: по мастям, внутри мастей по старшинству. А эта, хоть и не играна, но зачем-то перетасована. Вот я разложил, как положено – черви, бубны, трефы, пики, от тузов к шестеркам.
– Ну?
– Погляди-ка на свои карандашные точечки теперь.
Калинкин взял – ахнул.
На обрезе колоды сложились едва различимые буквы:
OFF ST VERD SCHLFLG ENTG STAF
– Шифр! – вскричал прапорщик. – Что значат эти буквы?
У Романова голова работала так напряженно, что аж в ушах пощелкивало.
– Так-таки шифр… Это тебе не стратегический шпионаж. Обычная армейская разведка пользуется установленными сокращениями. Вот что это значит… – Подпоручик стукнул кулаком по ладони. – «Offensive stark verdächtigt». «Наступление сильно подозревается». А дальше? Сейчас… Очевидно: «Schlußfolgerung entgegengesetzte Stafette». «Окончательное заключение обратная эстафета», то есть с обратной связью. Рассчитывает вскоре добыть более полную информацию.
– Здорово! – восхитился Калинкин.
– Ужасно, – угрюмо откликнулся Алексей. – Пронюхал наш Банщик про наступление. Дали мы где-то маху…
– Да брось ты! Мы же его раскололи! Арестуем, предъявим связного – не отопрется. Не получат австрийцы никакой эстафеты!
– Ты думай, что говоришь. После сигнала «экстренное сообщение» вдруг исчезают и внедренный агент, и посланный к нему связной. Да австрийцы бросят сюда десять, двадцать лучших нюхачей. Они и так, поди, ночами не спят, пытаются определить, с какого направления им ждать удара, а тут такая подсказка… Всё дело провалим. Беда, Вася… Надо докладывать подполковнику. Спасать положение…
Прапорщик проникся серьезностью проблемы. Чистый лоб собрался морщинами.
– Что же делать? Он через пять минут очнется.
– Через семь, – поправил Слива. – Я ж говорю: у меня кулак – хронометр.
А Романов уже знал, как действовать.
– Эх, мне бы ластик…
– В смысле резинку? У меня в планшетке есть. – Калинкин с готовностью достал хорошенький ученический пенал, в котором лежали идеально отточенные карандашики, миниатюрный транспортир, циркулек и каучуковый ластик. Сразу было видно неисправимого отличника.
– Здорово!
Подтерев начало надписи, Романов внес в нее поправку:
OFF VERD PROVO MÖG SCHLFLG STAF
Прапорщик, сопя от умственного напряжения, заглядывал ему через плечо.
– Ну, первые два слова – это я догадался: «Offensive verdächtigt». «Наступление подозревается». Дальше не понимаю.
– «Наступление подозревается». Слово «сильно» убираем. И добавляем: «Provokation möglich» – «Возможна провокация». Про обратную эстафету оставляем. Возможно, у них так заведено – в случаях исключительной важности давать дополнительные сведения незамедлительно.
Он перетасовал колоду, и надпись пропала.
– Одели? Суньте еще и колоду.
За тем, как связной очнется, наблюдали издали, в бинокли.
Нимец зашевелился через шестнадцать минут после удара. Кулак у Сливы действительно был прямо-таки хронометрический.
Контрабандист сел, взялся за голову, помотал ею. Испуганно заозирался. Потом захлопал себя по карманам. Достал карточную колоду, осмотрел. Снова стал оглядываться.
– Не заподозрит? – нервно спросил Калинкин.
– Ништо, – просипел унтер. – Подумает, я на нем душу отвел, да и пошел себе дале. Подстеречь, конечно, может в темном углу. Он мужик памятливый… Если захочет австриякам о встрече с патрулем доложить, это ему затруднительно будет. Языка-то у Нимца нету, а грамоте он не знает.
Связной наконец встал. По-собачьи встряхнулся, подобрал шапку и скрылся в лесу.
– Итак, в Русиновке как минимум два вражеских агента, – озабоченно подвел итог Романов. – Банщик и Учительница. Первый, разумеется, главный. Поэтому я перераспределяю роли. Слива, вы опытнее. Петренку поручаю вам. Глаз с него не спускать! И чтоб ни в коем случае не заметил. Ну, сами знаете. Ты, Вася, сменишь вольноопределяющегося Левкина около дома Учительницы. Мы ведь еще не выяснили, связана она с Банщиком или работает самостоятельно. Я еду на радиостанцию. Свяжусь с Козловским. Нужно срочно принимать меры. Времени у нас – день. Максимум два…
В роли Хлестакова
В полдень на срочное собрание созвали всех расквартированных в Русиновке офицеров: из штаба, из дивизионного резерва, из вспомогательных и тыловых подразделений. В помещение столовой, откуда выслали всю обслугу, пришли человек тридцать-сорок в звании от полковника до прапорщика. Перед тем как войти, каждый должен был расписаться в книге, что извещен об ответственности за разглашение.
Открыл собрание начальник штаба, пожилой, очень нервный генерал с заглазным прозвищем Тик.
Подергивая бородатым лицом, Тик разрешил садиться и представил докладчика – нового начальника контрразведочного отделения Романова. Вид у генерала был встревоженный, будто он что-то не вполне понимал.
– Сведения, которые вам сообщит подпоручик, абсолютно секретны. Вы, впрочем, расписались и знаете. М-да… Прошу.
Он кивнул контрразведчику и сел в угол, как бы демонстрируя, что и сам является всего лишь слушателем.
Вперед выступил молодцеватый офицерик в сверкающей портупее, солидно откашлялся и для начала произнес бодрую речь патриотического содержания о несокрушимости русского оружия и неизбежности скорой победы над палачами Европы – австро-венгерским императором и германским кайзером.
Трескучее словоблудие подпоручика слушающим не понравилось. К сотрудникам контрразведки в армии и так относились с неприязнью, а уж этот фразер, нахально распускающий перья перед людьми, большинство которых старше по возрасту и званию, выглядел просто пародией на тылового шапкозакидателя.
Еще и грозить смел, мальчишка:
– Я уполномочен сообщить вам новость сверхсугубой секретности. Господин генерал недостаточно сказал про ответственность за разглашение. Того, кто нарушит тайну, ждет немедленное разжалование и суд.
В зале недовольно зашуршали, закашляли.
– Нельзя ли ближе к делу, – сказал Тик, задетый упреком в свой адрес. – Хватит преамбул.
Алешу реакция аудитории вполне устраивала. Именно такого впечатления он и добивался. Для пущей павлинистости он прицепил аксельбанты, на которые начальник дивизионной контрразведки не имел никаких прав, и исключительно звонкие шпоры, которые пехотному офицеру тоже ни к чему. Из своих наград надел только «тылового» Владимира без мечей.
– Господа, с сегодняшнего дня ваша дивизия находится на особом положении, – со значительным видом объявил он. – Вступает в действие режим повышенной секретности. Вы наверняка обратили внимание, что в ваше расположение переброшены саперные части, которые ведут активную работу.
– Было объявлено, что это для укрепления обороны, – сказал кто-то.
Подпоручик иронически усмехнулся, оставил реплику без комментария.
– Все отпуска и отлучки отменяются. У вас теперь зона особой секретности. Я назначен штабом фронта обеспечивать меры безопасности. И – учтите – наделен чрезвычайными полномочиями.
Тут он выпятил грудь и сделал торжественную паузу. В столовой перешептывались.
– Наступление, что ли? – густым басом спросил у соседа полковник из первого ряда. – Так бы и объявили.
Кто-то довольно громко заметил:
– А покрупней птицы для такого дела в штабе фронта не нашлось?
Прапорщика Петренко, скромненько пристроившегося у самой двери, Романов из виду не выпускал, но исключительно периферийным зрением. Нарочно не поворачивал головы в ту сторону. Банщик сидел тихонько, мышкой-норушкой.
– Птицу ценят не по размеру, а по полету! – запальчиво ответил Романов на оскорбительную реплику. – Я, может, в небольшом чине, но опыт у меня – слава Богу. У нас в контрразведке людей ценят не по звездочкам, а по заслугам!
Тогда полковник из первого ряда, спросив разрешения у генерала, задал свой вопрос уже напрямую:
– Позволительно ли узнать, чем вызвана подобная активность контрразведки?
Стало тихо. Все ждали ответа.
– Непозволительно, – нахально ответил подпоручик. – Я сообщил всё, на что уполномочен – пока. Призываю всех удвоить бдительность, подтянуть нижних чинов. В случае чего, если заметите что-то подозрительное, немедленно сообщайте мне. Со дня на день ждите известия, которое всё вам разъяснит.
Он еще пораспинался на тему секретности и ответственности, после чего важно сказал начальнику штаба:
– У меня всё, ваше превосходительство.
– Ну всё, так всё. – От неудовольствия у Тика физиономия ходила волнами.
Перед собранием он и начальник дивизии битый час мучили Романова расспросами, но никаких дополнительных сведений не выудили. Они и в штаб армии звонили, но там ответили, что разговор не телефонный и что послезавтра командующий будет иметь с ними беседу.
![Борис Акунин - Смерть на брудершафт (фильма пятая и шестая) [Странный человек + Гром победы, раздавайся]](/uploads/posts/books/243721/243721.jpg)
![Борис Акунин - Смерть на брудершафт (фильма пятая и шестая) [с иллюстрациями] [Странный человек + Гром победы, раздавайся]](/uploads/posts/books/243726/243726.jpg)
