Кен Фоллетт - Ключ к Ребекке
– Я думаю, вы совершаете крупную ошибку.
– Думать так – ваше право, – спокойно ответил Роммель.
Фон Меллентин, однако, чувствовал себя неспокойно. Если дело окончится провалом, тогда в Берлине скоро узнают, что Роммель слишком доверился плохим разведданным, а за предоставление таких разведданных достанется фон Меллентину. Гнев Роммеля по отношению к подчиненным, которые подводили его, был ужасен.
Роммель взглянул в сторону лейтенанта, который записывал происходящее.
– Таковы мои приказания на завтра.
И он вызывающе посмотрел на Кессельринга.
Фон Меллентин засунул руки в карманы и скрестил пальцы.
Он помнил тот момент, когда они с Роммелем наблюдали за восходом солнца в Тобруке.
Они стояли рядом на крутом склоне к северо-востоку от Эль-Эдема в ожидании начала сражения. Роммель был в прекрасной форме: глаза его сверкали, он был оживлен и уверен в себе. Когда он осматривал местность, рассчитывая в уме все ходы предстоящего сражения, казалось, можно было услышать, как тикают его мозги.
Фон Меллентин заявил:
– Агент был прав.
Роммель улыбнулся:
– Я как раз думал об этом.
Контрнаступление союзников началось 5 июня в назначенный час. Оборона Роммеля сработала так хорошо, что контрнаступление превратилось в контрконтрнаступление. Три из четырех союзных бригад, участвовавших в операции, были уничтожены, а четыре артполка захвачены в плен. Роммель развивал свое превосходство, не останавливаясь ни перед чем. 14 июня линия Газала была прорвана, и сегодня, 20 июня, его войска начинали осаду важного прибрежного гарнизона Тобрук.
Фон Меллентин поежился. Удивительно, как холодно может быть в пустыне в пять утра.
Он посмотрел на небо.
В двадцать минут шестого началось наступление.
Раздался нарастающий звук, похожий на раскаты грома, от которого заложило уши. Первый отряд бомбардировщиков пролетел у них над головами, пошел на снижение в направлении британских позиций и сбросил свои бомбы. Поднялось огромное облако из пыли и дыма, и от звуков взрывов, смешавшихся со звуком артобстрела, буквально лопались барабанные перепонки. Новый отряд бомбардировщиков пролетел в сторону англичан, и еще сотни были готовы к вылету.
Фон Меллентин восхищенно сказал:
– Фантастика. Кессельринг свое дело знает.
– Кессельринг здесь ни при чем, – пролаял Роммель. – Сегодня мы командуем авиацией.
«Все равно авиация сегодня на высоте», – подумал фон Меллентин, но промолчал.
Тобрук был крепостью, состоявшей из концентрических укреплений. Сам гарнизон находился внутри города, а город в свою очередь представлял из себя сердцевину большего по площади укрепленного района англичан, окруженного колючей проволокой и дотами по всему тридцатипятимильному периметру. Чтобы захватить гарнизон, немцам надо было пройти через заграждения, прорвать городские укрепления.
Облако оранжевого дыма поднялось из середины поля битвы. Фон Меллентин сказал:
– Это инженерные войска сигналят, чтобы артиллерия увеличила дальность обстрела.
Роммель кивнул.
– Это хорошо. Значит, мы продвигаемся.
Неожиданно фон Меллентин почувствовал прилив оптимизма. В Тобруке было чем поживиться: там были и бензин, и динамит, и палатки, и грузовики (на сегодняшний день больше половины транспортных средств Роммеля были трофейными британскими машинами), и продовольствие. Фон Меллентин улыбнулся и спросил:
– Как насчет свежей рыбы на ужин?
Роммель сразу понял ход его мыслей.
– Печенку, – сказал он, – жареную картошку и свежий хлеб.
– Настоящую кровать с пуховой подушкой.
– В доме с каменными стенами, где нет жары и насекомых.
Прибыл вестовой с сообщением. Фон Меллентин прочитал записку. Он постарался скрыть нахлынувшее на него волнение:
– Они прорвали проволочное заграждение у шестьдесят девятого укрепления. Группа Менни атакует при взаимодействии с пехотой африканского корпуса.
– Вот оно! – воскликнул Роммель. – Мы прорвались. Поехали туда.
* * *Было 10.30 утра, когда подполковник Реджи Богг заглянул в кабинет Вэндема и сказал:
– Тобрук в осаде.
Работа с этого момента потеряла всякий смысл. Вэндем продолжал механически читать донесения от информаторов; подумал немного о ленивом лейтенанте, которого пора было представлять к очередному званию, но который явно этого не заслуживал; подумал он и о новых подходах к делу Алекса Вольфа – но все это уже казалось безнадежно тривиальным. Поступавшие в течение дня новости становились все мрачнее. Немцы прорвали проволочные заграждения, перебрались через противотанковый ров, прошли через внутреннее минное поле и дошли до стратегического пересечения дорог под названием Кингз Кросс.
В семь вечера Вэндем пошел домой поужинать с Билли. Он не имел права рассказывать сыну о Тобруке – это еще держалось в секрете. Пока они ели бараньи отбивные, Билли рассказал ему про своего учителя английского языка, который из-за больных легких был непригоден к военной службе, но беспрерывно говорил о том, как он хотел отправиться в пустыню и задать там перцу фрицам.
– Вообще-то говоря, я ему не верю, – заявил Билли. – А ты?
– Я думаю, он действительно этого хочет, – сказал Вэндем. – Просто чувствует себя виноватым.
Билли был в том возрасте, когда все услышанное им требовало доказательств.
– Виноватым? Он не может чувствовать себя виноватым, потому что он тут ни при чем.
– Речь идет о неосознанной вине.
– Какая разница?
«Ну вот, приехали», – подумал Вэндем. Он помолчал немного и пояснил:
– Когда ты сделал что-то плохое или неправильное и знаешь об этом, тебе становится не по себе от того, что ты это сделал, ты понимаешь, почему тебе не по себе. Вот это понимание есть осознанная вина. Мистер Симкиссон ничего плохого не совершил, но ему все равно не по себе, и он не понимает, почему это так. Это неосознанная вина. Когда он болтает о том, как ему хочется воевать, ему становится лучше.
– О, – вздохнул Билли.
Вэндем так и не узнал, понял, ли Билли его объяснение или нет.
Отправляясь спать, Билли взял с собой новую книжку. Он сказал, что это детектив. Она называлась «Смерть на Ниле».
Вэндем отправился обратно в генштаб. Плохие новости продолжали поступать. 21-я танковая дивизия немцев вошла в город Тобрук и с берега обстреляла несколько британских кораблей, которые с опозданием пытались выйти из бухты в открытое море. Некоторые из них затонули. Вэндем подумал о людях, которые сделали такой корабль, о тоннах дорогостоящей стали, которые пошли на его изготовление, о подготовке моряков, времени и усилиях, которые понадобились, чтобы сколотить крепкую команду: моряки погибли, корабль затонул, и весь этот труд был затрачен впустую.
Он провел ночь в офицерской столовой в ожидании сообщений из района боевых действий. Все это время он непрерывно пил и курил, и теперь у него болела голова. Периодически ему приносили боевые сводки. В течение ночи Ритчи, командующий 8-й армией, принял решение сдать позиции и отступить к Мерса Матрух. Говорили, что, когда главнокомандующий Аучинлек узнал об этом, он вышел из кабинета с лицом, мрачным как туча.
Ближе к рассвету Вэндем вспомнил о своих родителях. Некоторые портовые города на южном побережье Англии пострадали от бомбежек не меньше, чем Лондон, однако его родители жили все-таки на небольшом удалении от берега, в одной из деревушек графства Дорсет. Вэндем посмотрел на часы: в Англии сейчас около четырех утра, и старик, наверное, уже защипил себе концы брюк зажимами, взобрался на велосипед и в темноте отправился на работу. В свои шестьдесят лет он обладал резвостью сельского мальчишки. Набожная мать Вэндема запрещала ему курить, пить спиртное и вообще делать подобные «предосудительные вещи». Такой режим, по всей видимости, пошел на пользу ее супругу, в то время как она сама постоянно недомогала.
В конце концов выпивка, усталость и скука взяли над Вэндемом верх, и он задремал. Ему снилось, что он находится в Тобрукском гарнизоне вместе с Билли, Элин и своей матерью. Вот он бегает по дому, закрывая все окна. Снаружи немцы, которые почему-то выглядят, как пожарные, приставляют к стене дома длинные лестницы и взбираются наверх. Вдруг мать Вэндема, которая пересчитывала фальшивые банкноты, поднимает голову, открывает окно и, указывая на Элин, пронзительно кричит: «Красная женщина!» Роммель в пожарной каске влезает в окно и направляет брандспойт на Билли. Струя воды такая сильная, что мальчик переваливается через парапет и падает в море. Вэндем знает, что он виноват во всем, но не может понять, что именно он сделал не так. Он горько зарыдал. И проснулся.
С облегчением понял, что на самом деле не плакал. Сон оставил в нем всеподавляющее чувство отчаяния. Он закурил сигарету. Вкус дыма был отвратительный.
