Алексей Зубов - Вне игры
Сергей осоловело посмотрел на Владика.
— Что?
— Сейчас объясню… Мы вели с тобой спор о всяких свободах. Предлагаю провести эксперимент. Ирина укатила к тетке. Отлично. Сейчас мы сочиним ей загадочно-таинственную телеграмму, так сказать, призывающую милых телеграфисток к высокой бдительности. Давай пари держать — пять бутылок коньяку против одной: у тебя не примут эту телеграмму. Вот тебе и вся свобода.
Сергей пьяно ухмыльнулся, налил большую рюмку коньяку и, покачиваясь, подошел к Владику.
— Это можно. Поспорить. Это я всегда готов. Мы не из пугливых. Ставлю пять бутылок против твоей одной. Диктуй!
Сергей не может сказать Михееву, была ли та телеграмма заранее подготовлена Владиком, или он сочинил ее на ходу. Во всяком случае, диктовал он ее медленно, обдумывая каждое слово…
— Вы вдвоем пошли на почту?
— Нет. Я один. Но когда я вышел из почты на улицу, столкнулся с Владиком — лицо у него было красное, и дышал он тяжело. Видимо, бежал, хотел догнать, остановить.
Владик накинулся на Сергея с площадной бранью.
— Ты что, с ума спятил? Шуток не понимаешь или принял лишнего? Теперь сам расхлебывай. И не вздумай меня впутывать в эту историю.
Владик быстро протрезвел. Да и Сергей пришел в себя. Разговаривали они теперь так, будто вот-вот перейдут в рукопашную. Но до этого дело не дошло. Владик вдруг стал канючить:
— Старик, если дело дойдет до всяких расследований, твердо стой на одной позиции: «Выпил лишнего, был зол на Ирину, хотел испортить ей настроение…» Меня не упоминай. Вдвоем — это уже сговор. Тут всякое припаять могут… — И снова воинственно: — Ты со мной не шути, старик. Я страшен в гневе. И вообще… Отрекусь — вся недолга. Знать ничего не знаю… Привет, старик, прости-прощай…
Несколько минут Сергей молча шагал рядом с Владиком, потом остановился, мрачно посмотрел на него и зло отчеканил:
— Экспериментатор! Свободолюбец! Эх ты, мразь!
И, не попрощавшись, свернул за угол.
— В тот вечер, — закончил свою исповедь Крымов, — я дал себе слово: с Владиком все, конец!
Михеев улыбнулся и не удержался от того, чтобы не заметить собеседнику:
— Поздновато, конечно! Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда… А сам он не пытался больше встретиться с вами?
— Пытался… Третьего мая рано утром Владик позвонил мне и с тревогой в голосе сообщил, что срочно хочет видеть, что есть чрезвычайные обстоятельства, побуждающие к тому. Но я резко оборвал его и сказал, что не желаю встречаться с ним. Через два часа я улетел в Сибирь.
— И вас не заинтриговал звонок Владика?
— Все, что касается Владика, теперь меня не интересует.
— Но ведь чрезвычайные обстоятельства могли касаться и вас. Вы не подумали об этом?
— Нет…
— А ведь обстоятельства действительно чрезвычайные, товарищ Крымов… Глебова-то нет в живых…
И Михеев рассказал обо всем, что случилось после той злополучной телеграммы. Он сообщал только факты. Разговор об этом впереди, и есть у него в этой связи вопросы к Сергею. Но Крымов, кажется, не сможет сейчас отвечать на них. Он оторопело посмотрел на Михеева, зажал лицо ладонями и тихо простонал: «Боже мой, что я натворил!» Сергей отчетливо представил, как рассвирепела Ирина, получив его телеграмму, и, вероятно, назло ему отправилась с Глебовым в горы…
Михеев внимательно наблюдает за Сергеем, старается успокоить.
— Ирине уже ничего не угрожает. Она в полном здравии вернулась в Москву, домой, и, если вам угодно, можно быстро получить с ней разговор. Желаете?
Сергей покачал головой: «Нет».
— Как угодно. А продолжение нашей беседы перенесем, видимо, на вечер. Вам надо прийти в себя.
— Нет, нет, не будем откладывать. — Крымов сказал глухо, не поднимая головы. — Я вас слушаю. Я готов ответить на все ваши вопросы.
— Скажите, пожалуйста, знал ли Владик о поездке Ирины, о том, что в пути она…
— Знал, все знал! — единым духом выпалил Сергей.
Сергей вспомнил день отъезда Ирины. На вокзале он встретил Владика, и тот, болтая с ним о том, о сем, будто невзначай стал расспрашивать о поездке Ирины к тетке. Теперь ему ясно: он сообщил об этом Глебову…
— Зачем? У вас есть какие-нибудь соображения на сей счет?
— Я уже говорил вам, что он сводня.
— Значит, желание удружить Глебову? Но ведь удар наносился другу детства? Так?
— Не знаю… Не берусь утверждать… Впрочем…
Сергей запнулся, задумался, посмотрел в окно, стал зачем-то протирать глаза и вдруг вскочил.
— Я не уверен, что это имеет отношение к делу — судите сами, но сейчас в памяти всплыл случайно подслушанный разговор: Владик и Василий не знали, что я слышу их, а мне ни к чему было давать знать о себе… Дословно я не помню, а суть такова — Владик напоминал Глебову, что от него ждут обещанной информации о докторе Рубине. Так и сказал: «Ждут».
— Когда был этот разговор?
— Сейчас, сейчас… Минуточку…
И тут же нахмурился — исключение из комсомола, из института раскололо его жизнь надвое: до и после. И, пытаясь вспомнить что-то, он всегда мысленно прикидывал — до или после? Так и сейчас. Вот он и уточняет:
— Это было незадолго до того, как меня исключили…
— Постарайтесь вспомнить: Дюк тогда находился в Москве?
— Да, Дюк был еще в Москве. Но его уже выдворяли из страны…
И еще один неожиданный для Сергея вопрос:
— Владик не говорил вам о своих родственниках, друзьях или подругах, живущих вне Москвы?
— Родственников у него нет. Друзей? Вне Москвы? Нет, не знаю… А по части подруг… Тут у него богатейшая коллекция. И в разных городах. Как поедет на курорт — в коллекции пополнение.
— Откуда это вам известно?
— Он любил хвастать своими мужскими победами. Самая последняя — врач из-под Курска. Владик несколько раз ездил к ней в гости.
— Это все, что вам известно о «коллекции»?
— Нет, еще Рита из Новосибирска. Он знакомил меня с ней в Москве. На ниве снабжения промышляет. В Москву она приезжала в качестве толкача от какого-то крупного завода.
— Какого?
— Не знаю.
— В какое министерство?
— Станкостроительной промышленности… Если мне не изменяет память…
Сергей уже не удивляется странным вопросам Михеева. Он помнил урок, преподанный ему в свое время Клюевым: «Здесь вопросы задавать буду я, а не вы…» И все же…
— Я знаю, это не полагается… Клюев однажды отчитал меня за «любознательность». И тем не менее не могу не спросить вас. Ирина в чем-нибудь виновата? И отчим ее… Вы в чем-то подозреваете его? И Ирину тоже?
— Видимо, Клюев мало чему научил вас… Придет время, и получите ответ на все вопросы. А пока извольте слушать и отвечать… Честно, правдиво… Все, что знаете, что помните…
И Михеев долго еще расспрашивал Сергея о Рубине, Владике, об Ирине, о их взаимоотношениях, о встречах Глебова и Захара Романовича. Для Михеева в рассказе Крымова, пожалуй, ничего нового не было. Разве только вот Ирина… Сергей не может ей простить: почему она сбила его с толку, когда Игорь Крутов предлагал поехать в Сибирь? Да, года два-три им было бы трудно. И ему, и ей. Но не случилось бы всего того, что затем наслоилось.
…Они провели вместе весь день. Михееву было интересно слушать Сергея — что думает этот молодой человек о жизни, о любви, товариществе, о стройке, журналистике. Михеев слушал его и думал: «Удивительно, как сконцентрировались в нем столь противоречивые черты — романтика, одержимость и подспудная, плохо скрываемая жажда всех благ жизни… Всех сразу. И любой ценой».
Сергей говорил сбивчиво, часто возвращаясь к прошлому. И тут же стал рассказывать, как Игорь познакомил его с человеком, который в глазах Сергея олицетворяет совесть партии, — со Строковым.
— У него в жизни много всяких обязанностей… Мелких и крупных, заметных и незаметных. Но есть у него одна обязанность, которую он исполнял и исполняет отличнейшим образом, — быть Человеком среди людей.
И, не будучи уверен, что Михеев по достоинству оценил глубину его мысли, повторил:
— Да, да, быть Человеком… Думаете, это легко?
И, не ожидая ответа, продолжал:
— До чего же головастый дядя… Я вас познакомлю с ним.
— А мы уже знакомы. Случай свел нас…
Крымов удивленно посмотрел на Михеева, но промолчал.
…Вечером Сергей, Игорь, Шалва и Строков собрались у Михеева в номере гостиницы. Говорили больше о делах стройки, о будущем города, который поднимется в тайге. Крымов и Строков, каждый в отдельности предупрежденные Михеевым — хранить в тайне разговор с ним, — теперь «дули на воду». Главным образом Крымов. Если, скажем, Крутов пускался в воспоминания о днях минувших, то Сергей тут же резко обрывал: «Да брось ты, Игорь, чего там вспоминать». И садился на любимого своего конька — экология. Это его последнее увлечение — видимо, не без влияния Ирины. Он носится с фантастическими идеями спасения лесов, рек и всего живого в них. Кому-то эти идеи, может, действительно покажутся фантастическими. А Строков в восторге. Он убежден в их реальности.
