Леонид Тамаев - Запасной вариант
Они плясали недолго, не больше пяти минут. Но уж это была пляска! За их ногами невозможно было уследить. Лишь мелькали начищенные ботинки. Дребезжали стекла книжного шкафа, дрожал пол, и все вокруг били в ладоши. Волосы у плясунов растрепались, лица стали красными. Шел молчаливый неистовый спор: кто кого?
Этой сумасшедшей пляске научил Петра Арсений Павлович. Называлась она «Нашенская»; тот, кто переплясывал партнера, обычно выкрикивал: «Нашенская взяла!»
Сейчас эти слова прокричал Тюменцев: его приятель сдался — выбежал из круга прямо к раскрытому окну, плюхнулся на подоконник.
А через несколько минут тут уже образовался мужской кружок. Рубцов с невозмутимым выражением лица рассказывал веселые анекдоты. Это была его обычная манера: говорить о смешном с серьезной миной. Москвич Аркадий, успевший уже порядком захмелеть, угощал всех настоящими гаванскими сигарами.
Арсений Павлович понюхал сигару с видом знатока и сказал:
— Такую курить не здесь, в толкучке, а где-нибудь в тишине, в мягком кресле, с кофейком.
— Есть тут такой уголок, — сказал Тюменцев. И тоже понюхал свою сигару.
В это время подбежали девушки, начались танцы. Лавируя между парами, Тюменцев и Рубцов пошли в дальнюю комнату, отведенную для отдыха гостей. Там никого не было. Через раскрытое окно виден был тусклый свет уличного фонаря.
Рубцов устало опустился на диван. Достав перочинный ножик, крепким ногтем раскрыл миниатюрные ножницы, обрезал кончик сигары, закурил.
— И в самом деле, только чашки кофе и не хватает, — сказал он, блаженно закрыв глаза.
— Попытаюсь организовать, — откликнулся Тюменцев и исчез за дверью.
Рубцов распустил галстук, вытянул ноги. Голова слегка кружилась, клонило в сон…
Должно быть, он задремал на несколько минут, потому что не помнил, как в полутемной комнате очутились Нина и Аркадий, о которых Тюменцев рассказывал за столом. Они сидели на подоконнике. Точнее, сидела она, а он, взлохмаченный, в расстегнутом пиджаке, стоял рядом и пьяно, горячо бормотал что-то о ее недальновидности.
Мысленно чертыхнувшись, что потревожили его покой, Рубцов собрался было встать и уйти. Но вставать не хотелось, глаза слипались сами собой. Лучше сидеть, как сидел. Все равно здесь, за шифоньером, его в полумраке не видно.
А невнятный разговор у окна продолжался.
— Опять ты за свое… — слышался недовольный голос девушки.
— Не опять, а снова, лапка моя.
— Надоело.
— Пойми же, не могу я без тебя…
— Ничего, выдюжишь.
— Смеешься?
— Такая уж я веселая… А если серьезно: едва ли что выйдет у нас. Я писала тебе об этом.
— Выйдет! Ты только скажи — завтра же разведусь с женой.
— А потом?.. Тринадцать лет алименты будешь платить на своих двойняшек. Ничего себе, веселое житье!
— Об этом, радость, не беспокойся! И на тебя и на детей заработаю… А если повезет — озолочу, в шелках ходить будешь…
— И долго ждать? — В голосе девушки издевка.
— Чего?
— Ну, когда в шелках-то…
— А-а… Вот это уже другой разговор, — обрадованно сказал Аркадий, по пьяному делу не раскусивший иронии ее слов, и полез было к Нине целоваться. Но она оттолкнула его:
— Здравствуйте!
Видимо, отпор разозлил незадачливого жениха.
— Можешь здорово просчитаться! — сказал он. — Через десять дней я еду в командировку в Берлин. И ты узнаешь, что имеешь дело с богатым человеком…
Нина громко засмеялась.
— Зря смеешься! — обиделся Аркадий. — Я, если хочешь знать, ждал этой командировки пятнадцать лет. — Он вытащил из кармана бумажник, а из него — какой-то листок, повертел им перед лицом Нины. — Вот смотри!.. Впрочем, что мне бумажка, я все и так помню, разбуди хоть ночью — пожалуйста: Дрезденштрассе, дом пять, во дворе, под средней колонной…
Поправляя свои волосы, Нина равнодушно спросила:
— И что же там, под этой твоей средней колонной?
— Драгоценностей на четыреста пятьдесят тысяч, вот что! — понизив голос, сказал Аркадий.
Нина захохотала.
— Это что же, наследство твоей тамбовской тетушки? Но почему оно оказалось в Берлине?
— Дура! — не выдержал Аркадий. И, убрав бумажник в карман, объяснил: — Один пленный немец, Герман — пусть, как говорят, земля ему будет пухом, — за одну услугу рассказал мне, что эти драгоценности в свое время принадлежали крупному фашисту. Он попал в немилость к фюреру, ну и припрятал камешки. Герман сам их замуровывал.
Нина перестала смеяться. Потом попросила у Аркадия заветную бумажку и, повернувшись к свету, прочитала вслух:
— Дрезденштрассе, пять, во дворе, под средней колонной…
3
Над Берлином стояла душная сырая ночь. Влажный асфальт отражал разноцветные огни реклам. С низкого неба моросил дождь.
Улицы в этот поздний час были малолюдны, пустынны, — можно свободно мчаться по ним, и это движение доставляло полковнику Лауту удовольствие: он всегда любил быструю езду. Правда, куда приятнее было бы сидеть за рулем гоночной машины, нежели качаться в скрипучей кабине двухтонного грузовика. Но, увы, в разведке выбирать не приходится…
Впрочем, нынешнее дело было совершенно особенное и, можно считать, к разведке прямого отношения не имело.
В минувшую пятницу Элен Файн вдруг попросила у Лаута внеочередного приема. Оказалось, от ченского агента Барсука поступило сразу два сообщения. Одно из них было с приложением — микропленкой.
С этого приложения, уже обработанного в лаборатории, Лаут и начал. Он взял фотоснимок, прочитал сделанную Файн подпись внизу:
«Промежуточный пакгауз для продукции Ченского экспериментального химического завода в районе станции Шепелево».
Постукивая по столу маленьким кулаком, Лаут довольно долго разглядывал фотографию. Потом, не скрывая разочарования, сказал:
— Подобную информацию мы с успехом можем получать через наших туристов… Но нам сейчас требуется не это. Совсем не это!
— Осмелюсь заметить, шеф, мы обычно руководствовались, мне кажется, несколько иными вашими установками…
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы всегда подчеркивали, что мы должны меньше рассчитывать на сведения, исходящие из одного источника, или на единичную информацию, чем на методическое изучение мелких, самых различных подробностей, отобранных из всей огромной массы сведений.
— Да, нашу разведку интересует все: от атомных и ракетных объектов до деторождаемости и климата в Советском Союзе. — Лаут строго посмотрел в загорелое, с четко очерченными губами лицо помощницы. — Но прошу не забывать: мы сейчас ограничены слишком жесткими сроками. Цель номер один для нас — продукция экспериментального завода: ее образец, формула, технология!
Полковник придвинул к себе второе донесение Барсука, отпечатанное на машинке. Прочитав его, пробурчал:
— Хм! Какие-то драгоценности… Однако солидная сумма. — Неопределенно пожевал губами. — А что, Барсук получает от нас за каждое сообщение?
— Да, шеф.
Лаут поморщился:
— Имейте в виду, Элен, погоня за количеством информации может отразиться на ее качестве.
— Я напомню Барсуку…
Полковник уточнил:
— Это, разумеется, только в принципе. В данном случае агент поступил правильно: сообщение говорит о его активности.
— Я тоже так считаю.
Лаут еще раз пробежал глазами донесение.
— Дрезденштрассе? Если не ошибаюсь, это в Восточном секторе?
— Совершенно верно.
Подумав над бумагой с минуту, полковник распорядился:
— Пожалуй, этим займется Смит…
После ухода помощницы Лаут, стоя у окна, продолжал думать о сообщении из Ченска. Какие все-таки большие деньги. Почти полмиллиона. Целое состояние… Только почему, собственно, он поручил это дело Смиту? Конечно, Смит толковый, опытный разведчик. Но чем хуже, скажем, Паулс? Девять лет нелегальной работы на чужой территории — это говорит само за себя. Или Голтер-«дипломат», успешно использовался под крышей американского посольства в нескольких странах и нигде не засветил себя. Или та же хитрая и осторожная Элен Файн. Все, как на подбор, мастер к мастеру… Но тут деньги. А деньги, как известно, имеют свойство прилипать к пальцам…
Лаут взял трубку внутреннего телефона:
— Элен, не вызывайте Смита! Операцию на Дрезденштрассе я проведу сам…
…Впереди вспыхнул красный зрачок светофора. Полковник резко затормозил машину. Высунувшись из кабины, осмотрелся. Фридрихштрассе. Здесь начинался демократический сектор. Граница двух миров.
Через минуту грузовик уже снова мчался. Над эстакадой вокзала Фридрихштрассебанхоф бежали в облаках белого пара электрические буквы последних телеграмм, полученных редакцией «Нейес Дейчланд» — новости со всех концов света.
