Лен Дейтон - Секретное досье
– Здравствуйте, Элис, – сказал я, и она, кивнув, занялась жестянкой с «Нескафе» и видавшей виды чашкой с теплой водой.
Я прошел в следующий кабинет и увидел Чико – он на шаг опередил Элис, его «Нескафе» почти растворился. Чико, похоже, всегда радовался мне. Он закончил одну из тех очень хороших школ, где знакомишься с ребятами, имеющими влиятельных дядюшек. Полагаю, именно так он попал в конную гвардию, а теперь и в УООК(П). Должно быть, ему казалось, что он снова в школе. Грива его длинных гладких волос желтого цвета тяжелой волной свисала с головы, как блин во вторник на Масленой неделе. Росту в нем в его аргайлских носках было 5 футов 11 дюймов, и он усвоил раздражающую манеру стоять в своих ботинках ручной работы, высоко заложив большие пальцы рук за красные подтяжки и покачиваясь. Он обладал преимуществом в виде хороших мозгов, но семья его была так богата, что Чико мог ими не пользоваться.
Пройдя насквозь Сыскное бюро Долби, я спустился по задней лестнице. Все это здание принадлежало УООК(П), хотя все конторы на всех этажах имели собственное «прикрытие» для нашего удобства. Каждое утро в 9.40 я сидел в маленькой обветшалой аппаратной «Акме филмз».
Приторный запах киноклея и теплого целлулоида был настолько силен, что я думал, его здесь распрыскивают. Словно в английском фильме категории «Б», я бросал свой плащ изнанкой наружу на стопку жестяных коробок с кинопленкой и садился на стул с откидным сиденьем. Как всегда, это было сиденье номер двадцать два, с разболтанной задвижкой, и всегда к этому времени мне уже совсем не хотелось двигаться.
Включался с ужасным визгом реостат. Освещение в комнате устало тускнело, и маленький проектор с клацаньем оживал. Ослепительно белый прямоугольник швырял мне в глаза абстракцию мелькающих царапин, затем темнел, приобретая цвет делового костюма из серой фланели.
Появлялось название фильма из грубых наклеенных букв: «Сойка. Лидс. Участок три». («Участок три» было разрешением, на основании которого шли съемки.) Картина начиналась. Сойка шел в толпе по тротуару. Усы у него были гигантскими, но необычайно ухоженными. Так же тщательно он совершал любое дело. Сойка хромал, но это никак не сказывалось на его продвижении сквозь толпу. Камера заколебалась, а потом быстро повернулась в сторону. Фургон, из которого скрытно вели съемку, вынужден был обогнать Сойку из-за скорости потока транспорта. Экран вспыхнул белизной, и пошел следующий короткий сюжет, тоже озаглавленный. В отдельных сюжетах Джей появлялся с приятелем, носившим кодовое имя «Городская ласточка». Это был красивый мужчина шести футов ростом в добротном пальто из верблюжьей шерсти, с вьющимися, блестящими волосами, но слишком идеальной сединой на висках. Золотые кольца едва ли не на всех пальцах, золотой браслет часов и сияющая золотом улыбка. Неперевариваемая улыбка – он никогда не мог ее проглотить.
Чико приводил проектор в действие, высунув от усердия язык. Периодически он вставлял в программу один из снятых на Чаринг-Кросс-роуд бодрящих сюжетов, в которых фигурировали проститутки. Идею эту предложил Долби, чтобы его «студенты» не дремали во время просмотров.
Долби исповедовал теорию «Знай своих врагов». Он считал, что если все его люди наглядно представят себе мерзости шпионского дела, им будет легче предугадывать мысли противника. «Монтгомери победил при Аламейне, потому что над кроватью у него висела фотография Роммеля». Я вовсе не уверен в этом, но Долби неустанно повторял эту фразу. (Сам я во многом отношу это за счет дополнительных 600 танков.)
Долби, типичный элегантный, медлительный англичанин, закончил привилегированную частную школу и, как правило, умел сочетать служебные обязанности с комфортом и роскошью. Он был немного выше меня: вероятно, 6 футов 1 дюйм или 6 футов 2 дюйма. У него были длинные светлые волосы, и периодически он отпускал тонкие светлые усики. В данный момент их не было. Лицо чистое, слегка загорелое. Маленький, похожий на укол шрам высоко на левой щеке – след его пребывания в немецком университете в 38-м году. Благодаря этому опыту Долби в 1941 году получил орден «За боевые заслуги» и степень юриста. Редкое событие в любой разведывательной службе, особенно в той, где состоял он. Без упоминания в списках награжденных, разумеется.
Многое он усвоил и от обычной школы, например, носил на правой руке маленький перстень-печатку. Всякий раз, когда Долби проводил ладонью по лицу, а случалось это часто, он царапал кожу краем перстня. В результате на коже из-за чрезмерной ее чувствительности вспухала красная полоска. Завораживающее зрелище.
Он посмотрел на меня поверх носков своих замшевых туфель, которые покоились в центре стола, погребенного под кипами важных бумаг, сложенных ровными стопками. Спартанская мебель (министерство труда, наши дни) прорывала дешевый линолеум, а в воздухе стоял запах табачного пепла.
– Вам здесь, конечно, нравится? – спросил Долби.
– У меня ясный ум и чистое сердце. Ежедневно сплю по восемь часов. Я лояльный, прилежный работник и приложу все усилия, чтобы сделать каждый день достойным доверия, оказанного мне отечески настроенным нанимателем.
– Шучу здесь я, – сказал Долби.
– Так в чем проблема? Всегда рад посмеяться – последний месяц мои глаза работали со скоростью двадцать четыре кадра в секунду.
Долби затянул шнурок на ботинке.
– Как считаете: сможете справиться со сложным маленьким спецзаданием?
– Если оно не требует классического образования, прощупаю обстановку.
– Порадуйте меня, выполните его без жалоб и сарказма.
– Это уже будет совсем не то, – заметил я.
Долби опустил ноги на пол и заговорил серьезно:
– Сегодня утром я был на конференции старших сотрудников разведслужбы. Министерство внутренних дел крайне обеспокоено исчезновениями своих ведущих биохимиков. Комитеты, подкомитеты – видели бы вы их там, такой базар устроили.
– Значит, еще один? – спросил я.
– Сегодня утром очередной из них ушел из дома в семь сорок пять, но до лаборатории не доехал.
– Переметнулся туда? – поинтересовался я.
Долби поморщился и связался по настольному интеркому с Элис:
– Элис, откройте папку и назовите мне кодовое имя сегодняшнего «бродячего музыканта Вилли» [3] .
Долби выражал свои желания, отдавая безапелляционно недвусмысленные приказы, но все его подчиненные предпочитали их запутанно-вежливой болтовне большинства начальников отделов, особенно я – беглец из Военного министерства. Голос Элис звучал по интеркому, как у утенка Дональда, подхватившего насморк. На какую-то ее реплику Долби ответил:
– К черту письмо из министерства внутренних дел. Делайте, как я говорю.
Последовала тишина, а потом недовольным тоном Элис назвала длинный номер досье и кодовое имя «Ворон». Все люди, находившиеся под длительным наблюдением, получали коды по названиям птиц.
– Умница, – отозвался Долби с самой своей чарующей интонацией, и даже через эту трещалку я услышал воодушевление в голосе Элис, когда она ответила: «Очень хорошо, сэр».
Долби выключил интерком и повернулся ко мне.
– Из соображений безопасности публикацию материалов об исчезновении этого Ворона запретили, но я сказал им, что к дневным выпускам самые ушлые журналисты что-нибудь да разнюхают. Взгляните-ка сюда.
Долби выложил пять фотографий паспортного формата на свой полированный тиковый стол. Ворону было далеко за сорок; густые черные волосы, кустистые брови, тонкий нос – в клубе «Сент-Джеймс» в течение дня можно встретить сотню похожих на него.
– Вместе с ним, – продолжил Долби, – получается восемь исчезновений в высших ученых кругах за… – он глянул на настольный календарь, – шесть с половиной недель.
– Министерство внутренних дел наверняка не просит нашей помощи, – заметил я.
– Разумеется, нет, но если мы найдем Ворона, думаю, министр внутренних дел распустит свой жалкий разведотдел, зашедший в тупик. Тогда мы присовокупим их досье к своим. Подумайте об этом.
– Найти его? – спросил я. – С чего же мы начнем?
– С чего начнете вы? – уточнил Долби.
– Понятия не имею. Поеду в лабораторию, жена не знает, что на него нашло в последнее время, обнаруживаю темноволосую женщину с миндалевидными глазами. Банковский служащий недоумевает, откуда у него все эти деньги. Рукопашная схватка в неосвещенной лаборатории. Стеклянные пробирки, которые разнесли бы мир в клочья. Безумный ученый пятится к свободе со склянкой в руках – я подставляю ему подножку. Звучит «Правь, Британия».
Долби смерил меня таким взглядом, чтобы я почувствовал себя подчиненным, встал и прошел к большой карте Европы, которую прикрепил к стене на прошлой неделе. Я встал рядом с ним.
– Вы считаете, что за этим стоит Сойка? – произнес я.
Долби смотрел на карту, не отрывая от нее глаз.
– Уверен в этом, абсолютно уверен.
На карте, покрытой прозрачной ацетатной пленкой, пять маленьких приграничных районов от Финляндии до Каспийского моря были очерчены черным жирным карандашом, а два населенных пункта в Сирии – отмечены красными флажками.
