Крэйг Томас - Последний ворон
– Кэтрин, у тебя все в порядке?
– Я не знала, кому звонить... ты оставил сообщение в автоответчике. Я звонила...
– Кэтрин, ради Бога, что случилось?
– Они были в моей квартире.
– Кто? – Он понимал, что уже начал обманывать и в то же время брать под защиту... если, конечно, ее можно защитить. "Саквояжники".
– Я не знаю. Они убили Джона! – заплакала она. Словно змея в трещину скалы, в грудь скользнул холодок страха.
– Ты где? – обеспокоенно спросил он.
– В квартире соседки. Там я не смогла оставаться. У меня ключ – это моя подруга. Они были там, обыскивали. Передвигали вещи.
Она, словно протекающий кран, по капле, незначительными деталями выдавала пережитое ею потрясение. Вряд ли они прослушивают телефон соседки, а уже ее-то телефон наверняка.
– Не пользуйся своим телефоном. – Убийство Фраскати отодвигало все на задний план. После мгновенного замешательства он профессионально уловил нить, на которую нанизывалось все остальное. – За твоим домом наблюдают? – спросил он. – Когда ехала, был за тобой хвост, Кэтрин?
– Хвост? – молчание. Она не имела никакого представления. Нужно выяснить, подумал он. – Выгляни, пожалуйста, в окно – осторожно. Окно на улицу выходит?
– Да.
– Тогда погляди. Кэтрин, – намеренно спокойно попросил он.
– А что там смотреть?
– Мужчин в автомашинах, припаркованных автомашинах.
Он слышал, как она подходит к окну, всей душой желая, чтобы она соблюдала осторожность.
– В квартире что-нибудь пропало?
– Не знаю я!
– Джон отдавал тебе что-нибудь на храпение?
Послышались всхлипывания, потом прерывисто, со вздохом, она ответила.
– Ничего такого там нет.
– Кого-нибудь видишь внизу?
– Может быть... не уверена, – Последовал взрыв ярости и отчаяния: – Как, черт возьми, я их узнаю?
Представь, что она сидит на краешке скалы и ее надо оттуда спасти, убеждал себя он, слыша, как под Эвансом протестующе скрипит кресло. Эванс вздохнул, видно от смущения, потому что слышал, как Гвен объявила, что звонит племянница, а он был свидетелем операции по удалению зуба, проще говоря, вызволения попавшего в беду агента. Но при чем тут племянница сэра Кеннета? Обри видел недоумение Эванса.
– Я тебя понимаю, – утешал он. Он чувствовал по голосу, что к ней вернулось потрясение. Видит перед собой мертвое тело, испытывает чувство неприятия и вины. Вздрогнул сам. – Ты его нашла?
– Да, да... Я отправилась на встречу с ним, а когда приехала, он был уже мертв, похоже, его сбили машиной и скрылись, но там остался один, который все знал! – и снова вспышка ярости в связи в вторжением в ее квартиру. – Когда я вернулась домой, там все обыскали! Они туда забрались!
– Да, разумеется, я понимаю. – Он говорил с ней как врач, успокаивая, внушая уверенность. Он часто прибегал к этому, и небезуспешно. Нужно, чтобы подействовало и сейчас. – Кэтрин, слушай меня внимательно. У тебя есть к кому пойти, надежно укрыться? Только не к близким друзьям или к матери. Куда-нибудь подальше от Сан-Xoce. Кредитные карточки с собой? Не хочу, чтобы ты возвращалась в квартиру. Ты сейчас находишься на том же этаже?
Тяжелое долгое молчание. Вспышка прошла. Прекрасно.
– А что? Нет, двумя этажами ниже.
– Звонила в полицию?
– Пыталась. Не могла, он шел ко мне...
– Хорошо. Тогда больше не звони и, сглотнув, продолжал: – Найдут Джона без тебя?
После долгого молчания, от которого его кинуло в жар, и он, вытирая лоб, уставился на тюлевые гардины, она еле слышно ответила:
– Да.
Теперь нужно сделать первый шаг, вызволяя ее, хотя у него оставалась уйма вопросов, на которые она позднее должна будет ответить.
– В твоем доме... насколько я помню, есть черный ход? Выходи через него. Не бери спою машину. Поняла?
– Да.
Обри сглотнул, йотом как можно спокойнее спросил:
– Придумала что-нибудь?
– Надежное место? Да, это...
– Стой! Не говори мне. Когда туда доберешься, позвони. Поняла?
– Что, попала в ваш мир, да?
– Кэтрин!
– Джон говорил, что это дело рук ЦРУ, ни больше, ни меньше. Это так?
– Кэтрин, я не знаю. Но обещаю тебе узнать. И как только узнаю, где ты находишься и что это надежное место, я пошлю кого-нибудь. – Шелли мог бы послать кого-нибудь с оружием из посольства в Вашингтоне, не вдаваясь в объяснения. Память сверлили слова Андерса, таившие угрозу Кэтрин.
– Что же на самом деле происходит? – спросила она, стряхивая с себя оцепенение.
– Ничего не могу сказать! – не выдержал он. – Пока не могу. А теперь, Кэтрин, умоляю тебя, делай, что я сказал. Помни Джона, будь осторожна, как он.
– Это его и погубило.
– Пожалуйста, делай, как я говорю.
Помолчав, она ответила:
– О'кей. Спасибо... пожалуй. Значит, позвоню.
– Домой. Сегодня вечером. Где бы ты ни была. Звони каждые два часа. Пожалуйста, – он хотел, чтобы это звучало по-отечески, но понял, что просто не имеет такого опыта. Замолчал, ожидая ответа.
– О'кей. Черный ход. Без машины, без вещей. О'кей.
– Готова?
– Пет еще. Но попробую, хорошо? Другого выхода нет. Ты ведь так считаешь.
– Да, моя дорогая, боюсь, что так. Мне нечем утешить тебя. Твои страхи – не без оснований.
– Тогда, черт возьми, что вокруг меня происходит?
– Поверь, Кэтрин, сейчас я ничего не могу сказать. Хотелось бы, но...
Пока их не разъединили, он был уверен, что она жива и вне опасности. Он был в состоянии помочь справиться с неизбежными вспышками страха, вины и паники. Но, положив трубку...
– Кэтрин, верь мне. Теперь уходи. Умоляю тебя, будь осторожна!
* * *Грузовик, должно быть, резко затормозил. Он ударился замерзшей щекой о плотную жесткую шерсть одной из зарезанных овец. Глаза с трудом открылись. Тело протестовало против малейшего усилия, так что он был неуверен, пошевелился ли он вообще. Правда, голова, должно быть, беспомощно болталась. Иначе она не оказалась бы рядом с перерезанной овечьей глоткой.
В разошедшиеся швы брезентового верха грузовика и в щели сзади задувало снег. Завизжал ручной тормоз, и машина замерла. Тело было где-то далеко и не двигалось. Ноги не раздвинуть. Он не знал, что у него с руками. С ужасом подумал, что обморозил. Желудок содрогался в конвульсиях больше от страха, чем от знакомого запаха крови и вида обескровленных окоченевших бараньих туш. Они уже не вызывали в нем отвращение, наоборот, скрывали его...
...Руки не двигались, оставались за спиной. Между ним и хлопающим на ветру брезентом сзади машины, откуда просачивался свет, – груда присыпанных снегом бараньих туш. Завывание ветра и голос водителя, того самого мясника. Тело крепко связано.
Теперь он видел вокруг себя, различал внутренние очертания грузовика. Пальцы и кисти обладали достаточной чувствительностью, чтобы ощутить врезавшуюся в руки веревку или что-то вроде нее. Поглядел на ноги, черневшие на белом боку овцы. Связаны куском ткани.
Не очень огорчившись, откинулся назад. Вспомнил ухмылявшегося мясника, когда тот связывал ему ноги и привычно переворачивал на живот, чтобы связать руки. Словно одну из овец. Афганец взвалил его, как мешок, на плечо и бросил позади кабины за кучу скрывавших его бараньих туш. И отправился в Пакистан, исламскую страну, где тоже полагалось по мусульманским канонам резать овец, но платили больше, чем в Кабуле. "Мы, приятель, едем в Пешавар... там, думаю, дадут денег за овец, денег за тебя".
Не надо и думать. Харрел купит тебе столько овец, сколько ты сможешь зарезать, приятель.
И несмотря на это – он даже застонал – его угораздило уснуть. Лежа в кузове мчащегося во весь опор, подпрыгивающего на ухабах грузовика, он как ни в чем не бывало спал! Прижавшись щекой к плечу, словно заболел зуб, тупо уставился на засыпанный снегом овечий бок. Ледяной ветер хлопал отвязавшимся брезентом по борту машины.
Все внимание на связанных руках и ногах. Он такой же кусок мяса, как и окружавшие его бараньи туши. В бессильном отчаянии он пытался представить, как они будут пересекать границу. Он должен знать. Но мысли приходили урывками, словно куски черно-белой изношенной пленки с расплывающимися трясущимися кадрами.
Ветер доносил голоса водителя и по крайней мере двух пограничников. Контрольно-пропускные пункты находились на Хайбере. Ты же знаешь это проклятое место! Афганская сторона границы. Таможенный сарай, машины, яркий фонарь на столбе как раз над точкой пересечения. После ухода советских войск строгости ослабли; с обеих сторон добрые мусульмане. С наигранным безразличием водитель расспрашивал об американцах.
– Машина, несколько часов назад... а что?
Ставший ритуалом плевок.
– Неверные свиньи чуть не столкнули меня с дороги.
Разговор лениво продолжался. Покалывало в кончиках пальцев, тряпки терли связанные кисти. Ноги упирались в баранью тушу. Сзади задувал таявший на лице снег.
