Алексей Ростовцев - Тайна проекта «WH»
Тут он покопался в карманах пиджака и выбросил на столик фото, запечатлевшее Исабель в момент передачи мне пресловутого письма. Снимок вышел очень четким. Повертев его в руках, я сделал Роджерсу заслуженный комплимент:
— Ход с письмом был очень сильным. Как шахматист я поставил бы здесь два восклицательных знака. Ведь вы провели не только неопытную девчонку. Вам и меня удалось провести. Не будь этого письма, я еще до обеда попытался бы удрать из Ла Паломы.
— Приятно, когда оперативная комбинация осуществляется в соответствии с задуманным планом.
— А каким образом вам удалось засечь контакты мисс Мортон со мной, если не секрет?
— Сейчас это уже не секрет. На одном из приемов в начале марта я случайно перехватил пару взглядов, которые моя малютка подарила вам, полковник. О! Если бы она когда-либо подарила хотя бы один подобный взгляд мне, я сделал бы ее королевой на одном из островов Полинезии.
— И она была бы красивейшей королевой мира!
— Согласен… Я заподозрил неладное и потряс, как следует, ее экономку. В конце концов та рассказала о вашем странном ночном визите на виллу мисс Мортон, почему-то не зафиксированном подслушивающей аппаратурой. Я установил за девчонкой слежку, которую она и обнаружила вчера во время поездки на встречу с вами. Чертовка обманула моих парней, но когда вы вместе возвращались в город, им все-таки удалось перехватить вас.
Роджерс положил передо мной еще несколько фотографий.
— Можно взять снимки на память?
— Бог мой! Да о чем речь! Конечно, берите. У меня ведь остаются негативы… Однако мы подошли к эндшпилю, полковник. Каким, по вашему мнению, будет мой следующий ход?
— Вы станете предлагать мне сотрудничество. Надо открыть вам всех моих людей, а также способы поддержания связи с Центром и продолжить работу, но уже под вашим контролем. Вы намерены использовать меня для продвижения в Москву дезинформации по объекту «Дабл ю-эйч». Так примерно?
— Не примерно, а именно так. Кстати, серьезная дезинформация не такая уж плохая штука. Ведь чтобы в нее поверили, она должна содержать до восьмидесяти процентов правды. Столько правды об интересующем Москву объекте вам не даст никто, кроме меня… Посему не воображайте, что, соглашаясь на сотрудничество со мной, вы делаете мне одолжение. Это я делаю вам огромное одолжение. Если бы вами занялся Рохес, то вы прошли бы по статье об импорте революции. Шум, треск, скандальный процесс по поводу подрывной деятельности Советов — и гнить вам до победы коммунизма в мировом масштабе, то есть до скончания века, в Монкане, если не хуже… А знаете, что мне больше всего импонирует в вашем поведении? Вы не пытаетесь жечь мои нервные клетки цитатами из марксистских талмудов: капитализм обречен, победа революции неизбежна и тому подобное. Я и без вас знаю, что на Земле ничто не вечно. Но я знаю и то, что капитализма хватит еще на моих внуков и правнуков… Да и что такое в конце концов вы или я? Что значит в этом мире любой из нас? Человечество и человек склонны укрупнять и драматизировать свои место и предназначение во Вселенной. Между тем, эти место и предназначение ничуть не крупнее и не драматичнее, чем те же понятия в применении к такой особи, как вошь. Все мы во власти ситуации данного мгновенья и должны поступать в соответствии с ней, покоряться ей, этой ситуации… Может быть, ваши идеи и восторжествуют повсеместно где-нибудь в двадцать третьем столетии, но сегодня, в данную конкретную минуту, под данной конкретной пальмой, вы, данный конкретный индивидуум, проиграли и мудро признаете это…
— Что вы сделаете с Исабель? — перебил я Роджерса.
— Девчонка меня предала и будет наказана.
В жизни моей я видел много фильмов о наших разведчиках. Надо сказать, что киношный разведчик прошлого в корне отличается от своего нынешнего собрата по профессии. Если первый, попав в ловушку врага, молчит, как скала, и героически гибнет, то второй, оказавшись в аналогичной ситуации, затевает такую хитроумную интеллектуальную игру с противником, что уже и не поймешь, кто кого завербовал и кто чей агент. Но все же в итоге наш разведчик, мягко улыбаясь, переигрывает вражеского контрразведчика, заставляет его работать на себя и благополучно возвращается к руководству и жене, напичканный наисекретнейшими сведениями о стратегических замыслах неприятеля. К сожалению, в жизни такого не бывает, потому что, как я уже сказал выше, в контрразведку дураков тоже не берут. В жизни все проще и жестче: только «да» или только «нет». Мой начальник Иван Иванович говаривал: «Нельзя стать предателем на четверть или наполовину. Предателем можно стать только на все сто процентов». И фактов, опровергающих эти слова, я не знаю. Однако в тот вечер, когда меня вербовал Роджерс, мне вспомнились не киношные разведчики и не начальник. Мне вспомнился Рудольф Иванович Абель, который, беседовал с нами в период моей службы в ГДР. Это был живой сухощавый высокого роста старик с седой щеточкой усов. Его доброжелательность, доступность, словоохотливость, остроумие, эрудиция магнитом притягивали молодежь. Кто-то удосужился спросить у него, не приходила ли ему в голову мысль о возможности вступления в компромисс с противником, когда он был арестован в США. Абеля этот вопрос, по-видимому, оскорбил. Он весь подобрался, посуровел и ответил спрашивавшему кратко и резко: «Нет, не приходила». Вот и мне мысль о возможности компромисса с Роджерсом тоже не пришла на ум, хотя я и очутился в шкуре зафлаженного волка. Положение мое было очень сложным, но считать его совершенно безнадежным не следовало. Между тем, американец уже видел во мне свой военный трофей и потому несколько расслабился, позабыв о том, что я пока еще не в наручниках. Из его болтовни явствовало, что он ничего не знает ни о «Фанатике», ни о монастыре святой Магдалены, ни даже о том, где искать моего радиста. Значит, мне надлежало спасать лишь двоих: себя и «Стеллу». Я делал вид, что поддаюсь, бил по аутам, тянул время, дожидаясь конца официальной части банкета в «Тропикане», когда отель покинут высокопоставленные лица и в ресторане останутся лишь любители пожрать и выпить за казенный счет. Тогда вернуться в казармы морские пехотинцы и оставят свои посты сотрудники Рохесовой службы безопасности. Соотношение сил станет более благоприятным для меня…
— Ну, хорошо, мистер Роджерс, — сказал я. — Допустим, мы с вами поладили. А как же быть с моим сегодняшним интервью?
— Вы боитесь, что Рохес спустит с вас шкуру за пресс-конференцию, превращенную в фарс? Чепуха! Я это завтра же улажу. Скажу министру, что вы повели себя так согласно моим рекомендациям. В последний момент была получена депеша из Вашингтона, предписывавшая не допускать резких антирусских выпадов в связи с якобы планируемой встречей на высшем уровне. Не обострять обстановки. Министра я об этом не успел проинформировать. А вот вам шепнул пару слов. Подходит?
— Вполне.
— Более того. Я буду ходатайствовать о производстве вас в генералы. Ни президент, ни Рохес не посмеют отказать мне. А когда Москва сочтет нужным отозвать вас, вы можете остаться здесь навсегда. Быть генералом везде хорошо. Даже в такой паскудной стране, как Аурика. Да и в Соединенных Штатах перед вами будут открыты все двери. Мои друзья — это друзья Соединенных Штатов.
— Вы нарисовали весьма радужную перспективу для меня, мистер Роджерс. За все это просто нельзя не выпить.
Мы наполнили рюмки.
— Она вылитая Исабель.
На помосте против входа в нашу беседку в перекрещенных лучах прожекторов беззвучно извивалась практически нагая мулатка. На неё я и обратил внимание Роджерса. Тот обернулся и стал разглядывать танцовщицу. Я быстро достал из кармана кителя маленькую металлическую капсулу, открыл её, выкатил на ладонь два жёлтых шарика и, помедлив мгновенье, бросил один из них в бокал американца. Таблетка моментально исчезла, превратившись в пузырьковую пыль.
— Нет, — пробрюзжал Роджерс, приняв прежнюю позу, — ничего похожего. Впрочем, все бабы, если их раздеть, одинаковы. Индивидуальность им придают наряды и причёски.
Мы выпили.
— Осталась одна мелочишка, полковник, и на сегодня хватит. Вот вам мой блокнот и ручка. Напишите на этой странице ваши настоящие звание, фамилию и имя, а также установочные данные находящейся у вас на связи агентуры и радиста.
Он положил передо мной открытую записную книжку и ручку.
— Вы забыли об одном пустяке, мистер Роджерс.
— Да? Что же это за пустяк?
— Я родился в году Собаки, а люди, родившиеся в году Собаки, честны, верны и пользуются доверием товарищей, так как умеют хранить чужие тайны. То, что они справедливы и остроумны, к делу относится лишь косвенным образом.
— Как вас понимать, полковник? Вы решили затеять торг? Подороже продать себя? Да в своём ли вы уме?.. Ох, что это со мной?.. Голова… Мне плохо… Позовите моих людей… Я чувствую…
