Юрий Барышев - Мадам Гали – 3. Охота на «Сокола» (F-16)
Неожиданно, она услышала внутри себя спокойный женский голос: «Успокойся и приди в себя. Когда-нибудь, ты обязательно отомстишь тем, кто надругался над тобой. Но, не сейчас. Ты получила жестокий урок. С сегодняшнего дня ты не будешь верить ни одному слову мужчин. Ты не будешь верить ни их словам, ни клятвам, ни поступкам. Ты переживешь боль души и тела. Ты закалишь себя. Ты станешь сильной, богатой и независимой. Ты добьешься всего сама. Впереди тебя ждут еще более сложные и трудные испытания. Но, после каждого из них, ты будешь еще сильнее. Ты входишь в жестокую жизнь взрослых! Иди!» С каждым словом в Гали вливалась, неведомая ранее, мощная очищающая струя энергии Она встала, выпрямилась и пошла.
Потом, живя во Франции, она видела много людей — мужчин и женщин, так любивших поговорить о чести, морали и нравственности. Эти люди выросли в богатых семьях, где самыми страшными трагедиями их детства была смерть любимой собаки или случайно разбитая ваза. Разговаривая с ними, Гали иногда, представляла этих людей в условиях московской жизни — не всегда добрые соседи по коммуналке, не всегда отзывчивая дворовая шпана, длиннющие очереди за любой мелочью… Они бы не выдержали и месяца такой жизни.
Гали засиделась у мамы дотемна. Но, несмотря на уговоры матери, ночевать не осталась.
Из Черемушек добраться до «Националя» оказалось совсем непросто. Гали поеживалась от холодного октябрьского ветра и думала, что нет, кажется, в жизни довольных своей участью людей. Вот и Изольда, с ума сходит от зависти? А впрочем, не стоит ее строго судить. Она видит внешнюю сторону жизни Гали. Конечно, тут есть чему завидовать. Откуда же сестре знать, что ей порой бывает так нелегко и сложно?! Гали махнула рукой проезжавшему мимо такси.
В гостинице, Гали взяла ключ от номера, поднялась. Устало раздевшись, она упала на постель и блаженно вытянулась. Мрачные мысли оставили ее, уступив место легкому фривольному настроению. Если бы Стив видел ее сейчас, соблазнительно раскинувшуюся, янки распустил бы павлиний хвост и стал кружить около нее в танце любви.
Отчетливо представив это, Гали улыбнулась. Однако странно — Стив не выходит у нее из головы.
Захотелось услышать его голос, но удалось это не сразу. Гали успела переодеться и поужинать поздно вечером, когда, наконец, ответил его домашний телефон.
— Привет, Стив! Как твои дела?
— Здравствуй, honey, очень рад тебя слышать. Я только сегодня вернулся из Бангкока. Завтра меня направляют повторно к медикам на комиссию. Чувствую я себя хорошо и уверен, что получу разрешение на полеты. Ужасно соскучился по небу… и по тебе.
— И я соскучилась, дорогой… Как твои дети?
— Дети в порядке. Как ты, что у тебя нового?
— Стив, милый, тебя очень плохо слышно. Ты не мог бы перезвонить мне сам в удобное для тебя время. Я буду ждать у телефона. Очень соскучилась. Целую!
Гали осторожно опустила трубку на рычаг. Они заранее договорились со Стивом, чтобы он перезванивал ей из автомата. Вдруг телефон Стива слушает армейская контрразведка?
Подумав, она набрала номер рабочего телефона Анатолия. Было уже слишком поздно, телефон ответил протяжными гудками. Тогда Гали позвонила ему домой. Трубку сняли не сразу.
— Алло, слушаю!
Спокойный женский голос, чуть усталый. Наверное, жена. Представляться было бы забавно: «Здравствуйте, Галина, это Гали». Ладно, не привыкать, видимо, жене майора КГБ к подобным звонкам.
— Добрый вечер. Я могу поговорить с Анатолием Ивановичем?
— Добрый, подождите немного, он сейчас подойдет.
— Толя, тебя к телефону…
Из-за закрытой двери ванной комнаты послышалось приглушенно:
— Кто там звонит?
— Женщина какая-то! Просит тебя к телефону…
Уже пару часов майор Барков сидел в темной ванной и печатал фотографии. Свет красного фонаря падал сверху, освещая стол, фотоувеличитель, разномастные коричневые кюветки с растворами, толстую пачку глянцевой фотобумаги. С бельевых веревок, протянутых над ванной, свисали рулонами ленты проявленных пленок. Сейчас Анатолий как раз полоскал в закрепителе снимок, придерживая его за белый краешек пинцетом. Сын, Аркашка, в летних шортах и босиком, тащил куда-то за шкирку упирающегося пса…
Фотографировать Анатолий начал еще в Высшей школе. Но серьезно увлекся этим лишь после рождения сына. Хотелось запечатлеть буквально все подвиги растущего чада, кормление кашей, купание в детской ванне на кухонном столе, у новогодней елки, на прогулке.
Ему нравилось не только снимать, но и проявлять, и печатать — смотреть, как медленно появляется на белом листе бумаги, опущенной под слой жидкости, смеющееся лицо сына…
Снимки у Баркова получались неплохие. В них были живость, непосредственность и радость.
Но, сейчас работу пришлось отложить. Подойдя к телефонному аппарату, стоявшему на кухне, он поднял лежавшую рядом трубку:
— Слушаю Вас.
— Надеюсь, представляться не стоит, Анатолий Иванович? — раздался в трубке шутливый голос Гали.
— Ты в Москве? Когда приехала?
— Я с Грифом говорила. Ну, скучает, понятное дело, тоскует без меня. Анатолий нетерпеливо переложил трубку из левой руки в правую:
— Ты о главном давай. Не тяни.
— Ну, так вот главное — он вот-вот будет допущен к… работе.
— Это очень хорошая новость. Прошу, намекни ему, чтобы он звонил только из города. Ты поняла? В телефонных разговорах с ним не называй его по имени. Нам очень важно знать, когда, число, месяц он сядет за свое «рабочее место». Жду от тебя хороших вестей. Завтра обязательно встретимся, нужно обсудить последние новости. У тебя на западном фронте все спокойно?
— На западном фронте без перемен. Пока.
Глава 10
В офицерской столовой Московского управления щи суточные и котлеты с макаронами хорошо уплетались под анекдоты. Каждый знал не один десяток и старался рассказать самый смешной. Ну, например.
— В ЦРУ озабочены частыми провалами забрасываемых агентов в СССР. Аналитики приходят к выводу, что хромает подготовка и в первую очередь языковая. Агенты разговаривают как дикторы, без ошибок. Разрабатывается новая учебная программа, в которую входит углубленный курс изучения местного колорита. Готовят агента по этой новой программе и забрасывают в лесные районы Белоруссии. Агент успешно приземляется, закапывает парашют, надевает телогрейку, ушанку, на ногах стоптанные кирзачи. За спиной рюкзачок. Выходит на большак. Навстречу ему идет бабуля с палочкой. Агент подходит к старухе и говорит:
— Бабусь, скажи-ка мне как доколдыбать до сельсовета, напрямки?
— А я тебе не скажу — отвечает старуха и берет клюку наперевес.
— Это почему же? — удивленно спрашивает агент.
— А потому, что ты американский шпион?
— Это почему же — еще больше удивлен агент.
— А потому, что ты негр — отвечает старуха.
А вот другой анекдот:
В одном ресторане встречаются ребята из КГБ и vis-a-vis из ЦРУ. Американцы восхищаются операциями КГБ:
— Ну, вы молодцы… Крепко задали нам во Вьетнаме. В Венгрии тоже нам насолили. В Чехословакии поставили заслон… Но, как же вы Польшу проморгали?
— А в каком месяце это было? — спросил один из чекистов.
— В сентябре, — отвечают цэрэушники.
— А…. Так мы тогда на картошке были.
Отсмеявшись, коллеги заметили вошедшего Анатолия.
— Толь! Иди к нам! Чего расскажем!
Анатолий лишь вежливо махнул рукой и прошел мимо.
— Куда это он?
— Да к Тулину вон. Дело какое-то…
И коллеги, забыв об Анатолии, вернулись к анекдотам.
Генеральская столовая располагалась на первом этаже голубого особняка. Это было очень удобно для руководства управления. Правда, под столовую приспособили какое-то узкое, как пенал, помещение. Посредине стоял стол на восемь человек, всегда покрытый белой скатертью. Для стульев едва оставалось пространство. За столом каждый имел свое постоянное место. Во главе, было место начальника управления генерал-лейтенанта Крутова, справа от него сидел его первый заместитель. Высшее руководство обслуживала официантка, которая не могла протиснуться вдоль стены, когда обедающие уже сидели. Поэтому, блюда передавали из рук в руки — сначала Крутову, потом всем остальным. Генералы в те времена были скромные, к комфорту непривычные и к этим неудобствам относились философски. У входа в пенал стоял столик с телефоном на случай срочной связи. Здесь же стоял поднос с парой бутылок минеральной воды и несколько граненых стаканов. Обедали обычно в 14.00. В то же время за столы в офицерской столовой садились и начальники отделов с замами.
Генерал Крутов пользовался колоссальным авторитетом в КГБ и далеко за его пределами. Среднего роста, коренастый, крепко сбитый, с сильным рукопожатием. Хитрый прищур глаз, аккуратно зачесанные назад волосы, безукоризненно выбритый подбородок. Военная форма, которую он одевал только по праздникам, сидела на нем, как влитая. «Иконостас», которому мог бы позавидовать любой армейский военачальник. Три ордена Ленина, боевые ордена, в том числе иностранных государств. Генерал руководил московским управлением пятнадцать лет. В столице и области иностранные разведки чувствовали себя, как на раскаленной сковороде. Это была заслуга, в том числе, и дружного коллектива московского управления. Сотрудники управления часто ездили по стране в служебные командировки. «Я из московского ЧК» — служило паролем к доступу в кабинеты руководителей республиканских КГБ. Чекисты, прошедшие школу Крутова, были нарасхват в центральном аппарате КГБ. Многие из них со временем, выросли в начальников крупных подразделений КГБ и сами дослужились до генеральских погон. Проштрафифшихся сотрудников он никогда не освобождал от наказания, но, наказание, скорее было горьким лекарством, чем розгой. Добившиеся выдающихся результатов, неминуемо поощрялись начальником управления, или, «с его подачи», руководством Комитета.
