Шамиль Идиатуллин - За старшего
Когда конфликт исчерпался, не начавшись, да еще к месту событий подгреб левый мужик, пришлось устроить явление народу с последующим обострением обстановки. Ход был нечистым — раз решил все сделать чужими руками, высовываться не следовало. Но условия диктовали.
Фигню диктовали, к сожалению. Костя усердно обострял, совал Неушеву гопам в пасть и чуть ли не в штаны — а эти тюти моргали да переглядывались нерешительно. Осталось идти на верный и выносить под удар морду, любимую и неповторимую. Ладно удар оказался хоть и поставленным, но не смертельным. Да и сам Костя не разучился подставляться так, чтобы страшным был только звук. Верный не помог. Гопы оказались не хищниками, которые от запаха крови дуреют и кидаются, а слизняками, которые ойкают и расползаются.
Удар по морде, спасибо ему хотя бы за это, дал старт плану Б. Это нормально, человеческий организм в парном режиме так и работает. И вот по этому плану Костя с Гульшат помчались, как в шелковых пижамах по атласной простыне. Сейчас проверим, действительно ли атласная, подумал Костя и судорожно выдрал себя из чрезмерной увлеченности процессом. В парном режиме нельзя было вваливаться под консьержкины глаза. И нельзя было открывать дверь в квартиру, не приготовившись по полной.
Костя понимал, что подготовка выглядела чрезмерной. Не бывает девушек без таблеток. А эта девушка третий месяц не выходила из депрессии, принимавшей самые различные формы. На каждую из этих форм приходился отряд отважных медикаментов. Таблетки не бриллианты, но с девушками дружат массовей. В любой девушкиной квартире найдется необходимое для достойных проводов. Но лучше не рисковать.
И сделать так, чтобы аптекарь не запомнил, а таблетки не насторожили следствие излишней свежестью. Сделаем.
Чувства отключил, быстро. Вот так. Это объект. Симпатичный, считающий себя несчастным, но объект. Помеха на славном пути и дочь врагов России. Можно проще: бессмысленная девка в бессмысленной депрессии. В депрессии девки выкидывают самые разные номера. В том числе смертельные.
Как было сказано, не любил Костя заниматься такими вещами — но тут уже не до любви. Вернее, как раз до нее, не после. После никак нельзя — экспертиза установит, начнет искать партнера и обстоятельства его появления и исчезновения.
На фиг. Все будет тихо и целомудренно.
Костя, глядя обещающе, как Мишка учил, сказал, не парясь, его же формулу: «Чай без церемоний пить — отчаяться», выслушал встречный лепет, мягко подтолкнул, посмотрел нужным взглядом вслед — женщины такие вещи спиной, так скажем, чувствуют, — и пошел искать аптеку. Сквозь снег и ветер, которым точно дверцу открыли. А как потом сквозь консьержку пройти незамеченным, уж придумаем.
Пару ближних аптек Костя отмел: могут проверить, а аптекарша вдруг вспомнит позднего покупателя. Еще одна оказалась закрытой, несмотря на подмигивающую вывеску «24».
У следующей кучковались явные наркоши. Значит, аптекарь стучит ментам. Не надо нам такого.
Костя вышел на широченный темный проспект Химиков, посмотрел, щурясь от снежной крупы, по сторонам и не увидел ни аптек, ни магазинов. Цепочка высоток с почти не горящими окнами по обе стороны, и далеко справа — придавленный черным небом сноп огней. По карте, которую Костя вызубрил накануне, там был пафосный кинотеатр. Поход до него — минус пятнадцать минут. Примерно столько же — минус пятнадцать, в смысле, — было на термометре. Весело, если и сила ветра такая же, подумал Костя и понял, что отстудил мозги, раз мягкое с кислым складывает. Обойдемся без драгшопинга: коли у объекта своих таблеток не найдется, то поясок или лезвие сыщутся наверняка. Костя поежился и пошел обратно — по длинной дуге.
И выбрел на зеленый крест, тускло подсвечивавший крайний подъезд стандартной панельной девятиэтажки. Забавно, что крест, и забавно, что в жилом доме — с учетом поголовья нехристей и торговых павильонов оба декоративных решения выглядели спорно. Но нам-то пофиг, если местных это не смущает.
Несмущенные стояли в нескольких шагах от освещенного пятачка в количестве двух штук. Чулманск никогда не спит. Парочка что-то терла, почти сросшись головами. А, в телефоне ищет. Новый вариант вместо блондинистой шмары, не иначе. Ведь это те самые застенчивые гопы. Смешно, подумал Костя. Бог все-таки не фраер.
Костя, подумав, решил, что пусть чуханы сами выберут, и пошел к крыльцу, неспешно поскрипывая нападавшим снегом. Чуханы выбрали. Мордастый покосился на Костю, поднял голову и с искренней радостью сказал:
— Гля, кто пришел. За добавкой, сынок?
— Да не, ребят, какая добавка, я наоборот, — рассудительно начал Костя, приближаясь, и ударил на подшаге и выдохе.
Мордастого в челюсть, еще шаг, длинному ногой в голень, когда тот согнулся — кулаком в висок. Два шага к мордастому, не шевелится — все равно мыском в нос, на память. Дыф-хлоп. Потекло.
Оба валялись в снегу, как подарочные пистолеты в обитой белым бархатом коробке. Бок был в порядке — разок резануло и обратно легло. Костя снял перчатки, озабоченно осмотрел ноющие костяшки, кивнул и пошел принимать свой крест, зеленый и успокоительный. Да не дошел. У самого крыльца остановился и быстро обернулся, вскинув руки.
Ерунда, показалось. Пистолетики не шевелились и не должны были шевелиться еще минут пять. Авось не отморозят ничего. А кроме них никого во дворе не было.
Нет, был кто-то. Метрах в тридцати от железной горки на детской площадке оторвалась фигура, темная от темного, и быстро пошла к дальнему выходу со двора. Костя смотрел вслед. Под фонарем, упершим голубоватый конус в заснеженную и проржавевшую «девятку», фигура споткнулась и на миг ступила в освещенный круг. Чтобы обернуться среднего роста мужиком в темно-синей куртке, очень знакомой. Обернуться в обоих смыслах: мужик бегло, но все равно заметно зыркнул через плечо и пошел дальше.
Костя вспомнил зырканье и куртку. Этот самый перец заставил его из укрытия выпрыгнуть, когда он гопов на Неушеву натравил. Подъехал вроде как девку защищать, сказал гопам что-то быстрое и отвалил — ровно так же зыркнув на Костю.
Он с гопами вместе, что ли? А теперь за подмогой побежал?
Или, наоборот, гопов пас, бог уж знает зачем, а теперь понял, что пасти временно некого?
Костя помахал дяде ручкой, надеясь, что тот заметит. Дядя не заметил и скрылся за домом. Костя задумчиво посмотрел на дверь аптеки, потом на гопов, развернулся и пошел к детской площадке. Обошел горку и качели, сделал десяток шагов в сторону, присел, вскочил и торопливо зашагал вслед за пропавшим уже из виду наблюдателем. Судя по следам, наблюдал мужичок не за гопами, а за ним, Костей. Наблюдал долго и умело — раз уж пришел в этот двор. Видимо, вел с самой арки, политой Костиной кровью, и остался при этом незамеченным. Не замеченным Костей, следует подчеркнуть. А Костя вообще-то не хрен собачий.
Вообще-то хрен собачий и безглазый к тому же, оборвал себя Костя и прибавил ходу. Не хватало еще этого дяденьку упустить. Следы зачищать, а не размножать следует. А пока наоборот получается.
Он обогнул дом и с облегчением обнаружил, что мужичок далеко не ушел — чапает в среднем темпе по неравномерно скользкому тротуару.
— Мужик, на секунду! — крикнул Костя. — Слышь, нет?
Мужик не оглянулся и даже аллюр не поменял. Может, впрямь не слышит. Тем лучше. Костя наддал, чуть не обломал копчик об асфальт, но ходу не сбавил. Если карта в голове не врала, мужичку деваться некуда — здесь недостроенная дырка между двумя районами города. Тротуар упирался в проспект Металлургов, за ним пустырь до леса, слева пустырь до проспекта, забыл, а, Автомобилестроителей, сучок, а не город, а справа — размахнувшаяся на квартал стройка. Ну иди в лесок, иди, родной, подумал Костя.
Родной не пошел в лесок. Он, не оглядываясь, уверенно так, свернул на дощатый настил и постучал по нему к стройке. Живет там, что ли? Странно — ни на строителя, ни на бомжа не похож.
Костя ненадолго замер, потом сообразил, что, с одной стороны, объект может и затеряться — ищи его потом в ночи среди кранов, бытовок и бетонных пролетов. А с другой — дядька определенно не полицай и не иной субъект закона об ОРД.[11] Так что нагонять его можно и остро необходимо. Нагонять, брать за шею и задавать различные вопросы. Тут и выяснится, наконец, о какой след Терлеев споткнулся. Пасет меня — значит, что-то знает. Других знающих вокруг нет — значит, от него косяки и падают. Значит, перестанут падать.
Костя пробежал, почти не скользя, по мосткам, уперся в освещенные прожектором запертые ворота, вышел из света и подлез под отогнутую сетку. Ноги вязли в песке, из которого узорчатые шины грузовиков настроили игрушечных кварталов на кукольный мегаполис. Площадку мог охранять сторож, но убегающий не ховался, ну и мы не будем. Где вот его искать — в бытовках, что ли?
