Роман Ким - Тайна ультиматума. Повести и рассказы
Донахью разлегся на диване.
— Чепуха. Если бы догадались, то не ходили бы по очереди в бар. Просто решили быть осторожными, потому что приближаются к американским берегам. Не надо преувеличивать достоинства японских разведчиков: у них явно дутая репутация. Все эти разговоры о том, что японские шпионы действуют вовсю и в Америке, и на Филиппинах, и в южных морях, сильно преувеличены. Мы сами себя пугаем и дезориентируем.
Уайт покачал головой.
— А я считаю очень опасным такое отношение к японской разведке. У нее богатый опыт. Уже в пятнадцатом веке в Японии разработали теорию разведки и привели в стройную систему все типы агентурных комбинаций, в том числе и…
Донахью перебил его.
— Это все азиатские первобытные приемы. Самурайская разведка вполне соответствовала вооружению самураев — мечу и луку. Все это устарело и может произвести эффект только на тибетских пастухов и каких-нибудь ботокудов.
— Весь мир знает о том, как ловко работали японские шпионы накануне русско-японской войны.
— Эту легенду распространили сами русские, чтобы как-нибудь смягчить впечатление от их скандального поражения.
Уайт покачал головой.
— Все-таки как просто получилось… Хваленые японские разведчики — и так легко дали себя обыграть.
— Вся история разведки заполнена такими случаями, — сказал Донахью. — Даже самые умные и хитрые разведчики сплошь и рядом остаются в дураках и, в свою очередь, одурачивают других.
— На этот раз очко в нашу пользу. Теперь очередь японцев. На чем же они подловят нас?
Донахью пожал плечами.
— Если бы боксеры знали заранее, куда их ударят, пришлось бы отменить навсегда этот вид спорта. Вся прелесть разведки заключается в том, что ты не знаешь, какую пакость готовит тебе враг.
Уайт взял с полочки японскую книжку и стал ее перелистывать.
— Между прочим, я познакомился с японочкой, — сообщил он. — Она студентка, учится на медицинском, американская подданная.
— Откуда она?
— С острова Оаху. Сейчас едет в Окленд к знакомым.
— Наверняка японская шпионка. — Донахью подмигнул. — Очевидно, ей приказано следить за тобой. А всех толковых шпионов японцы бросили против настоящего противника, противника номер один, то есть против России.
— По-твоему, Япония не собирается воевать с нами?
Донахью энергично мотнул головой.
— Ни в коем случае. И особенно сейчас. Вчера в салоне я слушал радио. Немцы уже полностью разгромили русских в Белоруссии и пошли к Смоленску. Генерал Кроули из Сингапура, с которым я вчера играл в бридж, говорит, что русские сложат оружие через месяц, не позже. И тогда японцы двинутся на Сибирь. Поэтому им надо как можно скорей выбраться из китайской трясины. — После паузы Донахью добавил: — Скоро мы начнем с божьей помощью расшифровывать все японские телеграммы и окончательно убедимся в том, что японские генералы повернулись к нам задом и смотрят в сторону Урала.
Уайт подошел к карте на стене.
— Итак, две трети пути пройдено, путешествие близится к концу.
Донахью усмехнулся.
— Ты говоришь об этом с явным сожалением. Японочка, очевидно, запала тебе в душу. Будь осторожен с ней.
Вашингтонская «магия»
18 июля 1941 года
Морской атташе — маленький, одетый со строгим изяществом, в английском духе — усадил Терано и Идэ в кресла у окна, выходившего на Массачусетс-авеню.
— Представляю, как вы измучились… — атташе покачал головой, смазанной бриллиантином. — Не только физически, но и душевно, круглые сутки в нечеловеческом напряжении. Помню, лет десять назад меня посылали в Рим с одним пакетом. Мы срочно меняли шифры…
— Я слышал об этой истории, — сказал Идэ. — У морского атташе пропали документы, и ему пришлось…
— Да, он застрелился. И мне надо было ехать транссибирским экспрессом, потом через Москву и Берлин. Это было ужасное путешествие. Особенно когда ехал по Сибири. Целых десять дней ни одной спокойной минуты. До сих пор вспоминаю и вздрагиваю.
— В Риме все произошло из-за учительницы языка, — бесстрастным голосом произнес Идэ. Он мог винить только самого себя.
Морской атташе пошевелил усиками.
— А с вами ехали красавицы?
— Какие-то ехали, — Терано махнул рукой. — Но нам было не до них.
Атташе наклонился вперед и шепнул:
— А Акияма находился далеко от вас?
— Какой Акияма? — удивился Терано.
Идэ тоже сделал недоумевающее лицо. Атташе обвел взглядом обоих и шепнул:
— Не знали?
— Что случилось? — Терано тоже перешел на шепот. — Я знал Акияма, который работал в Джакарте по линии специальной службы.
— Он самый. Но это… — атташе сделал многозначительную паузу, — строго между нами. Он ехал с вами на одном пароходе. В числе пассажиров были два американских дипкурьера, они везли почту токийского посольства и харбинского генконсульства. В пути они свели знакомство с двумя очаровательными итальянками из шанхайского ночного клуба и не смогли устоять… Короче говоря, Акияма провел операцию.
— А кто эти дипкурьеры? — спросил Идэ. — Военные?
— Нет, чиновники государственного департамента. Среди взятых документов оказались копии нескольких телеграмм, отправленных американским посольством в Токио государственному секретарю. Одна из них довольно любопытная. Относится к началу этого года.
— А мы не перехватывали ее в свое время? — спросил Идэ. — Наш четвертый отдел…
— Нет, она нам была неизвестна. Очевидно, прошла по коду, который еще не удалось раскрыть аналитическим путем.
Морской атташе прошел в соседнюю комнату и открыл небольшой сейф в стене, вынул кожаную папку, извлек из нее листок и передал Терано. Тот прочитал и показал Идэ.
На листке был напечатан текст телеграммы, переведенной на японский язык:
27 января 1941 года
Из Токио, от посла Гру
В Вашингтон, государственному секретарю [9].
Перуанский посланник в Токио сообщил чиновнику нашего посольства о том, что ему удалось узнать не только от японской стороны, но и из других источников о наличии намерения у Японии в случае разрыва отношений с Америкой неожиданно напасть на Пёрл-Харбор, бросив все силы и технику на проведение атаки. Сам перуанский посланник считает эти слухи абсурдными, но тем не менее счел нелишним уведомить о них одного из моих подчиненных.
Терано покрутил головой.
— Выходит, что уже пронюхали. Наверно, наши дипломаты выболтали.
— Ничего страшного. Перуанский посланник не придает этому слуху никакого значения. И сам Гру, по-видимому, тоже не верит. В прошлую субботу германский морской атташе сказал мне, что недавно он имел откровенную беседу с видным американским адмиралом в отставке, близким к Белому дому. Тот заявил: японцы никогда не осмелятся напасть на Пёрл-Харбор — только сумасшедшие могут решиться на это.
Терано и морской атташе засмеялись.
— А еще что-нибудь интересное взяли? — спросил Идэ.
— Докладную записку Гру — его соображения относительно уступок, которые американская сторона могла бы сделать нам. Очень ценный документ. Акияма сделал хорошее дело.
— Кроме этих итальянок, еще кто-нибудь помогал ему? — спросил Терано.
— Один человек из штата пароходной прислуги. Стюард.
— Стюард? — переспросил Терано и посмотрел на Идэ. — А какой национальности?
— Подождите минутку, спрошу, освободился ли посол. Он с утра заперся у себя.
Морской атташе вышел из комнаты. Терано шепнул:
— А не тот ли стюард-филиппинец, который был в нашем коридоре? Со сплющенным носом?
Идэ наклонил голову и со свистом втянул воздух.
— Я несколько раз замечал, как он ходил взад-вперед по коридору… Мне показалось это подозрительным.
— Получается, что он наш человек. Ему было приказано помогать Акияма и заодно охранять нас.
Идэ кивнул головой.
— А нам об этом не сказали, чтобы мы не успокаивались.
В дверях показался морской атташе и пригласил Терано и Идэ пройти к его превосходительству.
Посол, адмирал Номура, несмотря на служебное время, был одет по-домашнему — в ночной халат. Он сидел за массивным столом из черного полированного дерева. Перед ним лежали продолговатые листки шелковистой бумаги, на них были начертаны китайские изречения и стихи — посол занимался каллиграфией.
Морской атташе подошел к столу и замер от восхищения:
— Хо-о… изумительно! У вашего превосходительства настоящий сунский стиль!
Посол поправил очки и прищурил единственный глаз.
— Ты ничего не понимаешь. Это тебе не покер. Раньше у меня получалось кое-что, а теперь нет силы в росчерках. Не тот взмах кисти. Прошу сесть.