Татьяна Сытина - Конец Большого Юлиуса
— Во флигеле! — шепнул Берестов, не шевелясь. — Похоже, комната окнами на ту сторону выходит. Пели там, по звуку определил. Первый этаж. Обязательно надо на той стороне поставить, может уйти в окно.
— Сделаем, товарищ капитан! — шепнула тень. — Вам полковник велел срочно в отдел ехать. Машина в конце улицы стоит во дворе дома № 4. Все будет в порядке!
— Сколько вас прибыло?
— Хватит! — заверила тень. — Окружим вниманием со всех сторон!
— Как Захаров?
— Плохо! Нет, товарищ капитан, он от нас больше не уйдет. Езжайте спокойно!
Вера и ее комната не понравились Гореллу. Комната была стиснута со всех сторон соседями. Стены ее пропускали голоса. В коридоре все время возились дети и проходили взрослые. Горелл чувствовал, что его посещение привлекло внимание всего дома; он жалел, что пришел.
И прежде чем уйти, он решил увериться, не следят ли за ним, обошел двор, заглядывая в темные углы, всматриваясь в тени.
Оглядел кучу бревен, сваленных возле флигеля.
Вокруг было тихо и безлюдно.
Горелл вышел за ворота.
Начинало светать. Мрак выцветал в деревьях, дома и предметы словно слабо светились в полумраке.
Горелл пошел по улице.
Жаль, что не мог видеть в этот момент капитан Захаров, как его товарищи «провожают» Горелла! Очень уж здорово на этот раз у них получалось.
Жаль, что не видел полковник Смирнов своих работников в эту тревожную, трудную ночь. У него отлегло бы от сердца.
Улица была пуста.
По ней шел только Горелл.
Для него жизненно важно было определить сейчас, нет ли за ним преследователей. От этого зависели все его дальнейшие планы и поступки, судьба дела и, надо прямо сказать, его собственная, бесценная жизнь.
Несколько раз он останавливался, всматривался и прислушивался.
Дважды он применял безошибочный способ проверки. В первый раз перепрыгнул через забор и не побежал, а прильнул глазами к щели в досках и долго вслушивался в дыханье пустой улицы.
Нет, он был один. Ни звука, ни тени!
Второй раз он скользнул в ворота и опять долго вглядывался и вслушивался.
Решительно он был один в это белое глухое утро.
Он вышел из ворот и теперь уже пошел ровным шагом человека усталого, с удовольствием возвращающегося домой, на отдых.
А по пятам за ним шли люди в отвратительно влажной от колоссального напряжения мускулов одежде, готовые идти так, если понадобится, много часов и дней, пока не сменят товарищи или не будет дано распоряжение выйти врагу навстречу и навсегда отрезать ему отступление.
Неверно было бы сказать, что Миша Соловьев в эти напряженные для его товарищей дни ничего не делал или выполнял незначительные поручения.
Он работал много и старательно, но все, что он делал, не имело никакого отношения к Гореллу. Смирнов точно забыл о юноше. Напоминать о себе было бесполезно, и Соловьев решил, что он неудачник и что жизнь его в основном испорчена.
— Младший лейтенант! — сказал Смирнов, вызывая к себе Соловьева однажды утром. — Отправляйтесь по этому адресу и привезите ко мне товарища Кубикова, Игоря Александровича.
По дороге Игорь Александрович непрерывно говорил, и все, о чем он вел речь, было ново и интересно для Миши. И в самом облике Кубикова было что-то очень молодое, подкупающее.
Они приехали на квартиру, где должно было произойти свидание Кубикова и Смирнова, рано и еще около получаса сидели вдвоем. Вместе с полковником Смирновым прибыл человек, при виде которого пушистые светлые брови Кубикова взметнулись кверху, и он восторженно заулыбался.
— Да, да вы хорошо знакомы! — торопливо сказал Смирнов, заметив выражение лица Кубикова: — Тем лучше, мне не придется представлять вас профессору Короткову.
— Здравствуйте, Игорь Александрович! — тихим мягким голосом произнес Коротков.
— Товарищи, мы очень ограничены временем и поэтому едем сразу на место, без всяких предварительных разговоров… — сказал Смирнов. — Михаил Петрович, — обратился Смирнов к Соловьеву, — вы отправитесь с нами. Возьмите у моего шофера чемодан и не расставайтесь с ним. Он понадобится на месте. Едем, товарищи.
Когда они вышли из машины у Петровских ворот и направились к Эрмитажу, они показались бы любопытному прохожему людьми, решившими посетить дневной сеанс в кино. Кубиков рассказывал Короткову какой-то новый анекдот, тот смеялся, смущенно поглядывая на полковника, а Смирнов с интересом разглядывал новое здание, только что освободившееся от лесов у Петровских ворот.
Когда дошли до Эрмитажа, Смирнов неожиданно свернул к арке сада, Миша с довольно тяжелым чемоданом в правой руке, не останавливаясь, проследовал за полковником. Кубиков и Коротков нерешительно затоптались было, переглядываясь, но к ним подошел человек, рассматривавший афиши у входа, и, улыбаясь, быстро сказал:
— Не задерживайтесь, товарищ Коротков! Проходите, пожалуйста!
Коротков и Кубиков переглянулись и заспешили, нагоняя Смирнова.
Полковник прошел по аллее, огляделся, выбрал свободную скамейку и сказал садясь:
— Отдохнем, товарищи, несколько минут! Ну и жара стоит! Исключительная я бы сказал. Вы легко переносите жару, Игорь Александрович?
Кубиков не успел ответить, потому что Смирнов, заметив что-то, одному ему понятное, у входа в сад, поднялся со скамейки и сказал:
— Извините, Игорь Александрович. Но пора идти дальше…
Они еще раз остановились, зайдя в подъезд, и там к Короткову и Кубикову присоединился еще один человек, который впоследствии оказался прокурором района.
Миша и Смирнов ушли, Коротков, Кубиков и прокурор молча ждали. Наконец, в подъезд вошел человек в штатском и торопливо сказал:
— Идите, товарищ! Только держитесь свободнее, вроде знакомых пришли навещать, одним словом!
Они поднялись на третий этаж, и в тот момент, когда Коротков, оказавшийся впереди, поставил ногу на площадку лестницы, одна из трех дверей, выходящих на площадку, открылась, и Миша Соловьев, молча кивнув Короткову, предложил войти.
— А я ждал, что за дверью окажется человек в маске! — с нервным смешком сказал Кубиков.
— Тише, Игорь Александрович! — остановил его Смирнов, оказавшийся на пороге передней. — Прошу входить, товарищи, и не отвлекаться посторонними разговорами. У нас мало времени!
Обеденный стол Юли был отодвинут к окну, на полу, где стояли ножки стола, Миша сделал отметки мелом. Освободившееся пространство пола он накрыл белой простыней и поставил на простыню два небольших кожаных чемоданчика, напоминающих те, с которыми ходят балерины и футболисты. Чуть поодаль от них стоял третий чемодан, который Миша принес из машины. Теперь он был раскрыт и в отделениях виднелись инструменты, коробки с материалами, электрический паяльник, приборы.
— Товарищи, — обратился Смирнов к Короткову. — Мы сейчас покажем вам один прибор и комплект взрывчатки к нему. Нужно, во-первых, определить прибор и, во-вторых, обезвредить взрывчатку. Наш инженер сейчас продемонстрирует вам прибор.
Миша подал Кубикову и Короткову тонкие замшевые перчатки без пуговиц, на резинке. Инженер, толстеющий, седой человек, деловито крякнул, встал на колени на простыню, раскрыл первый чемодан и принялся осторожно снимать черные замшевые футляры с деталей.
— Игорь Александрович! — обратился полковник к Кубикову. — Вы крупный специалист по приборам. Что вы скажете об этой штуковине?
Кубиков молча рассматривал одну деталь за другой.
— Лупу! — отрывисто сказал он, и Миша подал сильную лупу.
Инженер открыл второй чемодан; Коротков сразу потянулся к устройству, подводящему взрывчатку.
— Мина! — сказал он. — И довольно современного образца!
— Это оружие мирного времени! — кивнул Смирнов и невольно усмехнулся.
— Что ж, давайте приступать к извлечению взрывчатки! — сказал Коротков, рассматривая чехол на одном из массивных кубиков. — Игорь Александрович, прежде всего надо изоляционные рубашки приготовить!
— Все, что нужно для работы, находится в нашем чемодане! — сказал Смирнов. — С прибором мы, собственно, уже разобрались. Да и взрывчатку мы бы сумели сами обезвредить. Но вы, товарищи, приглашены как эксперты! Когда-нибудь вам придется выступить на суде и рассказать все, что вы сегодня видели!
— Резцы! — сказал Кубиков, снял пиджак и засучил рукава. Инженер протянул ему ящик с набором электрорезцов.
Смирнов с удовольствием наблюдал за работой Короткова и Кубикова. Теперь он понял, почему Пономарев, рекомендуя их, назвал близнецами. Смирнов понял также, почему самоуглубленный, сдержанный Коротков работает с Кубиковым. Прикоснувшись к прибору, Кубиков как бы на глазах переродился. Он замолчал, Смирнову даже показалось, что он похудел. Но больше всего полковника поразили руки Кубикова. Инструменты, попадая к нему, становились продолжением пальцев, и размеры новой изоляционной рубашки, которую он тут же смастерил, точно совпали с оригиналом, хотя Кубиков не сделал измерений.
