Алексей Нагорный - Я — из контрразведки
— Кто это? — одними губами спросила Лохвицкая.
— Агент, — улыбнулся Марин. — На этот раз мой.
— И вы молчали, — с упреком обронила она, приближаясь к дверям.
— Зачем же тратить слова попусту? — Марин толкнул дверь, она легко поддалась. — Если бы не удалось, я бы взбудоражил напрасно и себя и вас. Это не в моих правилах. — Он выглянул в коридор, там никого не было. — Идемте! — Он взял ее за руку.
— А как же посты, охрана у выхода? — еще не в силах поверить, торопливо спросила Лохвицкая. — У нас даже нет оружия.
— Вы так думаете? —Марин спросил внешне очень сдержанно, но в голосе его явно слышалось плохо скрытое торжество.
Перед дверью, в конце коридора лежал у стены небольшой сверток. Лохвицкая его подобрала и развернула: звякнул набор ключей на круглом кольце, тускло блеснул браунинг. Она щелкнула обоймой — золотом сверкнул верхний патрон. Марин спрятал ключи в карман, отвел ее руку с браунингом.
— Оставьте себе… Просьба: здесь оружия не применять. Если нас арестуют вновь, этот браунинг выведет на владельца. Мне бы не хотелось этого.
— Обещаю, — она профессионально сунула пистолет за корсаж.
До поворота к лестнице дошли без приключений, в коридорах никого не было. Спустились по лестнице. Парадная дверь была открыта и вывела их в переулок. Над городом вставал рассвет. Они находились в одной из самых высоких точек, хорошо видны были многоэтажные дома центра, колокольни соборов и церквей, потом дома уменьшались, словно врастали в землю и наконец превращались в убогие одноэтажные пригороды. Зарябила на ветру пожухшая листва деревьев, по крышам домов медленно двинулась волна света, она теснила тень, и вот уже надо всем Харьковом взошло солнце.
— Нужно спешить. Мы должны выйти из города как можно скорее! — сказал Марин.
Улицы были еще пусты, им пока везло.
— Куда мы идем? — спросил Марин.
— Здесь, недалеко…
Свернули на боковую улочку, потом в переулок. Он был кривой, с пыльными крохотными обшарпанными домишками в два–три окна. Лаяли собаки, истошно орали петухи, в луже, посередине дороги, блаженно похрюкивала огромная свинья.
— Тихо, — сказала Зинаида Павловна, — словно и нет никакой войны. Мне иногда кажется, что дерутся фанатики. Народу нет до нас никакого дела.
— Вы ошибаетесь, — посмотрел на нее Марин. — Времена, когда народ безмолвствовал, прошли безвозвратно. К сожалению, большинство этого народа не на нашей стороне.
— Вы так думаете?
— Уверен. Осуществят или нет большевики те перемены, которые обещают, покажет будущее, а что может предложить народу барон?
— Он опубликовал указ, по которому земля навечно передается тем, кто ее обрабатывает, — сказала Зинаида Павловна.
— Поздновато, — усмехнулся Марин. — Кривошеину и прочим нашим бонзам с этого следовало начинать, и тогда можно было бы еще поспорить с «товарищами». Теперь же они неодолимы.
— Вы эти мысли держите подальше, — посоветовала Зинаида Павловна. — Их и от близкого человека никто теперь не потерпит, а вы в штабе барона будете человеком со стороны.
— Спасибо за совет. Куда мы идем?
— Уже недалеко…
Вышли на Сумскую. По ней уже двигались редкие автомобили, экипажи, шли немногочисленные прохожие.
— Это здесь, — сказала Лохвицкая. — Неплохо устроился «товарищ» Рюн. Вы не находите?
— Что вы задумали? — Марин очень достоверно изобразил беспокойство, хотя давно и безошибочно все понял, обо всем догадался и по дороге к дому Рюна еще и еще раз взвешивал допустимость того, что должно было произойти через несколько минут. «Рюн — враг, — думал он, — это подтверждено неоднократно. Не было суда, не было приговора, но ведь теперь не мирное время и он, Марин, не у себя дома. Сегодня любой закон подчиняется обстоятельствам гражданской войны…»
Дом был совсем недавней, видимо, предреволюционной постройки и изначально предназначался для богатых нанимателей: адвокатов, врачей, протезистов и интеллигентных купцов. У подъезда с двумя львами на тумбах дремал за рулем новенького «рено» шофер в кожаной куртке. Марин торопливо пересек улицу и первым вошел в подъезд. Зинаида Павловна догнала его через несколько секунд.
— Шофер храпит, — радостно сообщила она. — Выматывает работа, правда?
— Вы правы, — улыбнулся Марин.
Квартира номер шесть находилась на втором этаже. В массивной многофиленчатой двери было четыре замка. Марин присвистнул: «Ничего себе!» — и достал ключи.
— Послушайте, что там, внутри… — попросила Лохвицкая.
Марин прижался к дверям:
— Тихо… — он повернулся к ней и перекрестился. — Ну, дай бог, — он сделал это так естественно, не думая, что сам себе удивился, словно кто–то незримый ненавязчиво и незаметно подсказывал ему нужные слова и движения. Он вставил ключ наугад, в средний замок, крутанул, что–то щелкнуло, и двери поползли.
Это была большая барская квартира, комнат, наверное, на десять–двенадцать, никак не меньше. Лохвицкая шла уверенно, безошибочно сворачивая из коридора в коридор.
— Вы были здесь? — не удержался Марин.
— Нет, — ответила она шепотом. — Нет! Чутье, как у сеттера, — вот и все.
Перед дверью в конце коридора прислушались. Марин облегченно вздохнул: отчетливо доносился легкий ритмичный храп. Видимо, Рюн был во власти сладких утренних снов.
Лохвицкая осторожно нажала на створку двери.
— Останьтесь здесь, вы подстрахуете меня в случае чего…
В глубине комнаты, в алькове, раскинулся на огромной кровати в стиле Людовика XVI маленький человек в полосатых ночных кальсонах. Он крепко спал. Зинаида Павловна медленно подошла к кровати, села на стул и долго, не мигая, вглядывалась в лицо спящего. Через его левую щеку шла красная полоса — след от шва подушки. Он разрумянился, из–под аккуратной щеточки усов с хрипом вырывалось сильное дыхание. Зинаида Павловна опустила руку за корсаж. Матово блеснул вороненый ствол браунинга. Спящий пошевелился. Зинаида Павловна осторожно тронула его стволом пистолета и отодвинулась.
— Что?! — приподнялся Рюн. Выражение его лица менялось на глазах. Вначале ошеломленное, потом растерянное, когда же он увидел дуло браунинга, стало ясно, что Рюн едва сдерживает панический ужас.
— За насилие над неповинными людьми, — сказала Зинаида Павловна, — вы приговорены к смерти.
— Нет, — одними губами прошептал Рюн. — Н–н–ет! — На одной нескончаемой ноте завопил он и в то же мгновение негромко хлопнул выстрел, второй, третий…
Рюн поперхнулся, осел, по подушке поползла вязкая струйка крови и тут же впиталась в белый батист наволочки. Зинаида Павловна спрятала пистолет и вышла из комнаты.
— А стоило ли? — с упреком спросил Марин. — Огромный риск.
— Каждый негодяй должен получить возмездие, — жестко возразила Лохвицкая. — А этот — тем более!
Вышли на улицу. Шофер продолжал посапывать во сне. Несколько мгновений Марин раздумывал, потом подошел к шоферу и точно рассчитанным движением сдавил пальцами его шею с двух сторон, под ушами. Выволок из машины, втащил в подъезд, взвалил на плечи и бегом поднялся на второй этаж. Здесь он вошел в квартиру, положил шофера на коврик в прихожей и аккуратно притворил за собой дверь. Он знал: раньше, чем через 20—30 минут, парень вряд ли очнется. Зинаида Павловна уже сидела в автомобиле. Марин включил зажигание и нажал акселератор. Впереди был Севастополь, штаб Врангеля. Впереди было главное…
Примерно через два часа после этих событий в кабинет Дзержинского вошел начальник оперативного отдела Артузов. В руке он держал бланк телеграммы и с трудом сдерживал волнение.
—Вот. Я только что получил это. Читайте… — сказал он с усилием.
—«Рюн убит агентом врангелевской контрразведки Лохвицкой, — вслух прочитал Дзержинский. — Зотов».
Дзержинский положил телеграмму на стол:
—Вы чем–то взволнованы, Артур Христианович?
—Я не совсем понимаю, что же, собственно, произошло?
—По–моему, ничего особенного. Просто Марин выполнил первую часть своего задания. Вы не согласны? — Дзержинский едва заметно улыбнулся.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. У ВРАНГЕЛЯ
Третий день они жили на окраине поселка, в доме связника врангелевской контрразведки. Лохвицкая знала к нему пароль. Во двор выходили только глубокой ночью, подышать. В погребе было холодно и смрадно. От тяжелого запаха гнили Лохвицкую постоянно подташнивало. Хозяин два раза в день приносил еду и подмигивал по очереди: сначала Марину, потом Зинаиде Павловне. Каждый раз он произносил одни и те же слова: «Этой ночью». По его сведениям, части генерала Слащева на этом участке фронта должны были с минуты на минуту перейти в наступление, и вот третья ночь заканчивалась, а белых все не было. Марин начал нервничать:
![Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]](/uploads/posts/books/153335/153335.jpg)
